Три года счастья (СИ) - "Kath1864". Страница 138

Убили друг друга.

Убили чувства.

Она думает, что и вправду Элайджа был прав и в любовь не стоит верить, подбирает с пола

в спальне бутылку алкоголя. Лучшее лекарство от всего ненадежного и не вечного. Лучшее лекарство знакомое Кетрин Пирс.

После его она сама не своя.

Чувства гаснут.

Она очнутся лишь после того, как смогла отстроить внутри с себя кирпичную стену, ту самую, что разрушила ради него. Стену огрождающую от чувств. Непомнить ничего кроме его сладкого и дурманящего запаха, но все равно чувствовать его прикосновения, как будто Элайджа здесь. Вышел и очень скора вернется и улыбнется ей, потому что счастлив рядом с ней, как и она его, потому что любит и любим.

— Ты справишься Кетрин Пирс и Элайджа Майклсон еще долго будет помнить любовь, которую предал, даже когда будет любить другую он будет захлебываться пеплом воспоминаний. Он будет помнить, — заламывает пальцы, собирает свою одежду.

Элайджа слово обезболивающее, которое не поможет теперь, против раны в ее сердце.

Их не стало за секунду.

Она делала все, что можно и нельзя.

Теперь не дышат в унисон.

Вдох.

Молчать.

Он не простит ее, как и она.

Теперь ко дну, в тишину и пустоту.

Теперь в иллюзию.

Она создаст идеальную иллюзию. Онп будет стараться сделать себя счастливой, она будет стараться добиться всего, чего хочет, даже его не будет рядом. И Кетрин Пирс заставит себя в это поверить. Поверить в то, что она сильная и справиться без него.

Хоть она будет помнить каждую деталь, слово, жест и стать прежней уже не получится, а она и не будет пытаться. Без той части ее души, которую отобрали и отправили в Новый Орлеан ведь ее счастье звали — Элайджа Майклсон. Теперь она его трофей, который поставили на полку пылиться.

Легче не верить в любовь и двигаться дальше.

Легче играть в игры и выместить весь свой гнев на милую и невинную Елену, которая уже какой иссыхает в подвале Сальваторе.

Легче съязвить Ребекки, которая так мила с человечным Меттом Доновоном, ведь Майклсон все еще верит в то, что может стать кем-то в этой жизни и он заслуживает этого.

Легче ухмыляться Ребекки, что даже та думает, что Кетрин Пирс осталась той же, как будто все перечеркнула, забыла, как будто вчера не было и глаза Ребекки Майклсон лгали и она не видела ее слабую и беспомощную, после того момента, когда Элайджа захлопнул за собой дверь и его унес ветер. Ветер, который унес ее счастье.

Память — недостаток.

Кетрин Пирс всегда так считала и поэтому отпустила.

Отпустила свою любовь.

Отпустила, но воспоминания ведь останутся и будут возвращаться и убивать изнутри.

Кетрин Пирс бы только за то, чтобы вырвать сердце Елене, но Сальваторе потом сами разделают ее по частям и плевать сколько у них уйдет на это времени или она убьет их.

Она хотя бы узнает правду и даст эмоциям выдох. Выход злобе и гневу, что скопился в ней.

— О, дорогая, ты выглядишь ужасно.

— Какого черта ты здесь делаешь?

— Твои парни пригласили меня и они желают знать осталось ли у тебя сердце.

Если раньше слезы проливала Кетрин Пирс, была слабой, что непозволительно для такой, стервы, как она, то теперь плакать и кричать от боли будет Елена. Кетрин Пирс настроена на этого.

Настроена мучить и издеваться над той, что посмела разрушить ее счастье.

Прижать к стене, проломить грудную клетку и сжать в руках сердце, зная и видя, что Елена чувствуют эту боль. Ее боль.

— Ах, вот же оно… Твои телохранители не позволят тебя убить тебя, но я могу вырвать тебе глотку, чтобы не слышать твое нытье.

И это правда. Она не может ее убить и поэтому отпускает, поэтому Елена все еще дышит, опускается на пол и старается не смотреть в глаза Пирс, которая берет со стула белоснежное полотенце и вытирает кровь с рук. Вытирает кровь белым, так же, как всегда делает он.

— Но сперва удовлетвори мое любопытство. Что ты сказала Элайджи в Уиллоби.

