Трепет черных крыльев (сборник) - Корсакова Татьяна. Страница 2

Про детей с особенностями с придыханием и материнской нежностью в голосе говорила директриса, когда в детдом приезжали проверки или телевидение. В такие дни их всех кормили от пуза, одевали в чистое, малышам выдавали новые игрушки, а для старших даже открывали компьютерный класс. Компьютерным классом директриса особенно гордилась, проверкам и телевидению показывала его в первую очередь. А еще рассказывала, как воспитанникам повезло жить в таком удивительном, пропитанном историей месте. На взгляд Алисы, место это было пропитано лишь сыростью и тоской, но директрисе верили больше, а «детей с особенностями» вообще никогда не спрашивали. Всем казалось, что жить в старинном графском доме, который уже много лет числится в памятниках старины, это в самом деле очень здорово и очень увлекательно. И места вокруг удивительные – тишина, приволье! Сосновый бор подступает к самым стенам, рядом речка, за речкой – дачный поселок. А до ближайшего райцентра всего десять километров. Одним словом, красота!

Места и в самом деле были привольные, и привольем этим Алису к себе манили. Заманили…

Больше всего она любила сидеть у реки. Купаться не пыталась, потому что не умела плавать. Просто сидела, опустив босые ноги в воду, через свернутый в подзорную трубу альбомный лист смотрела на стадо коров, пасущееся на том берегу. Коровы были разноцветные, рыжие, белые, пятнистые. Наблюдать за ними Алисе нравилось, можно было представить, что там, в этом рогатом разноцветье, есть и ее, Алисина, корова. И корову эту она пасет по заданию бабушки. И не беда, что нет у нее ни собственной коровы, ни собственной бабушки. Помечтать ведь можно!

Наверное, Алиса замечталась, потому что не заметила, что на берегу она больше не одна, не почувствовала того, кто встал за ее спиной темной тенью. Встал, больно, до фиолетовых кругов перед глазами стиснул шею, а потом сунул в рот что-то колючее и пыльное. И на голову надел такое же колючее, пахнущее сырой землей и плесенью. Алиса пыталась кричать и брыкаться, но тот, кто явился за ней темной тенью, был сильнее. Ее оторвали от земли, сначала куда-то потащили, потом куда-то повезли. Везли в багажнике вонючей, пахнущей бензином машины. Алиса задыхалась от этой вони, жары и страха и, кажется, окончательно задохнулась, провалилась в спасительную темноту…

– …Очнись, – сказала темнота тихим шепотом. – Эй, ты меня слышишь?

Открывать глаза было страшно, и если бы не надежда, что все случившееся – это лишь сон или чья-то дурная шутка, Алиса бы, пожалуй, так осталась в безопасной темноте.

– Как тебя зовут? – Шепот был настойчивый, не оставлял в покое.

Алиса открыла глаза, но не увидела ничего кроме темноты.

– Не бойся, сейчас глаза привыкнут.

Глаза привыкли, стоило только зажмуриться, а потом поморгать по-совиному, как окружающий мир начал наконец обретать очертания. Мир был замкнут в четырех стенах, подсвечивался мутно-серым светом, просачивающимся сквозь щели в потолке. Но Алису интересовали не стены и не потолок, а голос.

Девочка сидела на дощатом полу, по-турецки скрестив ноги. Даже в скудном свете длинные волосы ее отливали медью, а на носу виднелась россыпь веснушек. Подол нарядного, в рюшах, платья едва прикрывал колени, и девочка то и дело тянула его вниз, разглаживала несуществующие складки.

– Ты кто? – спросила Алиса, разглядывая собственные стертые в кровь, но свободные от пут руки. – Где мы?

– Я Маруся. – Девочка улыбнулась, и в улыбке ее Алисе почудилась жалость. – Мы в погребе под сараем. Теперь это твой дом.

Всю жизнь Алиса мечтала о собственном доме, представляла, каким он будет уютным и светлым…

– Это не мой дом! – Захотелось вдруг вцепиться девочке Марусе в волосы и изо всей силы ударить ее прямо в конопатый нос, чтобы не врала и не пугала. – Это вообще не дом!

– Тише. – Маруся прижала указательный палец к губам. – Не надо кричать, он этого не любит.

– Кто? – Еще недавно ей было жарко и душно, а теперь вдруг стало холодно. – Кто этого не любит? – повторила она уже шепотом.

