Черный ангел Эльхайма (СИ) - Субботина Айя. Страница 42

Они дважды пересаживались, прежде чем добраться до вокзала, где их уже ждал Ти’аль. Поездка осложнялась еще и тем, что Кенна то и дело норовила вырваться из-под опеки «старших», чтобы исследовать внешний незнакомый мир. С восторгом маленького ребенка девчонка набирала пригоршни снега, окунала в него то язык, то щеки, заливаясь от хохота, когда поняла, что он – холодный и щиплет кожу. Если «сестра» и притворялась, то настолько умело, что облапошила даже Марроу: эрэлим чуть не зверел от ее постоянных «что» и «почему».

— Я думал, что ты возьмешь свое порождение, - сказал Ти’аль, когда их экспресс тронулся с места, а Марроу, наконец, смог усадить Кенну около себя. Правда, это стоило ему угрозы посадить ее на цепь.

— Вряд ли его компания понравится другим пассажирам, - улыбнулась она, воображая эту картину. Судя по улыбке серафима, он подумал примерно о том же. – Но он со мной, я слышу его.

— Это особенная связь? Я слышал, что привязанные фэлфаэры разделяют с хозяином свою силу и дух.

— Так и есть. Они не наши питомцы, они – часть нас самих. – Пользуясь случаем, что Кенна завалила Марроу новой порцией вопросов, Марори рискнула задать серафиму давно мучавший вопрос. – В кабинете у Флоранции ты сказал, что заслужил то, что случилось…

На лице Ти’аля появилась задумчивая грусть. Несколько минут он молчал, как будто внутри него велась напряженная борьба, а когда он заговорил, Марори была не рада, что спросила.

— Ты очень зря думаешь, что я хороший человек, Марори. Пожалуй, я куда хуже, чем твой Шаэдис-младший. Он-то, по крайней мере, убил всего троих небеснорожденных. Я разделался со столькими проклятокровными, что после первого десятка перестал считать. Я не помню их лиц, не знаю имен, и, если бы меня вовремя не остановили, я бы продолжал резню.

Она сглотнула, ощущая, как от услышанного по позвоночнику пробежал колючий холод.

Ти’аль, спокойный и уравновешенный Ти’аль, всегда знающий, что сказать, чтобы развеять ее страхи или приободрить в минуту отчаяния, – убийца? Если бы ей сказали, что на самом деле солнце никогда не садилось за горизонт, это бы и то не звучало так абсурдно и нелепо, как его признание.

— Наверное… для этого была причина? – «Светлые и Темные, разве может быть причина для убийства стольких людей?!» - Ты мог просто защищаться.

— Я не стою твоих попыток оправдать меня, Марори. И если хочешь знать, не жалею ни о чем. И если бы мне выпал шанс повернуть время вспять – я бы не изменил ни секунды своей прошлой жизни. Потому что кто-то должен был заплатить за их боль.

— Чью боль?

— Ста небеснорожденных, которые заживо сгорели в музее, куда Вандрик натравил одну их своих кукол. Другая ты уничтожила их всех лишь потому, что они оказались на пути. Одним щелчком пальцев. Мы прибыли слишком поздно, чтобы что-то предотвратить. Я видел, как десятки девочек и мальчиков, которые даже не успели насладиться всеми красками жизни, превратились в пепел. – Ти’аль отвернулся, как будто боялся, что в его наполненных белым туманом глазах она увидит все ужасы того дня. – Там был мальчик. Пятилетка, вряд ли старше. Нижняя часть его тела истлела за секунды. Но и после этого он еще несколько секунд лежал на животе, плакал и просил разбудить его от этого страшного сна. Каждый день я вижу в ночных кошмарах его лицо и его угасающий взгляд. За миг до смерти он понял, что это никакой не сон и все происходит на самом деле. И он лежал там один, зная, что никто не придет ему на помощь, и просто умирал.

Марори даже не пыталась сказать что-то в ответ. Боль серафима звучала в каждом его слове. Он словно вернулся в тот день и час и в эту секунду снова видел несчастного ребенка, брошенного на растерзание такой же, как и она сама, химере.

Сказать ему, как она сожалеет о случившемся, казалось каким-то фальшивым спектаклем. Как можно сожалеть о поступках, которых она не совершала и к которым не была причастна? Светлые и Темные, да она-то и узнала о них только сейчас! Да, Марроу показывал ей снимки той, сгоревшей копии, но она не знала, что там случилось на самом деле. И не ей извиняться за чужие загубленные жизни. Даже если от одной мысли о несчастном ребенке в груди загорается жгучая боль.

