В одном лице (ЛП) - Ирвинг Джон. Страница 70
— Очевидно, ему нравилась женская одежда — то есть нравилось ее примерять, Билли, — сказал дядя Боб.
— А-а.
— Твоя бабушка застала их в спальне твоей мамы — однажды вечером, когда твоя мама вернулась из школы в Эзра-Фоллс. Фрэнни Дин с твоей мамой примеряли ее платья. Детская игра, но твоя тетя Мюриэл говорила мне, что Фрэнни и ее наряды примерял. И вот внезапно Мэри влюбилась в него, но к тому времени Фрэнни, должно быть, уже знал, что его больше привлекают мальчики. Ему искренне нравилась твоя мама, Билли, но в основном ему нравилась ее одежда.
— И все же она как-то забеременела, — заметил я. — Невозможно забеременеть, если кто-то трахнул твою одежду!
— Сам подумай, Билли, они же то и дело одевались и раздевались, — сказал дядя Боб. — Наверное, они часто оставались в одном белье — ну ты понимаешь.
— Мне трудно это представить, — сказал я ему.
— Твой дедушка был без ума от Фрэнни Дина — я думаю, Гарри верил, что из этого может что-нибудь получиться, — сказал дядя Боб. — Не забывай, твоя мама всегда была немного незрелой.
— Немного туповатой, ты это хочешь сказать? — перебил я его.
— Пока Фрэнни был еще мальчишкой, мне кажется, твоя мама вроде как им командовала — понимаешь, Билли, она вроде как верховодила.
— Но потом Фрэнни вырос, — сказал я.
— А ведь был еще тот парень, с которым Фрэнни познакомился в армии, а потом они встретились снова, — начал дядя Боб.
— Так это все-таки ты рассказал мне ту историю, да, дядя Боб? — спросил я. — Помнишь, про прыгуна по унитазам на корабле — того, который уронил «Госпожу Бовари» и проехался по всем унитазам. Потом они еще встретились в метро. Тот парень вошел в вагон на Кендалл-сквер и вышел на Централ-сквер, и он еще сказал папе: «Привет, я Бовари. Помнишь меня?» — я об этом парне. Ты мне про него рассказал, да, дядя Боб?
— Нет, Билли, не я, — сказал дядя Боб. — Твой папа сам рассказал тебе эту историю, и тот парень не сошел на Централ-Сквер, он остался в вагоне. Билли, твой отец и тот парень были парой. Может, они и сейчас пара, кто его знает, — сказал он мне. — Я думал, твой дедушка тебе все рассказал, — добавил он подозрительно.
— Похоже, нужно будет его еще порасспросить, — сказал я дяде Бобу.
Ответственный за прием учеников печально уставился в пол кабинета.
— Экскурсия прошла нормально? — спросил он немного рассеянно. — Как тебе этот мальчик, внушает надежду?
Конечно, и сам потенциальный ученик, и его родители выветрились у меня из памяти.
— Спасибо за все, дядя Боб, — сказал я; он мне правда нравился, и одновременно я жалел его. — По-моему, ты парень что надо! — крикнул я ему, выбегая из кабинета.
Я знал, где искать дедушку Гарри; был рабочий день, значит, дед не дома, не под каблуком у бабушки Виктории. У Гарри Маршалла не было рождественских каникул. Я знал, что дед где-то на лесопилке или на складе, и вскоре разыскал его.
Я сообщил ему, что нашел своего отца в ежегоднике Фейворит-Ривер; я сказал, что дядя Боб выложил все, что знал о голубом, как незабудка, Фрэнни Дине, изящном мальчике, который примерял одежду моей матери — и даже одежду тети Мюриэл!
Но что там насчет того, будто бы папа навестил меня — когда я болел скарлатиной? И как папа мог рассказать мне ту свою историю о солдате, которого встретил в гальюне во время зимнего атлантического шторма? Транспортный корабль только что вышел в открытое море на пути из Хэмптон-Роудс, Вирджиния, в Италию, когда мой папа свел знакомство с прыгуном по унитазам, читавшим «Госпожу Бовари».
— Кто, черт возьми, был этот парень? — спросил я дедушку Гарри.
