Айгу! Они не едят личинок шелкопряда! - Ерохина Анастасия. Страница 30

Псов было трое: Гизмо, Санка и Ачу. У последних двух ударение на последний слог, как положено у французов. Оливье внимания их воспитанию не уделял, поэтому животные нагло клянчили еду со стола, днем периодически дрались между собой, а ночью громко лаяли и лезли на голову волонтёрам, желая спать вместе с ними на матрасах. Бунгало они любили больше прочих мест и еженощно проверяли на прочность нашу москитную сетку. Прорехи приходилось заделывать с помощью клейкой ленты. К счастью, проблему через несколько дней удалось решить с помощью большой рыболовной сети, которую мы натянули на пластиковые трубы. Полученная в результате ширма полностью перегородила проход в жилище. А дверной проём, расположенный с другой стороны комнаты, завесили циновкой и припёрли кирпичами. В итоге собаки через некоторое время оставили попытки проникнуть внутрь, сосредоточив своё внимание на общежитии.

По утрам мы просыпались рано, практически с рассветом. Но вставать не торопились, зная, что Оливье после своих ночных бдений к завтраку раньше девяти не выйдет. Его страстью, очевидно, были социальные сети. После того, как все волонтёры расходились спать, он допоздна, иногда до часу ночи стоял, глядя в экран своего ноутбука. Единственным источником электричества на ферме служил бензиновый генератор, который француз гонял, не жалея горючего, будучи не в силах побороть свою интернет-зависимость. Была и солнечная батарея на крыше, но от неё даже зарядить телефон как следует было невозможно. При этом Оливье, думая, что мы не знаем про его ночные стояния с ноутбуком, говорил, что человеку только на пользу отказ от интернета, и электричеством делился неохотно — иногда телефоны весь день лежали на зарядке, и всё без толку.

Столь же неохотно он по утрам просыпался и выползал к завтраку. Но ещё больше ранних подъёмов Оливье не любил фермерский труд, который зачем-то сделал делом всей своей жизни. Отлынивал от него, как мог. Вся деятельность, связанная с возделыванием земли и выращиванием растений вызывала у него видимую скуку, и Оливье посвящал ей не больше одного-двух часов в день, но чтобы не терять свой имидж гуру, важно кивал на соседей: они-то и того меньше работают! По словам француза, кхмеры трудились даже не каждый день, хотя мы постоянно видели, как фермеры разъезжают туда-сюда по дороге на тракторе с большими колёсами.

Основной работой на время нашего пребывания на ферме «Органикх» стал сбор мотылькового горошка. Эти синие цветы росли по всему участку, и каждое утро новые бутоны распускались взамен тех, что были сорваны ранее. Будучи высушенными, они обладали интересным свойством: залитые кипятком лепестки придавали воде яркий голубой цвет, а если добавить сок лимона, отвар становился пурпурным. А вкус… да кому нужен вкус, если есть такой цвет! Чай из мотылькового горошка можно было пить всем желающим. Оливье старался не тратиться лишний раз, но делал исключение для кофе, покупая вьетнамский молотый и заваривая его кипятком. Я долго не могла понять, почему он такой невкусный, а потом прознала, что жадный француз каждое утро брал вчерашние остатки и смешивал их со свежезаваренным кофе. По крайней мере именно так делали по его указке француженки, которые то ли считали, что так и надо, то ли просто стеснялись вылить помои. Иногда мне удавалось с утра оказаться на кухне раньше других, и могу заверить, что в эти дни кофе было можно пить без отвращения.

В семействе Крузо было двое детей, оба мальчишки. Младшего, лет семи, звали Арун, что по-кхмерски и по-тайски значит «рассвет». Старший был Сованн — «золото», и лет ему было около десяти. Оба практически не ходили в местную школу, бессистемно занимаясь по книжкам дома. Оливье, в своё время получивший высшее образование, был искренне убеждён, что в жизни можно преуспеть и без оного: «Я три тысячи евро в месяц барменом зашибал». Дети, хоть и росли неучами, имели возможность общаться с иностранцами, и каждый говорил на трёх языках — английском, французском и кхмерском. Большую часть времени они играли с собаками и друг с другом, оглашая окрестность пронзительными воплями. Аруну удивительно подходило его имя, особенно если заменить букву «А» на «О». Дарин детей любила и по мере своих возможностей старалась баловать, не загружая работой по дому. Поэтому что Арун, что Сованн, уборкой не занимались, и даже посуду за них мыли волонтёры. Впрочем, детям в доме Крузо было можно далеко не всё. Например, обычный зелёный чай в жестяной баночке был им недоступен, так как очевидно не был выращен без применения пестицидов и химических удобрений. Дарин строго следила, чтобы дети пили только экологически чистый голубой отвар лепестков горошка да простую воду. С другой стороны, когда вечером зажигали спирали от комаров, и их ядовитый дым наполнял помещение, она не имела ничего против того, чтобы малышня вдыхала эту отраву. То же самое касалось и табачного дыма. На ферме смолили практически все волонтёры, а точнее все французы. Пассивное курение детей никого не смущало. Оливье не стеснялся раскуривать при них и марихуану. В течение дня француз то и дело доставал кисет, хотя и уверял, что бросает. Когда несведущие волонтёры, учуяв подозрительный запах, спрашивали, что он курит, Оливье, скромно потупив глаза, отвечал: «В основном шалфей».

