Меч и плуг (Повесть о Григории Котовском) - Кузьмин Николай Павлович. Страница 4

Покуда начальник штаба мысленно преследовал противника по карте, комиссар Борисов, сидевший за столом напротив, по привычке крутил на палец льняной завиток волос и думал о своем. Перед ним лежал разглаженный лист с донесением Криворучко, кроме того, целая кипа тоненьких брошюр и листовок, несколько номеров местных газет, доставленных в политотдел бригады в Моршанске. «Правда о бандитах», «Что сказал товарищ Ленин крестьянам Тамбовской губернии»… Комиссар вчитывался во все это, чтобы лучше уяснить себе подлинный размах «мужичьей Вандеи» — так недавно назвали антоновский мятеж московские «Известия».

Главарь мятежа относился к числу тех, кого революционные события вынесли на гребень волны. Сын кирсановского ремесленника, он окончил учительскую семинарию, готовясь к работе на селе. Революция 1905 года открыла перед ним возможность выдвинуться. Никакой четкой программы в то время у него не было. Он мало задумывался над глубоким смыслом происходящих событий. Ему пришелся по душе лозунг боевиков-террористов: «Грабь награбленное!» Последовал целый ряд дерзких и кровавых «экспроприаций» («эксов»). В 1907 году веселой разудалой жизни пришел конец: губернский суд приговорил Антонова к многолетней каторге.

Освободила его Февральская революция. В те дни он познал сладкий угар славы, упоительной власти над толпой. Его натура, вынужденная к бездействию в течение каторжного срока, рвалась в водоворот событий.

Тамбовская губерния издавна считалась оплотом эсеров. До революции здесь работали видные лидеры этой партии Виктор Чернов и Мария Спиридонова. Будущее России они связывали с судьбой крепкого, хозяйственного мужика. Россия представлялась им сплошной деревней, лишь изредка в ее однообразную картину, словно камни на песочной россыпи, вкрапливались города с их суетными обитателями. (В той же Тамбовской губернии с населением в три с лишним миллиона человек было всего двадцать две тысячи рабочих. Доля губернии в промышленном производстве страны составляла один процент.)

Как движение, втянувшее в себя широкие массы крестьянства, антоновщина вспыхнула не сразу, она готовилась исподволь и очень тщательно. Еще осенью 1917 года со двора Тамбовской городской управы исчезло три воза винтовок, затем неизвестные ограбили артиллерийские склады. Оружие и боеприпасы были отправлены в лес и там запрятаны. Следующим летом в Кирсанове состоялась конференция эсеров, выработавшая директиву не терять времени даром и, пользуясь создавшейся обстановкой, проникать в советский аппарат на селе: в комбеды, а затем в Советы, в ревкомы и органы ЧК. На конференции говорилось, что борьба за власть предстоит долгая и упорная.

Время требовало решительных людей, и Антонову предложили пост начальника милиции в его родном городе Кирсанове. Как начальник милиции он обязан был вылавливать бежавших с фронта, которыми кишели села губернии. Он же объявил их мобилизованными на торфоразработки, где, пьянствуя, играя в карты, дезертиры дожидались своего часа.

Антонов знал о состоявшейся конференции эсеров. Знал он и о том, что в отдаленной деревушке Пахотный Угол с некоторых пор действует своеобразная «лесная академия», где будущие командиры бандитских полков изучают партизанскую тактику Фигнера, Давыдова, Сеславина. Известно ему было также, что недавно в Пахотный Угол тайно доставлен целый воз пропагандистской литературы — эсеры старались перешибить влияние большевиков на мужика.

— Писаки! — фыркнул товарищ Антонова но каторге Токмаков (впоследствии он стал во главе второй повстанческой армии). — Подумай, Александр Степаныч, целый воз написали! Делать им нечего.

Антонов понимал нетерпение Токмакова. Деревня, недовольная продовольственной разверсткой, волновалась. Там и сям вспыхивали ожесточенные стычки крестьян с продотрядами. Зажиточный мужик заслонял свои амбары грудью и брал в руки топор.

Сподвижники Антонова жадно втягивали знакомый запах крови и нервничали.

— Ну чего, чего они тянут?

Но руководители партии эсеров все еще чего-то выжидали, не отдавали приказа начать открытую борьбу.