– Сказочник. – Маруся пересела поближе, снова расправила на коленях свое нарядное платье. – Он любит, чтобы было тихо. Он говорит, что волшебству нужна тишина.

– Сказочник – это тот, кто притащил меня сюда? – Зубы начали выбивать барабанную дробь. Алиса сжала челюсти.

– Не говори так, этого он тоже не любит. Он не притащил, а дал возможность перевоплотиться. Вот так надо говорить, чтобы не злить его. Ты не бойся, я тебя научу. Если его не злить, если попытаться ему понравиться, он разрешит тебе иногда подниматься наверх. Наверху лучше, чем здесь. Не так скучно. – Маруся вздохнула, из складок платья достала гребешок и принялась расчесывать свои удивительные, отливающие золотом волосы.

– Откуда ты знаешь?

Маруся пожала плечами.

– И я все про него знаю. Если ты скажешь, как тебя зовут, я буду тебе помогать.

– Алиса. Меня зовут Алиса. И… спасибо.

Сверху, прямо над их головами, послышались тяжелые шаги.

– Это он. – Маруся спрятала гребешок, проворно отползла в самый дальний, самый темный угол. – Не бойся, – послышался из темноты ее тихий шепот. – И не зли его.

В потолке открылся люк, и в подвале сделалось вдруг нестерпимо ярко. Так ярко, что спускающийся по лестнице человек виделся Алисе лишь черным силуэтом.

– Очнулась? – Его голос был бархатно-ласковый, совсем не злой.

Маруся говорила, что его нельзя злить, а если просто попросить…

– Дяденька, родненький, отпустите меня, пожалуйста! – Алисе и стараться не пришлось, чтобы получилось искренне. Страх сделал все за нее. – Отпустите…

– Тихо, дитя. – Крепкая рука схватила Алису за шиворот, потащила к лестнице. – Не надо меня бояться.

А она боялась! Как можно не бояться человека, у которого вместо лица уродливая маска, который уже сделал тебе больно и наверняка сделает еще больнее!

Маруся ошиблась, наверху был не сарай, а что-то похожее на столярную мастерскую. Точно такая же имелась в детском доме, в ней завхоз Митрич ремонтировал сломанную мебель. В этой мастерской тоже была мебель. В дальнем углу на дощатом постаменте стояла деревянная кровать с резным изголовьем. В воздухе остро пахло лаком. Наверное, запах этот шел из стоящей на верстаке жестяной банки.

– Сядь сюда, дитя. – Человек без лица толкнул Алису к деревянному стулу с высокой спинкой. – Дай-ка я тебя как следует рассмотрю.

Он присел напротив на корточки. Глаз в прорезях маски было не разглядеть, да она и не хотела их видеть…

– Хорошая девочка. – Шершавый палец прочертил полосу на Алисиной щеке. Почти ласково прочертил. – Ты моя сказочная девочка. Ты же будешь вести себя хорошо?

Она сглотнула колючий ком, кивнула.

– Надеюсь, ты любишь сказки?

Алиса уже и забыла, когда в последний раз ей рассказывали сказки. Наверное, очень давно, когда она была еще совсем маленькой.

– Любишь. Все дети любят сказки. – По голосу было слышно, что он улыбается. Это же ведь хорошо, что он улыбается?! – Вот, к примеру, я очень их люблю. У меня есть книга. Удивительная книга с удивительными картинками. Хочешь взглянуть?

– Хочу. – Она снова кивнула. – Очень хочу.

– Вот и прекрасно! – Определенно, он улыбался под своей страшной маской. И по голове Алису погладил ободряюще, а потом сказал: – Я тебе покажу. Только, чур, руками не трогать! Это очень ценная книга.

Руки ее он примотал к стулу веревкой, а потом придвинул стул к верстаку, на который выложил книгу. Это была очень старая книга, в вытертом переплете, с позолотой на корешке. Названия Алиса прочесть не успела, заметила лишь, что оно не на русском языке.

– Это сказки братьев Гримм. – Человек в маске любовно погладил переплет. – Одно из первых изданий. Уникальная в своем роде вещь. Но тебе все равно этого не понять, поэтому давай смотреть картинки!

Картинки были страшные. Не должно быть таких картинок у детских сказок. И сказок таких неправильных быть не должно. А еще ее, Алисы, не должно быть в этом ужасном месте… Хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть, но она помнила предупреждение Маруси. Сказочника нельзя злить. Значит, нужно смотреть и слушать.