— Вот что тебе нужно… Он бросил тебя. Не так ли? Теперь ты ищешь козла отпущения.

— Скажи, как ты настроила его против меня или я скормлю тебе твои глаза.

Кетрин и вправду готова это сделать. Только бы Елене Гилберт было бы больно, когда касается глаз Елены и точно зная, что боли. Она и так на гране, но следующие слова Елены сделают ей только больнее, выведут из себя, что она сомкнет свою руку на шеи Елены и будет наслаждаться тем, как Гилберт жадно пытается уловить такой необходимый воздух.

— Мне не нужно было что-то говорить. Посмотри на себя. Самовлюбленная эгоистка, которая в бегах уже пять веков. Разве кто-нибудь захочет быть с тобой? Ты по определению изношенный товар. Не удивительно, что Элайджа бросил тебя.

— Да, я совершала довольно ужасные вещи, чтобы выжить. Но в отличие от тебя, бедная, хрупкая, Елена, я не отключала эмоции. Я справлялась с ними. Ты и недели бы не продержалась как вампир, если бы все не вертелись перед тобой.

— Посмотрела бы я на это…

Кетрин уходит и не закрывает дверь. Она бы посмотрела на то, как Гилберт терзает невинных, а потом, когда эмоции возьмут верх Елена будет только винить себя, биться головой о стену, разбивать костяшки в кровь.

Она посмотрит на то, как Елена выживает. Она ведь всегда выживает, а Елена не сможет жить и существовать без своих друзей. Не сможет существовать в одиночестве.

Кетрин плевать на Елену и лучше бы не напоминать о проблемах в личной жизни, потому что Кетрин с радостью почувствует тепло ее сердце, когда вырвет ее сердце и возможно Пирс и возможно полегчает.

Одиночество.

Опустошение.

Ненависть.

Гнев сводит с ума.

Они обе ненавидят друг друга.

Несмотря на потенциал Кетрин и чувственность Елены - они обе были уязвимы из - за любви.

Елена из-за любви к своим друзьям, семье и Сальваторе.

Кетрин — она действительно любила Элайджу и хотела начать всё заново, наконец-то получить то, чего желала все эти тысячелетия-свободу, счастье и любовь.

Обе ненавидят друг друга и готовы шептать друг другу на ухо способы, которыми они готовы убивать друг друга.

*** Новый Орлеан. 2013 год. ***

Во французском квартале всегда тяжело уснуть, особенно в последнее время. Слишком шумно. Слишком неспокойно. Слишком много крови и смертей.

Элайджа ведь помнит слезы Софи Деверо, которая вправе оплакивать свою сестру, которой Марсель перерезал глотку. Софи любила свою сестру всей душой, а теперь вынуждена проститься. Проститься навсегда. Проститься осыпав тело белоснежными лепестками, закутать тело плотной черной тканью и оставить невесомый поцелуй на лбу. Ее сестра принесла себя в жертву во имя семьи, а теперь какой толк. Теперь то только слезы и слабость, но если Софи проиграет, то нет толка от смерти ее сестры, ее племянница не вернется. Софи должна четко понимать, что должа быть сильной и идти до конца.

Элайджа Майклсон лежит в своей постели, той самой, что и сто лет назад, пустой взгляд в потолок, слушаешь шорохи за дверью, чей-то шёпот, шаги… Видимо его брат вернулся. Измученная Хейли, которую он привел не стала даже рассматривать дом, в котором когда-то жила его семья, а просто уснула в первой же комнате, где было можно вздохнуть не пылью.

Но пыль меньшая из проблем Хейли Маршалл. Пыль и осмотр дома можно отложить на завтра.

Холод поднимается изнутри, будто это твоя кровь — густая, черная, замедляет бег и льдом выжигает вены. Ему холодно и губы наверняка посинели. Без нее он замерзает. Нет огня. Ничего нет и он только медленно опускает ресницы, сильнее вжимается телом в постель и ждет, когда же, наконец, придёт такой необходимый, такой долгожданный сон и покой.

Но достойны ли монстры покоя и сна?

Это будто падение в воду с высоты. Сперва странное ощущение невесомости, затем удар-всплеск — и темнота мгновенно накрывает сознание. Память остаётся за спиной, наверху, ты расслабляешься и плавно поднимаешься на поверхность — к солнцу, к небу, к свободе. Вздыхает полной грудью солёный запах, ветер, и только в эту секунду картинка меняется.