America Latina, или повесть о первой любви - Динец Владимир. Страница 23

На станции Дарвина среди прочих живет Одинокий Джордж — последняя черепаха с острова Пинта. Когда стало ясно, что он остался один, его попытались скрестить с самками с соседнего острова Марчена, чтобы хотя бы таким путем сохранить генофонд. Тут-то и выяснилось, что черепахи с разных островов не дают помесей и, стало быть, это разные виды.

Именно различия в облике черепах впервые натолкнули Дарвина на мысль, что все островные формы происходят от общего предка, крупной южноамериканской угольной черепахи (G. carbonaria), но на каждом острове приспособились к местным условиям в результате отбора. К счастью, его тогдашние оппоненты плохо представляли себе Галапагосы, потому что черепахи могут в той же степени послужить доказательством ошибочности теории эволюции.

Во-первых, непонятно, как они попали на острова через 800-километровый пролив.

Во-вторых, даже если допустить какую-то фантастическую случайность, совершенно неясно, как они перебирались через проливы между островами шириной до 70 км.

Сейчас мы знаем, что эти вулканические острова образовались над «горячей точкой»

— восходящим током магмы, который «прожигает» земную кору вулканами. Поскольку плита земной коры в этом районе медленно движется, на западе архипелага возникают новые острова, а на востоке более старые постепенно погружаются в море под действием собственной тяжести. Таким образом, около 50 миллионов лет назад архипелаг был гораздо ближе к материку, чем сейчас. Предполагается, что черепахи могли попасть сюда на «растительных плотах» — островках спутанных растений, которые часто выносятся в море большими реками.

Трудно поверить, что черепаха проплывет на таком островке хотя бы час и ни разу не свалится «за борт». Но даже если считать, что они каким-то образом доcтигли архипелага, все равно непонятно, как они перебирались с одного острова на другой. Проливы глубиной до 700 метров, а уровень моря даже в разгар ледникового периода понижался максимум на 150. Некоторые острова, наверное, соединялись с другими до того, как начали погружаться в земную кору, но мелкие периферийные островки вряд ли были настолько велики, чтобы соединиться с остальными. А больших рек на архипелаге нет.

Единственное объяснение, которое я могу дать — это то, что на некоторые острова черепахи завезены людьми. Считается, что Галапагосы до прихода европейцев всегда были необитаемы. Но в последние годы появляется все больше доказательств того, что в глубокой древности у индейцев Южной Америки существовали культуры с развитым мореходством. Они плавали из Перу в Гватемалу и, вероятно, обнаружили эти острова. Ведь остров Кокос, прообраз «острова сокровищ» Стивенсона, они посещали регулярно, а он удален на сотни километров от Коста-Рики. Смутные упоминания об этих землях есть и в полинезийских преданиях эпохи Великих Полинезийских Плаваний (VIII-XII века). Правда, непонятно, как за столь короткое время (не больше 2000 лет) успели образоваться новые виды. Но в популяциях, происходящих от небольшого числа особей, процесс генетического расхождения может идти очень быстро. А археологических находок на архипелаге нет потому, что древние стоянки располагались на берегах и за сотни лет оказались под водой.

Интересно, что и вторая группа обитателей островов, легшая «первым камнем» в теорию эволюции, тоже оказалась с подвохом. Речь идет о маленьких птичках — дарвиновых вьюрках (Geospizinae). Их на архипелаге 13 видов, очень похожих внешне, но питающихся разной пищей и соответственно с разной формой клюва.

Дарвин предположил, что они происходят от одного вида, случайно залетевшего на острова, но в условиях отсутствия конкуренции (кроме них, здесь только 4 вида мелких наземных птиц) заняли разные экологические ниши.

Специализацию вьюрков мы могли наблюдать воочию. Лежа как-то на пляже, мы кормили их с рук печеньем. Собралось около десятка птичек трех видов, все зерноядные (Geospiza). Вскоре от печенья осталось только кусочки, завернутых в целлофан. Напрасно вьюрки пытались пробить упаковку: их тупые клювики для этого явно не годились. Бросив бесплодные попытки, малыши расселись вокруг в немом отчаянии.

