Жесткая блокировка - Кулаков Сергей Федорович. Страница 38

– Ну, что, за успех нашего предприятия?!

Марта, сверкая глазами, мотнула головой.

Они тихонько чокнулись и выпили. На этот раз настойка пошла как по маслу. Сказывалась разница между питьем до важного дела и после.

Выпив, Роман, не чинясь, взялся за закуску. Марта по-прежнему вела себя смирно, то есть не ерепенилась и неожиданных фортелей не выкидывала. Аккуратненько кушала куриную ножку и трогательно следила за тем, чтобы Роман жевал не переставая.

Чтобы не тратить попусту время, налили по второй. Выпили без тостов, но дружно. Марта, правда, едва пригубила. Сказала смеясь, что для нее это слишком крепко. Роман, почуяв прилив сил, хотел бежать вниз, требовать коньяку или, на худой конец, водки, но она отговорила, сказав, что лучше не поднимать шум.

– Но я хочу, чтобы тебе было хорошо, – возразил Роман.

– Мне и так хорошо.

– Но тебе же не нравится этот самогон.

– Нравится. Мне все очень нравится.

– Знаешь, – пожаловался Роман, – вот мы с тобой знакомы уже четвертый день, а я совершенно тебя не понимаю.

– Это так важно?

Роман усмехнулся, налил еще. От настойки внутри стало горячо и упруго, в голове возникла веселая муть. А хороша, зараза.

– Может, это и не так важно, – сказал он, глядя в ее смеющиеся глаза. – Но мне хотелось бы знать о тебе немного больше того, чем я знаю сейчас.

– Спрашивай, и я тебе все расскажу.

– Угу, – кивнул он. – Вот еще по одной – и поговорим.

Налили, выпили. Роман – снова полстакашка, Марта подняла и поставила.

– Так что ты хотел узнать? – спросила она, усаживаясь с ногами в кресло.

– Многое… Слушай, я закурю, можно?

– Пожалуйста. Только открой окно.

Роман открыл окно, подышал дождевой свежестью, вернулся к столу. Марта с легкой улыбкой следила за ним – ждала, что он скажет.

Он закурил, чувствуя, что опьянел сильнее, чем можно было ожидать. Три раза по полстакана – это же мелочь. Наверное, сказывается усталость, решил он. И в настойке, несмотря что мягко пьется, градусов семьдесят, не меньше.

– Марта, скажи… Вот я спорил с руководством и не мог понять…

– Ч-ш… – прижала она палец к губам.

– Да, ты права, – перешел на шепот Роман. – Так вот, я не могу понять, зачем ты согласилась нам помочь?

– Тебя это так волнует? – удивилась она.

– Ну да. А что, я не человек? Ты думаешь, если я делаю свою работу, не совсем чистую, и иногда убиваю людей, то не могу иметь простых человеческих чувств?

– Нет, я так не думаю…

– Ну так скажи.

– Что тебе сказать, Роман?

– Зачем ты вызвалась помогать нам? Ведь это было опасно. За тобой следили вооруженные люди. Или?..

Тут он замялся, пыхтя сигаретой. Его вдруг смутил ее прямо уставленный на него взгляд.

– Почему ты не договорил?

Она протянула руку и ласково погладила его по щеке.

– Сейчас, – сказал он, целуя ее ладонь. – Сейчас договорю. Еще немного выпью и договорю.

Он налил себе настойки – Марта отрицательно покачала головой, – вытянул стакан до дна.

– Это какой-то убойный напиток, – промычал он, закусывая сигаретной затяжкой. – На табаке они его настаивают, что ли?

– На травах, – сказала Марта. – На лесных травах и ягодах.

– На волчьих, наверное.

Марта засмеялась:

– Какой ты смешной.

– Да, – согласился Роман. – Я смешной. Мне нравится быть смешным.

Он погасил окурок, откинулся на спинку кресла.

– Ты о чем-то хотел узнать, – напомнила Марта.

– Да, я хотел узнать… Скажи, как называются духи, которыми ты пользуешься?

– Зачем тебе знать их название?

– Я куплю такие же, чтобы вспоминать о тебе в Москве.

– Не скажу, – покачала головой Марта. – Пусть это будет моей тайной.

– Пусть, – усмехнулся Роман. – Одной тайной больше, одной меньше – какая разница. А что, Марта, дед тебя в детстве не бил?

Он хотел пошутить, но Марта вдруг помрачнела и опустила глаза.