— Я думала, что небеснорожденные не поддаются чувству мести, - сказала она, когда молчание стало невыносимым.

— Ты так не думала, Марори, - не поворачивая головы, отозвался он. – Совсем не обязательно говорить что-то, лишь бы поддержать мое нытье. Я должен был сказать раньше, но твое появление напрочь разметало мою уверенность прикончить тебя, как только ты дашь повод.

— Почему я думала, что ты был единственным, кто с самого начала не желал моей смерти?

— Потому, что так и есть. – Он все-таки повернулся, осмотрел ее всю, надолго задержав взгляд на лице, как будто увидел что-то такое, чего не видел раньше. – Ты была такая беззащитная и такая отчаянно храбрая. Настоящая маленькая дра’морка с душой небеснорожденного. Я смотрел на тебя и видел девчонку, которая скорее умрет, чем причинит боль невинному, умышленно или по неосторожности. И тогда я понял, что, кем бы ты ни была, в кого бы ни превратилась в будущем, – ты не такая, как они. В какой-то степени ты и меня изменила, Марори Шаэдис.

— Ага, сделала болтливым и тошнотворно сентиментальным.

Грубые слова Марроу разорвали их разговор. Марори очень надеялась, что ее злой взгляд красноречивее любых слов скажет, каким «своевременным» оказалось его вмешательство. Впрочем, Ти’аль, кажется, был только рад этому.

— Предлагаю выпить вам двоим чего-то горячего. – Он взглядом указал на Кенну и Марори. «Сестра» чуть не затряслась от радости и тут же сказала, что Марроу поил ее горячим шоколадом, и она в жизни не пила ничего вкуснее.

— Ты поил ее горчим шоколадом? – удивилась Марори.

— Скажешь еще хоть слово – вышвырну в окно, - сквозь зубы процедил эрэлим, явно раздосадованный тем, что вскрывшаяся забота легла несмываемым пятном на его образ бессердечного грубияна.

— И еще приносил конфеты с начинкой из настоящих сладких облаков! – пискнула Кенна.

Лицо эрэлима так вытянулось, что Марори, как ни старалась, не смогла сдержать смех. Они с Ти’алем переглянулись, без слов понимая мысли друг друга: вся эта неожиданная забота о Кенне была такой… забавной, что обоим стоило трудов не высказаться на этот счет.

Через два часа они сошли на промежуточной станции, где пересели на экспресс, который должен был доставить их на центральный вокзал Керона. Всю дорогу Марроу следил за новостями, опасаясь – и не беспочвенно, что они могут оказаться неподалеку от эпицентра очередного Разрыва. Или в самом центре. Последнее они, по молчаливому согласию, не обсуждали, но все трое думали о таком варианте развития событий.

Спокойной и целиком счастливой выглядела только Кенна. И чем больше Марори смотрела на нее, тем сильнее мрачнела. Идея оставить девчонку у себя превратилась в настоящее безумие, у которого она пошла на поводу вопреки всем законам здравого смысла. Что с ней делать потом? Они не могут прятать беглянку вечно, тем более невозможно, чтобы она и дальше продолжала быть вынужденной пленницей в комнате Марроу. Вряд ли постоянное сидение в охранных сигилах так уж сильно отличается от того мира, который она привыкла видеть в застенках лаборатории. В конце концов, не для того Кенна вырвалась оттуда. Чтобы угодить в новую клетку, пусть и более удобную.

«Я должна сказать Флоранции, - уговаривала себя Марори, одновременно пытаясь заглушить голос совести. – Эта девочка – просто семнадцатилетний несмышленый ребенок. И всем будет лучше, если…»

Звонок телефона не дал ее мысли сформироваться. Увидев знакомое имя, Марори сорвалась с места и, торопливо извиняясь, протиснулась к выходу из купе, а оттуда – в самый конец вагона.

— Крэйл? – «А что если?..»

— Привет, Кусака. Извини, что я «потерялся». – Его голос был таким измученным и хриплым, таким смутно знакомым и незнакомым одновременно, что в голове Марори созрела смутная догадка. – Мы только выбрались в цивилизацию, если так можно выразиться.