Троекон. Третий путь (СИ) - Слимпер Николай Николаевич. Страница 3

Несмотря на это, воины в черных одежах продолжали напирать, не жалея сил, а здоровяк, казалось, начал уставать. Он тяжело дышал и шатался от головокружения, меч его все больше опускался вниз, чем целил по головам.

И вдруг Айван вскрикнул, отпрянул и повалился спиной наземь. Прямо у него перед лицом на камень взобралась ящерица. Маленькая и темно-серая в крапинку, с длинным острым хвостом, она появилась, словно из ниоткуда, и так же быстро умчалась в никуда. Парень испугался не столько от неожиданности, сколько от самой пресмыкающейся. Ящерицы, змеи, даже лягушки -- все это вызывало у него острую неприязнь и, он почти никому об этом не говорил, липкий страх.

Однажды он купался в реке, и нечто скользкое и безгранично гадкое коснулось его ноги. Он так быстро помчался к берегу, что чуть не захлебнулся в грязной воде, вдоволь ее наглотавшись, после чего его еще и нещадно рвало. С тех пор он также возненавидел и воду, доходящую выше колен.

Лишь чертыхнувшись и невольно скорчив от омерзения лицо, он вдруг заметил, что и его заметили тоже. Сразу два человека в черных одеяниях медленно направились к нему, сжимая в руках свои короткие и тонкие клинки.

Ноги Айвана сделались словно из травы, едва держащей собственный вес на ветру. Он начал отползать спиной вперед, как можно быстрее перебирая руками и ногами. Иронично, но сейчас ему хотелось стать ящеркой, шустрой, как ветер, убежать, забиться в какую-нибудь норку и сидеть там, пока все не уляжется.

-- Я, -- залепетал он, -- я никому ничего не скажу! Клянусь Богами Четырех Сторон Света. Пожалуйста, не убивайте меня!

На воинов в черном, казалось, это не произвело никакого эффекта. Один из них, подойдя к Айвану, ухватил его за шиворот и одним рывком поднял на ноги. Парень услышал, как рвется его рубаха.

Поднявший его посмотрел на второго.

-- Нам не нужны свидетели, -- ответил тот, словно решался вопрос не о жизни невиновного, а о том, разводить ли костер трением палки над трутом или же использовать более простое огниво с кресалом.

Айван уже начал молиться Богам, в которых никогда не верил, как вдруг боль в ладонях от сжимаемых с силой ножа и колышка привела его в чувство. Недолго думая, он полоснул ножом по сжимающим меч пальцам убийцы. Тот даже не поморщился, если судить по серым глазам, глядящим на него в упор. Нож оказался так затуплен, что едва порезал стягивающие руку кожаные перчатки.

Убийца в черном нарочито медленно перевел взгляд сначала на свою испорченную перчатку, затем на Айвана, и двинул ему кулаком в лицо, отчего у того тут же зашумело в ушах, и он, сделав шага два назад, инстинктивно пытаясь сохранить равновесие, упал навзничь.

Айван лежал и стонал от боли в челюсти, с трудом осознавая, что сейчас было, что вообще происходит. Он перевел взгляд на правую руку, из которой выпал нож, затем на левую. Каким-то чудом почти завершенный чуть сплюснутый колышек все еще покоился в ладони. Вряд ли он был полезней железного, пусть и затупленного ножа.

Был лишь один выход.

Айван вскинул колышек, направив его на неприятеля, и чуть ли не скороговоркой проговорил:

-- Гифаруй моэ солиос хетус гнисон

Гифарой фурама сеф ипсе

Йаг диарасий зик гнисам омес мефир

Эт чизерий хостерос мэа сэв драх

Ничего не произошло, не считая того, что убийца остановился, оглянулся на приятеля, и они оба рассмеялись, словно не слышали шутки смешнее. В прошлый раз палка хотя бы взорвалась, зло подумал Айван, а затем вспомнил слова отца. Эмоции очень важны, говорил он, но в меру. Контролируя свои эмоции, ты контролируешь себя. Не позволяй перехватить контроль другим, иначе они победят, а ты проиграешь. Он не любил проигрывать, и Айван перенял эту черту у отца.

Закрыв глаза, он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Вновь распахнув веки, он начал читать заклинание с начала, на этот раз медленнее и размереннее, проговаривая каждое слово, словно пробегаясь по нему пальцами, ощущая каждую выемку и завиток, он чуть ли не представлял слова древнего магического языка парящими перед ним в воздухе, горящими от переполняющей их энергии мира. Челюсть все еще болела, но нужно терпеть.