– Марта, что с тобой? Я не то сказал? Прости…

– Нет, ничего, – сказала Марта. – Просто это… не самые лучшие воспоминания.

– Я не хотел тебя огорчить.

– Нет, ты не виноват… Дед меня никогда не бил. Но он наказывал меня по-другому. Запирал в пустую комнату. И не выпускал, пока не становилось темно.

– Вот как… – только и сказал Роман, проклиная свою несдержанность.

– Да. Это было самое тяжелое наказание. Я так боялась этой комнаты, этих стен и темноты, что иногда думала, что схожу с ума.

– Оттуда у тебя клаустрофобия?

– Не знаю, – печально улыбнулась Марта. – Может, она была врожденной. А потом усилилась. Но я не выношу закрытых помещений.

– Ты… обижена на деда?

– Нет, что ты. Он относился ко мне прекрасно. Никогда на меня не кричал. Называл «моя маленькая пани». Покупал мне все, о чем бы я ни попросила. Дал прекрасное образование.

– И воспитывал в духе марксизма-ленинизма?

– Я бы сказала, в духе антикапитализма. В школе я штудировала «Капитал» Маркса и уже тогда точно знала, что все беды – от капиталистов.

– От проклятых капиталистов.

– Да, – засмеялась Марта, – от проклятых капиталистов. Именно так мой дед и говорил.

Роман снова закурил, чувствуя, что вопреки желанию тяжелеет все сильнее. Эдак от запланированной благотворительной акции придется отказаться. А то он, чего доброго, уснет в самый неподходящий момент и осрамит Контору на веки вечные.

– Мне кажется, я знаю, о чем ты хотел меня спросить, но не решился, – сказала Марта.

– Да? И о чем же?

– Тебя удивляет, почему я ничего не прошу за свою услугу. Верно?

– Удивляет, – кивнул припертый к стенке Роман. – Я не очень-то верю в человеческое благородство. Извини, особенно в женское. Если бы мотивом был корыстный интерес или, что часто бывает, любовный, тогда бы я понял. Но в данном случае я затрудняюсь что-либо понимать. Заветы дедушки – дело святое, но ты не обязана помогать нам за просто так…

– Да, не обязана.

– Тогда – почему?

Марта помолчала, глядя в приоткрытое окно.

Роман ждал ответа, хотя чувствовал, что временами теряет нить разговора. Хотелось прилечь, вытянуться во весь рост. Тело ныло усталостью, веки норовили сомкнуться. Он встряхнул головой, поморгал. Вот же чертова настойка!

Ну нет, шалишь, нас не взять. Нельзя допустить, чтобы какая-то пара стопок вывела из строя закаленного бойца, настроенного на самую решительную битву в своей жизни.

– Марта, не хочешь говорить – не надо, – сказал Роман. – В общем, все это не важно. То, что сделала ты, не имеет цены в любом случае. Люди будут спасены от произвола, а это самое главное.

– Да, это самое главное, – отозвалась Марта. – Роман, какой ты удивительный человек…

Голос Марты вдруг прервался, и она закрыла лицо руками.

– Что случилось? – изумился Роман.

Она молча потрясла головой.

– Марта? – тронул он ее за плечо. – Что с тобой?

– А ты не понимаешь? – отнимая руки от лица, спросила она.

– Я? Э-э… Кажется, не совсем.

– Ну и ладно, – усмехнулась она сквозь слезы. – Давай ляжем в постель?

– Давай, – с радостью согласился Роман.

Кажется, только что ему, типа, признались в любви. Правда, соображал он плохо и мог кое-чего не так понять. Но она плакала, а это, извините, не шутки. Неужели она в него влюбилась? Вот это здорово. И приятно, черт возьми, не каждый день тебе признаются в любви почитатели «Капитала».

Бедная девочка, она так настрадалась. Дед-садист, эмиграция, подонки-любовники…

Ну, ничего, сейчас он ее пожалеет за всю оставшуюся жизнь. За себя и за всех спасенных ею братьев-поляков. Петтинг для разогрева, куннилингус, само собой, причем не вертикальный, а горизонтальный, потом можно дать себя немного потрепать, передохнуть – и устроить ей такую секс-баню, чтобы она орала в голос, плакала и стонала и начисто забыла все свои страдания.

Вот только надо для начала добраться до постели и найти силы стащить с себя хотя бы брюки? А то в брюках оно как-то неспособно…