— Тот самый кое-кто, с которым целовался Фрэнни, когда их увидела твоя мама, — сказал мне дед. — У тебя была скарлатина, Билл. Твой папа узнал, что ты болен, и захотел тебя навестить. Зная Фрэнни, могу предположить, что он хотел заодно взглянуть на Ричарда Эбботта, — сказал дедушка Гарри. — Фрэнни просто хотел убедиться, что ты в надежных руках, так я думаю. Фрэнни не был плохим парнем, Билл, — он просто был не совсем парнем!
— И никто мне ничего не сказал, — выговорил я.
— Э-э, ну, не думаю, чтобы кто-то из нас этим гордился, Билл! — воскликнул дедушка Гарри. — Наверное, так просто иногда бывает. Твоей маме эта история причинила немало огорчений. Бедняжка Мэри никогда не понимала, в чем тут штука с этим переодеванием — по-моему, она думала, что Фрэнни просто перерастет эту привычку.
— А тот парень с «Госпожой Бовари»? — спросил я дедушку.
— Э-э, ну, жизнь порой сводит нас с разными людьми, Билл, — сказал дедушка Гарри. — Большинство из них просто случайные прохожие, но однажды ты встречаешь любовь всей жизни, и это совсем другое дело — понимаешь?
Мне оставалось увидеться с мисс Фрост всего только два раза. Я не знал о том, как может отозваться встреча с «любовью всей жизни» — тогда еще не знал.
Глава 10. Один прием
В предпоследний раз я увидел мисс Фрост на борцовском состязании, проходившем в академии Фейворит-Ривер в январе 1961 года. Это был первый домашний матч сезона; мы пошли на него вместе с Томом Аткинсом. Зал для борьбы — когда-то единственный спортзал в академии — находился в старом кирпичном здании, соединявшемся с новым, более современным и просторным спортзалом посредством закрытого, но не отапливаемого бетонного коридора.
Старый спортзал по периметру огибала нависающая беговая дорожка; на поворотах она была слегка скошена внутрь. Зрители рассаживались на дощатой дорожке, облокачиваясь на железные перила. В ту субботу мы с Томом Аткинсом тоже устроились на ней и смотрели вниз, на борцов под нами.
Мат, судейский стол и две скамьи для команд занимали большую часть пола. У стены стояла секция трибун, не больше чем в дюжину рядов. Среди учеников скамейки на трибуне считались местами для «престарелых». Там сидели преподаватели и родители. Некоторые горожане также приходили посмотреть на состязания, и они тоже занимали места на трибуне. В тот день, когда мы с Элейн наблюдали за миссис Киттредж, она сидела на этой трибуне — а мы с Элейн разглядывали ее с высоты беговой дорожки.
Я как раз вспоминал о миссис Киттредж, когда мы с Томом заметили мисс Фрост. Она сидела на трибуне в первом ряду, у самого мата. (Миссис Киттредж в тот единственный раз сидела на последнем ряду, словно в знак предельного равнодушия к клубку пыхтящих и гримасничающих борцов на мате.)
— Билл, посмотри, кто пришел — вон там, в первом ряду. Видишь ее? — спросил Аткинс.
— Знаю, Том, — я ее вижу, — сказал я.
Мне тут же пришло в голову: а вдруг мисс Фрост часто или даже постоянно посещала состязания борцов? Если она была частой гостьей на домашних матчах, как могло получиться, что мы с Элейн ее не заметили? Мало того, что мисс Фрост была высокой и широкоплечей; не только ее габариты производили впечатление. Если она постоянно садилась в первом ряду, как вообще можно было ее не заметить?
Сидя возле мата и наблюдая, как борцы разминаются, мисс Фрост, похоже, чувствовала себя как рыба в воде. Я сомневался, что она заметила меня и Тома Аткинса, поскольку она ни разу не взглянула вверх, на дорожку — даже во время разминки. А после начала состязания все взгляды прикованы к мату и борцам на нем, разве не так?
Поскольку Делакорт боролся в легком весе, он выходил на мат одним из первых. И если Делакорт играл шута Лира как умирающего медленной смертью, то ровно так же он и боролся; наблюдать за ним было сущим мучением. Делакорту удавалось сделать так, что весь матч напоминал медленную смерть. Постоянное голодание давало о себе знать. Казалось, он совершенно изможден — одна висящая кожа да торчащие кости. Делакорт выглядел так, словно умирает от голода.
Он был заметно выше большинства своих противников; в первом раунде он зачастую побеждал по очкам и сохранял преимущество после второго — и вот тут он начинал уставать. В третьем раунде для Делакорта наступал момент расплаты за поддержание веса.