Не выдержав долгого бездействия, Антонов сорвался. Сначала с небольшим отрядом он напал на волостной Совет в селе Верхне-Спасское, затем в селе Инжавино уничтожил выездную сессию губчека. Его жертвами стали председатель Тамбовского губисполкома Чичканов, помощник уполномоченного губчека Адамов. Он совершал налеты на кооперативы и коммуны. По всей губернии за ним потянулся густой кровавый след.

По мнению эсеровского руководства, Антонов со своими «эксами» немного поторопился. Но делать нечего, надо было направить его бандитскую деятельность в нужное русло, прибрать к своим рукам. Огонь зажжен и не должен потухнуть. Все же это была единственная реальная сила, способная противостоять отрядам Красной Армии.

— Ну вот, — удовлетворенно приговаривал Токмаков, вытирая шашку, — а то мелют и мелют языками. Слушать тошно.

Этот говорильни не любил.

Вокруг них подобрались такие же, как они, — с бешеным тщеславием и небоязнью крови — Плужников, Ишин, Аверьянов, Селянский, Матюхин, Назаров, народ битый, тертый, не раз сидевший в тюрьме.

Красноармейские части на Тамбовщине в то время были малочисленны, — все силы республики сражались с Колчаком, Деникиным, белополяками. Антоновцы чувствовали себя в губернии привольно. Редкие погони красноармейских отрядов они превращали в забаву. Сменяя лошадей в кулацких селах, банда легко делала переходы по сто — сто двадцать верст в сутки. Вокруг Антонова засиял ореол неуловимости. «Удалой гуляет!» — говорили мужики, прослышав об очередном «эксе». Как правило, следы банды терялись в южной части Кирсановского уезда, где стояли непроходимые леса с болотами и речками, где на островах озер Чернец и Змеиное можно было отсидеться в полной безопасности, а кулацкие села Рамза, Трескино, Криволучино, Каменка давали обильный провиант и фураж.

Эсеры искусно учитывали трудности обстановки. В их крикливой программе нашла отражение психология крестьянина-собственника. Антонов со своими отрядами подавался защитником мужика от жадных рук оголодавшего городского пролетария.

Обманутое крестьянство шло в отряды Антонова еще и под влиянием перегибов советских органов на селе. Суровые методы разверстки накаляли обстановку в уездах, и этим пользовались враги, проникшие в советский аппарат. Продкомиссар в Тамбове Гольман санкционировал жестокие поборы в деревнях, а к тем, кто выражал недовольство, применял репрессии.

Симпатии крестьян привлекала и показная щедрость Антонова: на митингах в деревнях он разбрасывал штуки сукна и ситца, награбленные в кооперативах.

По мере того как ширилось восстание, росли и надежды антоновского штаба. В 1919 году Антонов делает попытку связаться с Деникиным. В Урюпино его представители встретились с командиром Второго казачьего корпуса. Однако Деникин не торопился заключать союз с «мужичьем». Его войска взяли Орел, а казачьи разъезды уже маячили под Тулой. Разгром Добровольческой армии утешил оскорбленное самолюбие Антонова. В те дни он получил из Парижа личное послание «мужичьего министра» Виктора Чернова. Из своего парижского далека эмигрант выдвинул лозунг: «Светлое единение всего трудового крестьянства в борьбе с насильниками большевиками». Особое место в наставлениях «министра» отводилось политической работе среди крестьянства. Именно тогда был создан так называемый «Союз трудового крестьянства» (СТК), широко разветвленная организация. На тайных сходках выбирались сельские, волостные и уездные комитеты, затем делегаты уездов собрались на конференцию и выбрали губернский комитет СТК. Штаб губкома СТК расположился в богатом селе Каменка. Здесь Антонов и провозгласил восстание против Советской власти.

За один месяц после объявления войны бандиты убили более двухсот продработников. Было уничтожено шесть миллионов пудов хлеба — четырехмесячная потребность Москвы и Петрограда. Подвоз хлеба в пролетарские центры резко сократился.

(Нынешней зимой, в январе, в клуб бригады пришли московские газеты, и на третьей странице «Правды» Борисов прочел сообщение «От комиссии по снабжению столиц при Совете Труда и Обороны»: