Картограф (СИ) - Комаров Роман. Страница 18

«Вязь, вязь, вязь, - бессмысленно повторял Филя, катая слово во рту. - Вязь... зязь... Витязь».

Сомнений не было. Это была стрела для Вити. Лягушка полезла за ней в сено, но вытащить не успела. До чего разумное животное!

Филя вернулся в дом, где Витя пристроил лягушку на блюдечке возле чайника и ворковал над ней, как мать над младенцем.

- У меня для тебя кое-что есть, - сказал Филя и протянул ему стрелу.

- Где ты это взял?

- В сене. Там, где сидела лягушка.

Пораженный, Витя молча рассматривал стрелу.

- Это она, - пробормотал он. - Заговоренная стрела! Осталась только карта, и все...

- Что все?

- Все, - тупо повторил Витя. Больше за вечер он не сказал ни слова. Со стрелой он не расстался и на ночь. Филя помыкался-помыкался и лег на тюфяк спать, где незамедлительно уснул, усталый и впервые за эти дни довольный собой.

Буквоед

- Ты чего нервный? - спросил Витя, когда Филя опрокинул вторую по счету чашку с кофием. На белоснежной скатерти расплылось пятно. Варвара Михайловна с тихим вздохом присыпала его крупной солью и начала потихоньку убирать посуду со стола.

- Почему они молчат? - в тоске заломил руки Филя.

- Кто?

- Полиция. Как ты думаешь, они ищут Настеньку?

Витя раздумчиво повертел в руках кусок сахара и ловко бросил его в рот.

- Ищут-то они ищут, только вот едва ли найдут. Знаешь, сколько в Бурге народу живет? Миллион, а то и больше! А если считать села, типа нашего, так и все пять миллионов будет.

- Но ее же кто-то должен был видеть! Дворники, соседи. Опросить нищих, попрошаек всяких, они целый день на улице.

- Тебе бы в сыщики пойти, - усмехнулся Витя. - Может, этот твой краб в бегах, скрывается? Окопался где-нибудь и ищи-свищи ветра в поле. А если он совсем краб, как ты говоришь, так мог и в заливе укрыться. Отковырнул льдину и бултых!

- О нет! - вскричал Филя, живо представляя, как исчезает в темной пучине Настенькина голова. Нет, нельзя в это верить, иначе случится! Надо быть стойким, сестра хотела бы видеть его таким.

- Да шучу я, шучу, - сказал Витя. - Ты, брат, поезжай в участок, пни их как следует, а то они разведут тягомотину, не дождешься.

- Точно! - воскликнул Филя. - Поеду. Подвезешь?

- Без проблем.

И они поехали в участок. Уже сидя в Витином автомобиле, Филя вспомнил, что дал стряпчему неверный адрес. Он-то думал, что будет жить у тетки, на Пушкина, а вышло так, что заселился в Малярово. Кто бы его там разыскал? Дурья башка, надо было раньше сообщить! Как это он не догадался? Все нервы, суета, губ дрожанье.

За пару кварталов до участка Витя остановился и сказал:

- Вылезай, дальше не поеду.

- Боишься? - спросил Филя, безнадежно пытаясь натянуть на уши картуз.

- Ничего я не боюсь. Просто у меня дела в другой стороне. Ну, вылезай скорее, чего расселся!

Филя улыбнулся и выскочил на мороз.

В участке, как и в день приезда, яблоку было негде упасть. Пара дворников волокла по коридору обросшего вшивого бродягу, который горланил запьянцовскую песню. Порхали стряпчие с кипами бумаг. Треск телефонов, неумолкаемый гомон, стоны, доносящиеся из подвала, - все это сливалось в симфонию благодатного полицейского делопроизводства. Филя присел на стульчик и принялся ждать, когда на него обратят внимание. Он сидел долго, не меньше двадцати минут, пока его не окликнули.

- Филимон! Что ты здесь делаешь?

- Ромэн Аристархович, - обрадовался Филя. - Сколько лет, сколько зим!

Ромэн Авдеев, немолодой, лысеющий следователь, задушевно обнял Филю.

- Ты давно ли приехал? - спросил Авдеев, вертя Филю, как тряпичную куклу. - Какой стал, не узнать! Похудел, возмужал. Как Настенька?

Филя поник:

- Именно поэтому я и здесь. Ромэн Аристархович, беда случилась. Настеньку похитили.

- Как?! Кто? Пойдем ко мне в кабинет, расскажешь. Будет тебе, не плачь, ты же парень! Вот, возьми мой платок, он чистый.

