Хрен С Горы (СИ) - Кацман Изяслав. Страница 86

Оставив гонца-кесу в компании охреневших от оказанного тому внимания со стороны таки, я двинулся дальше, машинально интересуясь состоянием свинского поголовья и видами на урожай корнеплодов, да слушая вполуха рассказы регоев, «макак» и свитских «сильных мужей». Мысли же мои были далеко отсюда — на неуютных для обитателей тропиков открытых и прохладных просторах Верхнего Талу.

Согласно имеющимся у меня сведениям о географии Пеу, область Талу делилась на весьма различающиеся части. Если Нижнее Талу по природным условиям походило на соседние Кесу, Хон, Кане и Темуле, то Верхнее Талу, занимающее две трети территории этого племени, представляло гору, поднимающуюся несколькими террасами с пологими склонами. На самых первых «ступеньках» было ещё более-менее тепло, хотя родная и привычная для туземцев тропическая зелень постепенно сменялась там хвойными лесами, да папуасские корнеплоды родились, чем выше, тем хуже. Но после четвёртого яруса леса и кустарники окончательно уступали место открытым пространствам, покрытым густой травой. Вот там было холодно, сыро и часты были промозглые туманы.

Было ещё Береговое Талу — узкая полоса между горой и морем, довольно унылое место, где кой с баки давали весьма куцые урожаи, примерно как у восточных соседей бонкийцев. Так что «гары», как назывались немногочисленные тамошние обитатели, больше кормились морем.

Значит, где-то там есть месторождения малахита. Туземцев, конечно, в те места привлекают комуси, табеки и топири. Но мне как-то до местной орнитофауны особого дела нет: на диетическую похлёбку, которая после перенесённой болезни стала основным моим мясосодержащим блюдом, вполне хватало вездесущих конури. А вот медь нужна. Очень нужна.

— Сонаваралингатаки! — от вопля Итокуне я едва не подпрыгнул. Ну что за привычка: подкрасться потихоньку и рявкнуть чуть ли не в ухо — Тагор вернулся!

— Где он? Пусть быстрее идёт ко мне.

— Они сейчас обедают.

Ну, обед это святое. А также — потрепаться на кухне с желающими услышать о приключениях отряда, возглавляемого тузтцем. А таки подождёт. Хорошо, хоть, сам Тагор имеет некоторое понятие о дисциплине. Так что можно ожидать, что явится немедленно, как только утолит голод.

Ага, точно…

Бывший наёмник вид имел довольно бодрый, несмотря на начавший отливать жёлтым фингал под глазом. Я вопрошающе уставился на тузтца. Тот, поудобнее усевшись на циновках, принялся отчитываться.

Разведка «в лоб», по стародавним маршрутам Пилапи, могла, пожалуй, считаться наполовину успешной: три смешанные группы из «макак» и местных жителей нащупали пару проходов через трясину, но зато потом им пришлось в спешном порядке уносить ноги от набежавших воинов-тинса. Так что теперь попытка «ударить во фронт» обернётся немалыми жертвами — вряд ли позабывшие в последнее время страх болотные жители станут разбегаться, как во времена первого типулу-таки.

А вот Тагор мог похвастаться обнаружением вполне нормального пути к вражеской территории: оказалось, вдоль морского берега километров десять тянутся те же болота, а потом уже идут сухие места. И недалеко от устья небольшой речушки стоит деревня тинса. Отряд тузтца даже сумел захватить языка (именно тогда бывший «дикий гусь» и заработал синяк под левым глазом) — правда, с собой в Мар-Хон его брать не стали, ограничившись тем, что, оттащив подальше от деревни, выпотрошили из пленного всю нужную информацию, и, перерезав горло, утопили в трясине.

По словам Тагора, пройти можно вообще по береговому песку — единственное, что придётся перейти вброд пару ручьёв и речушек. Ну, это то сущая ерунда по сравнению со скаканьем по кочкам и барахтаньем в болотной жиже.

— Ты можешь мне объяснить, почему Те, Кто Ходят Между Деревнями И Меняют Разные Вещи, в этом году, не плывут, как обычно в Мар-Хон, а чего-то ждут? — спросил я бывшего наёмника.