Что касается Дарин, то она была неприветливой неулыбчивой кхмеркой и всем своим видом давала понять, что глупые идеи мужа ей осточертели. Но то, что он считал возвратом к традиционным ценностям, для неё было самой обычной повседневной жизнью. Оливье она любила и по возможности берегла, следя за тем, чтобы тот был одет, обут и накормлен. А волонтёров считала бесполезными и в общем-то ушла недалеко от истины. Большую часть времени добровольцы были заняты ничего не деланием и возлежали с книгами в гамаках. Частично виной тому был великий прокрастинатор — сам Оливье, своей ленью и нежеланием трудиться подающий дурной пример окружающим. К тому же добровольцы и сами не горели желанием вкалывать, предпочитая работе отдых. Мы выяснили, что в ситуации, когда вокруг тебя все лежат в гамаках, мотивация к труду очень быстро становится нулевой, поэтому воспринимали происходящее не как волонтёрство, а как агро-туризм, когда за деньги горожанам дают попользоваться тяпкой и сходить в деревенский туалет. Тем более что мы платили за постой, и хоть сумма была небольшой, стабильный поток добровольцев обеспечивал семейство Оливье целиком и полностью. Дарин даже это обстоятельство особенно не радовало, и хотя были периоды, когда она смеялась и активно общалась с волонтёрами, происходило это обычно после раскуривания косячка вместе с Оливье.

Время шло, уехали француз Себастьян и индиец Азам. На смену им пришли Джон из Америки и Аделин из Швейцарии. Джон был молод и потому слегка простоват — он всерьёз интересовался у меня, правда ли русские хакеры взломали их выборы. Интересно, что американец на ферму «Органикх» приехал во второй раз. Когда я осторожно спросила, что именно настолько его привлекает, он ответил, что Оливье отличный парень, и что здесь достаточно много свободного времени. Большую часть дня Джон лежал в гамаке с биографией Авраама Линкольна и периодически купался в пруду с дождевой водой, затянутым тиной. Вода в нем была настолько грязная и мутная, что я не осмелилась бы зайти в неё даже по щиколотку, но американца это не смущало, а позже к нему присоединилась и Аделин.

Аделин отличала крайняя наивность, граничащая с глупостью. На неё очень легко было произвести впечатление, и все разговоры она слушала, открыв рот, чем без зазрения совести пользовались Джон, жаждавший дамского внимания, и Оливье, любивший почувствовать себя кумиром молодёжи. Швейцарская гражданка, как и французы, к деревенскому быту, да и вообще к жизни в азиатской стране была совсем не приспособлена. Зачем-то бегая босиком, она моментально подвернула ногу, и это ещё повезло, потому что можно было напороться на ржавый гвоздь или наступить на сколопендру. Француженка Стефани к тому времени уже хромала на обе ноги, так как на одной гноился расчёсанный комариный укус, а на второй красовалась большая болючая мозоль. Кудрявый лоботряс Гвендаль, чемпион по лежанию в гамаке, щеголял пятнами грибка, которые не лечил, а только расчёсывал. Жюли сыпала себе в кофе соль вместо сахара, а Клави, собирая цветы горошка, периодически наступала ногой в собственную корзину. Все французы регулярно сгорали на солнце и ходили красные, а также непрестанно чесались, страдая от комариных укусов. Руки и ноги их были исцарапанными сорняками, так как ни у кого не было не только подходящей обуви, но и даже штанов, только шорты. А Аделин своей безалаберностью превзошла всех: помогая Дарин варить джем из каркаде, она забыла выключить огонь под кастрюлей с сиропом. К утру в ней осталась только чёрная накипь. Гневу Дарин не было предела, и лишь продвинутая дипломатия Оливье позволила уладить дело без кровопролития.