Убийцы прекратили смеяться, как только заметили точку света, медленно разрастающуюся на кончике колышка, который также медленно начал нагреваться изнутри. Точка разрослась до размера арбуза, и прежде, чем люди с оружием успели хоть что-то предпринять, Айван интуитивно взмахнул самодельным конфигаром, посылая шар огня в обидчиков.

Взрыв оказался столь колоссальным, что Айвана, все еще сидящего на земле, просто отбросило назад. Пахнуло жаром в лицо, и он перекатился через голову, сделал кувырок и ударился затылком о каменную глыбу. Из глаз посыпались искры, хотя их хватало и без того.

Полежав с полминуты и подождав, пока шум в голове хоть немного утихнет, он приподнялся на локтях. Противников словно ветром сдуло. Или взрывом. С трудом поднявшись на все еще шаткие ноги и держась за каменного гиганта, Айван обвел взглядом вершину холма.

Находящиеся ближе всего глыбы почернели от взрыва, трава в эпицентре выгорела дотла. Подняв взгляд выше, он увидел тела. Двоих, что стояли ближе всего, отбросило на добрые три сажени. Один лежал теперь за опрокинутым камнем лицом вниз, затылок его был весь в крови, второму же, в которого попал шар, досталось еще больше. Его буквально разорвало. Айван разглядел лишь дымящиеся ошметки тела, одной руки и одной ноги не хватало.

Не выдержав зрелища, его вырвало. Он упал на четвереньки и, содрогаясь всем телом, избавился от всего скудного обеда, что добыл в отбросах. Боль заставила его взглянуть на левую руку, в которой он держал самодельный конфигар. Рука, вплоть до запястья, покраснела, кое-где набухли волдыри, ногти на большом и указательном пальцах почернели, зато и ранки от ножа прижгло. Айван сразу вспомнил, как Мурра отзывается о прижиганиях. И правда, прикладывать изжеванную траву куда менее болезненно.

Пошарив взглядом по траве, он нашел обугленную почти до средины деревяшку. О щепках можно было больше не беспокоиться.

Огненный шар -- не лучшее заклинание для самозащиты, тем паче на столь замкнутом пространстве и на таком расстоянии, но это единственное боевое заклятие, которое Айван помнил точно, остальное было в украденном гримории. Да даже будь она у него с собой, вряд ли бы ему позволили найти нужный магический стих и зачитать его. Да еще и значение каждого слова надо знать, а переводить времени и вовсе не оставалось.

Хорошо хоть энергии оказалось вложено не так много, иначе можно было и вовсе остаться без руки, а то и без головы.

-- Эка ты меня выручил, -- раздался вдруг низкий басистый голос. Айван подскочил как ужаленный, морщась от боли в голове, -- о камень он приложился тоже не слабо.

Здоровяк в подбитой не по сезону мехом сермяге медленно поднялся на ноги, держась одной рукой за упавший монолит, а второй за голову. Огляделся, щуря одним глазом и тяжело дыша. На том месте, где он упал, остался кровавый след. Он был ранен, причем серьезно. Одежда его слегка дымила, мех подгорел.

Трое людей в черном, оставшихся с ним, лежали рядом. Один, валяющийся дальше всех, вдруг зашевелился и застонал. Бугай неожиданно встрепенулся, выкрикнул нечто вроде гортанно "гха!", рывком оказался возле раненого и всем весом обрушился сверху. Удары кулаками так и сыпались на беднягу, и все по лицу. Брызги крови разлетались при каждых ударе и замахе. От очередного зрелища чрезмерного насилия Айвана вновь врывало, но теперича одной лишь жгучей желчью.

Унявшись, он полез за пазуху здоровой рукой и достал оттуда новый колышек, направив его на незнакомца. Руки его дрожали, как, в общем-то, и ноги, поэтому вряд ли он выглядел устрашающе, но коль здоровяк не дурак, смекнет, что воеже колдовать, не обязательно твердо стоять на ногах.

Вот только колышек был бесполезен. Айван не знал, как это ему удалось сотворить вполне неплохой огненный шар, если раньше у него таковое не получалось, да и не должно было. Но второй раз вряд ли удастся, да даже если и удастся, повторять подобное совсем не хотелось. Но бугай-то об этом знать не знает, а значит, может струхнуть и убраться вон подобру-поздорову. Главное, чтобы не в город.