Карательная экспедиция против тинса может и подождать — ибо особых неожиданностей от них можно не опасаться, особенно сейчас, когда население пограничных деревень настороже. А вот вохейцы со своим непонятным поведением начинают уже раздражать и вызывать опасения — тем более, что по сообщениям из Бонме-Поу кораблей собралось уже одиннадцать.

— Ничего не могу сказать, Сонаваралингатаки — несколько виновато ответил тузтец.

— Они не могут собираться там, чтобы напасть на нас?

— Те, Кто Ходят Между Деревнями И Меняют Разные Вещи, не должны — пожал плачами Тагор — Они хотят мен вести, а не воевать. Если их сила будет, то могут ограбить. На одиннадцати кораблях не больше четырёх сотен человек. Из них имеющих хоть какой-то военный опыт меньше половины. Это мало для захвата Мар-Хона. И если бы они приплыли как враги, то могли бы начать с деревни, возле которой собираются. Но если верить вестям с севера, вохейцы ведут себя мирно.

Слова тузтца немного меня успокоили: действительно, даже если чужеземцы, вопреки его же предположениям, всё же имеют враждебные намерения, то отбиться мы отобьёмся — мои «макаки», конечно, не дотягивают до профессиональных военных цивилизованных стран, но уж с какими-то торгашами справятся.

Глава двадцатая

Эх, слушаю я людей, слушаю, да всё время что-нибудь нужное и важное мимо ушей пропускаю, вместо того, чтобы на ус мотать. Ведь в историях про Падлу-Мишку, открывшего цивилизованному миру наш остров, постоянно проскальзывало: легендарный мореход не только торговлей занимался, но и пиратством не брезговал. Но следующий шаг — связать мореплавателя из историй Баклана с Сектантом и пересказываемых Тагором летописей с его современными коллегами — я почему-то не совершил. А напрасно…

Вохейские корабли стояли в мархонской гавани — целых тринадцать. А делегация купцов уже толпилась рядом с моей хижиной — под навесом, укрывающим от дождя площадку для собраний.

Выхкшищшу-Пахыр, или как его называют туземцы — Вигу-Пахи, оказался, вовсе не толстопузом, способным только торговаться да перепродавать чужие товары. Предо мной стоял жилистый мужик неопределённого возраста, самой что ни на есть бандитской наружности. Да и товарищи по ремеслу были под стать бывшему тагорову хозяину — если нацепить на них подходящие тряпки, хоть сейчас пускай на массовку в какой-нибудь фильм «про пиратов».

И разговор с купцом-разбойником сразу же пошёл совсем не так, как я планировал: вместо обсуждения более выгодного для жителей Пеу обменного курса ракушек на импортные бронзовые изделия, мне пришлось столкнуться с наглым наездом со стороны этого Как-Его-Там-Пакыра.

Почтенный торговец сходу начал предъявлять претензии по поводу пятерых человек, оставленных им на нашем гостеприимном острове перед отплытием домой, из которых теперь видит только двоих. Так что мой собеседник желает получить уцелевших обратно с извинениями, а за остальных его устроит и компенсация в виде определённого количества ракушек.

Я, конечно, не очень разбираюсь в том, как вохейские и иные купцы решают с обслуживаемым ими населением возникающие разногласия, но, кажется, сейчас имеет место самый наглый наезд «по беспределу».

Поэтому я успокаивал себя, что вокруг больше сотни «макак». А с Пахыром всего трое слуг — остальные это его коллеги-кораблевладельцы со своими людьми. И они, кажется, не сильно разделяют борзой настрой недавнего хозяина тузтца. Потому мне только и оставалось, что сделать «рожу кирпичом» и начать ответную речь с максимумом слов из торжественного языка — длинную и отнюдь не примиренческую.

Выступление моё сводилось к следующим пунктам.

Во-первых, уважаемый торговец оставлял своих людей вовсе не мне, Сонаваралинге, который сейчас перед ним, а покойному ныне типулу-таки Кивамую. Так что и претензии на этот счёт к тому, с кем договаривался.