И тут появился еще один вьюрок, Camarhynchus psittacula — амбал размером почти со снегиря, с тяжелым, как нож гильотины, острым клювом. Пара мощных ударов — и целлофан пробит насквозь. Через секунду все было кончено, лишь самый маленький из вьюрков (G. fuliginosa) еще выбирал из песка последние крошки.

Все это выглядит очень убедительно, но дело в том, что есть еще 14-й вид дарвиновых вьюрков, и живет он на уже упоминавшемся острове Кокос в 900 километрах к северу. Как он туда попал? Вьюрки не обладают особой тягой к дальним перелетам, и трудно понять, почему из тысяч видов птиц побережья на разные острова проник именно предполагаемый предок дарвиновых вьюрков. Может быть, на Кокос его завезли древние индейцы, захватив по пути с Галапагосских островов? Прояснить ситуацию могло бы изучение генетического расхождения видов методом электрофореза — кто бы мне его профинансировал?

Вьюрки — не единственные «ручные» обитатели архипелага. Собственно, одна из главных причин, почему он так притягателен для туристов, как раз и заключается в том, что местные животные совершенно не боятся человека. Причем если для морских птиц, черепах и котиков это вполне нормально, то от ящериц, мелких птичек и всегда крайне осторожных фламинго такого как-то не ожидаешь. Даже самый крупный местный хищник, галапагосский канюк (Buteo galapagoensis), может сесть вам на голову. Подобная доверчивость дорого обошлась островной фауне: после завоза моряками собак, кошек и крыс многие виды вымерли или сохранились только на маленьких островках. Еще больший ущерб нанесли одичавшие овцы и козы, с которыми сейчас ведется настоящая война.

Но чудеса островов — это не только удивительная фауна. Здесь встречаются поразительно красивые вещи, которые даже не сообразишь сразу, как назвать.

Идешь, к примеру, по кактусовому лесу среди россыпей пемзы и лавовых пригорков, и вдруг оказываешься на краю широченной трещины с черными базальтовыми стенами, а в полусотне метров внизу мерцает узкая полоска голубой морской воды. Таких заливчиков полно на Санта-Крусе, и в них любят отдыхать акулы и скаты. А если подняться в «мокрые» высокогорья, то можно увидеть «провалы» — места, гле обрушился свод лавовых «пузырей». Это нечто вроде колодца шириной и глубиной метров двести с лесом из древовидных папоротников на дне. А вокруг — укутанный по горло в мох причудливый лес из кривых свитений, где гнездятся необыкновенно яркие горлинки Zenaida galapagoensis. На самых же высоких горах растут только низкие кустарники Miconia.

Внутренние районы островов кажутся довольно безжизненными. Кроме черепах, тут попадаются канюки, очень скрытные погоныши Laterallus spinolotus, еще несколько видов птиц, редкие земляные удавчики Dromicus, маленькие лавовые ящерки Tropidurus, а на двух островах — практически вымершие после завоза крыс хомячки Oryzomys. Даже насекомых очень мало. В основном вся живность сосредоточена у побережья, в том числе в самом порту. А отдыхая на местных пляжах (они бывают черные, белые, жемчужно-розовые и голубые), чувствуешь себя, как в зоопарке.

Цапли расхаживают вокруг, высматривая алых крабов Grapsus, здоровенные морские игуаны греются на застывшей лаве, в море у берега кормится великое множество морских птиц, от маленьких изящных крачек до грузных пеликанов. Нередко приходится загорать в окружении морских львов. В отличие от других ластоногих, тоже собирающих гаремы, самец этого вида (Zalophus californianus) охраняет свой участок не с суши, а с воды. Поэтому к нему можно спокойно подходить, а вот в море иногда случаются эксцессы, ведь плавание с морскими львами и игуанами — одно из главных местных туристских развлечений. Особенно часто «хулиганят»

львы-подростки. Становится очень неуютно, когда такой львенок стремительно, как блик света, носится вокруг, норовя укусить. А вот молодые самочки совсем не агрессивны, и с ними очень здорово поиграть в море, хотя и кажешься себе ужасно медлительным и неуклюжим.