Филя всхлипнул и принял платок.

Управа занимала нижний этаж огромного особняка старинной постройки. Главный коридор ветвился на несколько побочных, двери кабинетов то и дело хлопали, как уши слона, грозя сбить проходящих мимо.

- Не отставай, - сказал Авдеев, видя, что Филя заглядывает с надеждой в кабинеты. - Кого-то ищешь?

- Городового, который меня сюда привел.

- Как его зовут?

- Не знаю. Не спросил. Он большой, толстый, лет сорока.

- Они все такие, других не держим. Да на кой черт тебе городовой? Я быстрее разберусь.

Только они повернули за угол, на Авдеева напал узкий, как глист, стряпчий и принялся лопотать:

- Стойте, Ромэн Аристархович. Битый час вас ловлю. Вот бумаги по делу Денисова, взглянете? Что, торопитесь? Ах, как это некстати! Меня Сам послал, говорит, срочно. Ищи, дескать, Авдеева, из-под земли добудь, а чтоб подписано было.

- Давай сюда, - буркнул Авдеев и не глядя подмахнул документ протянутым пером. Когда стряпчий скрылся в двери, он усмехнулся. - Развелось дармоедов. Раньше все следователи заполняли, а теперь решили, что бумажная работа не для нас, наняли всякий сброд. Бегают, прохода не дают.

- Так вы же сами говорили, что не любите бумажную работу! - заметил Филя.

- Не люблю. А еще меньше люблю, когда жалованье уменьшают. Я уж лучше заполню сто формуляров, и на бутерброд не голодную слезу намажу, а маслице. Поверишь, нет, у нас стало столько бумажек, что они изо всех щелей хлыщут, как вода. Страшно шкаф открыть - погребет.

Они дошли до кабинета с надписью «Следственный отдел», и Авдеев распахнул дверь, приглашая Филю войти. Комната была почти пуста, если не считать седовласого следователя, изогнувшегося над столом. Он методично перекладывал мелочи из одного ящика в другой.

- Это Евлампий Лукич, не обращай на него внимания. Спятил лет шесть тому назад: бандиты пытали его раскаленной кочергой. На пенсию нельзя - герой участка. Вот и сидит этаким памятником служебному подвигу.

Филя с жалостью посмотрел на Евлампия Лукича и подумал, что со стороны Авдеева было довольно бестактно обсуждать его в третьем лице, да еще и таким тоном. Но старик совершенно не обратил на них внимания, он подслеповато щурил глаза, разглядывая невесть откуда взявшийся камешек.

- Сердолик, - промямлил он, нежно беря камешек трясущимися пальцами. - Полежи здесь, родной, придет и твой черед.

Филе захотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда, чтобы не видеть эту душераздирающую картину. Авдеев тем временем налил две кружки чаю и плюхнулся на стул.

- Теперь рассказывай, что произошло.

И Филя принялся перечислять свои горести, умолчав, однако, про чертовщину и Додона. Авдеев слушал внимательно, иногда записывал что-то в небольшой блокнот и супил бровь.

- Да, дела... - сказал он, когда Филя закончил. - Небось, покаялся, что из Гнильцов уехал?

- Покаялся, - подтвердил Филя. - Но что мне было сделать? Батюшка умер, как вас перевели, по весне. Матушка прошлым летом преставилась. Я хотел в иконописцы пойти, а Настеньку в пансион устроить. Не вышло ничего.

Авдеев, казалось, не слушал и думал о чем-то своем.

- Говоришь, натуральный краб?

- Да, с клешнями. Громадный, ходит, как человек.

- Чудеса! - сказал Авдеев и откинулся на спинку стула. - Пей чай, а то остынет.

- Пуговка, - шептал Евлампий Лукич. - Ты откуда здесь, моя хорошая? Закатилась за журнальчик и лежишь. Вот я тебя на видное место положу. Хочешь?

- Работу уже нашел? - спросил Авдеев.

- Нет, собираюсь. Я здесь только пару дней. Меня тетка из дома выгнала, я у приятеля живу.

- Живи у меня! Я один, места много.

- А Яков Львович как же?

- Уехал, - мрачно сказал Авдеев. - Не спрашивай, видеть его не желаю. Так что, ждать тебя?

- Спасибо, но нет. Не хочу быть вам обузой.

- А этот твой приятель - кто-то из Гнильцов?

- Нет, местный, таксист Витя Зязин.

- Знаю, знаю, - усмехнулся Авдеев. - Тот еще фрукт! Ладно, как надоест у него столоваться, милости просим.