Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand". Страница 193
— Таких женщин, как ты, и их детей в обществе обычно закидывают камнями и навеки оставляют в одиночестве. Скоро мы все в этом убедимся, — Клод невесело усмехнулся и, немного помолчав, продолжил, — Ты же понимаешь, что это значит?
— Да, — Ида еле кивнула. — Что ни один мужчина не захочет взять меня в жены.
— Я очень люблю Жозефину, — решительно проговорил Клод, словно пытаясь придать сил самому себе, — но твоя репутация и будущее этого ребенка куда дороже каких бы то ни было чувств. Церковь смотрит на такие вещи сквозь пальцы, поэтому если ты выйдешь за меня замуж…
— Клод, нет, — оборвала его Ида, и он заметил, что в ее глазах застыли слезы. — Мне не нужна эта жертва. Я не хочу, что бы ты жертвовал своим счастьем из-за моей глупости.
— Но твой ребенок? — Лезьё в упор взглянул на Иду.
— Я с Жюли уеду в Марсель, — покачала головой средняя Воле. — Туда, где обо мне никто ничего не знает. Буду говорить всем, что я такая же несчастная вдова.
— И ты готова пойти на это? — Клод по-прежнему смотрел на сестру, — Ты готова разыгрывать этот вечный спектакль?
— Да. Это будет как новая жизнь, — Ида продолжала смотреть в сторону. — Что измениться, если я буду жить здесь, среди людей, которые все обо мне знают, пусть даже я буду твоей женой? Это же будет просто фиктивный брак, тот же вечный спектакль, для того что бы спасти осколки моей репутации перед теми с кем я ещё не знакома или теми, кто ещё не знает о том, что произошло. К тому же даже если ты женишься на мне, всем будет ясно, что ребенок, которого я рожу — это ребенок Эдмона, а не твой.
Наступило короткое молчание.
— Ты как всегда права, — наконец произнес Клод, слегка покачав головой.
— Клод, — Ида нашла в себе силы снова посмотреть на брата, — ты даже не представляешь, сколько это для меня значит. То, что ты готов был пожертвовать ради меня своим счастьем. Я очень ценю это.
— Да ладно, — Клод попытался улыбнуться и небрежно махнуть рукой, — Мы же одна семья, мы должны держаться вместе и помогать друг другу. К тому же в детстве мы поклялись, что если кому-то из нас будет нужна помощь, не жалеть ничего, чтобы помочь ему.
— Если бы я только могла дать тебе что-то взамен, — печально вздохнула Ида.
— Милейшая кузина, расчетливость — твоя черта. Я ею не отличаюсь. И если я что-то делаю, то делаю это просто так. Искренне и безвозмездно, — Лезьё серьезно взглянул на виконтессу Воле. Ида смотрела в пол перед собой.
— Послушай, — наконец произнесла она, — я не хочу, что бы он знал о ребенке. О нем знают только три человека: я, ты и Жюли. Никто больше не должен знать это. И самое главное это не должен знать Эдмон.
— Но ведь… — попытался возразить Клод.
— Я не хочу, что бы он это знал, — решительно добавила средняя виконтесса. — Я не хочу, чтобы он думал, будто бы я пытаюсь удержать его возле себя подобным способом, как это делали другие его женщины. Я не хочу, чтобы меня ровняли с ними.
— Это твое право, разумеется, — проговорил Клод и, немного помолчав, спросил: — Когда вы уезжаете в Марсель?
— Теперь нам уже нет смысла торопиться, — ответила Жюли, пожимая плечами.
— А Моник? Она знает? — Клод резко вскинул голову, переводя взгляд с одной кузины на другую. Жюли и Ида тоже переглянулись, и маркиза Лондор тяжело вздохнула, понимая, что хочет сказать её сестра.
— Если об этом говорит вся округа, то она уже знает, — проговорила Ида. Клод сжал пальцами переносицу и тоже тяжело вздохнул.
— Раз уж обстоятельства складываются таким образом, — нерешительно проговорила Жюли, — то я предлагаю поговорить с нашей сестрой сейчас же. Смысла откладывать этот разговор уже нет.
— Да, в самом деле, — негромко проговорила Ида и, подойдя к дверям, решительно распахнула их и вышла в холл.
***
Моник и в самом деле все уже знала. Визит Клода, наделавший столько шума, не мог остаться незамеченным на «Вилле Роз», а его цель можно было легко узнать, приникнув к двери библиотеки, тем более что Клод не пытался говорить тихо в начале разговора. Теперь младшая Воле стояла в центре гостиной, сжав рукой шею. То, что она успела услышать, было ужасно, отвратительно и не могло иметь никакого оправдания. Моник с удовольствием бы считала это ложью, но после того, как сама Ида столь спокойно подтвердила достоверность этих сплетен, сомнений быть не могло. Её сестра, при каждом удобном случае доказывавшая ей, что герцог Дюран самый неподходящий объект для любви из всех возможных, была его любовницей. Между сестрами никогда не было теплых чувств, теперь, когда Ида, вдобавок ко всем насмешкам и унижениям, еще и забрала себе единственного, кого ей, Моник, случилось полюбить, ни о каком понимании не могло быть и речи. Моник ожидала от Иды много, но подобная подлость выходила за рамки всех ожиданий. Да, она с самого начала, как только герцог Дюран появился на Марне, знала, что ее жадная до денег сестра будет пытаться завоевать его, но откровенная пошлость способа вызывала отвращение. Оправдать подобное легкомыслие, если подобное расчётливое поведение можно было назвать легкомысленным, было невозможно. Даже сама мысль о том, что их благосостояние достигнуто столь отвратительным способом была невыносима. Одним делом было предполагать, что Ида может быть способна на нечто подобное, и совсем другим осознавать, что предположения были уже свершившимся фактом. Предположения всегда казались чем-то далеким и нереальным.
— Моник… — голос сестры заставил младшую Воле вздрогнуть и обернуться. Ида в нерешительности стояла в дверях гостиной, сцепив спереди руки, и глядела на сестру несколько извиняющимся взглядом.
— Ты… — выкрикнула Моник, резким движением смахивая с ресниц навернувшиеся на глаза слезы. — Ты постоянно говорила мне, что я не должна даже смотреть в его сторону, что его нельзя любить, а сама в это время…
Окончить фразу она не смогла и, захлебнувшись рыданиями, опустилась на диван, закрывая лицо руками. Ида не двинулась с места, так и оставшись стоять в дверях, а Жюли, со свойственной ей порывистостью, бросилась к Моник.
— Моник… — Жюли попыталась, было, обнять сестру за плечи, но та отшатнулась, одаривая маркизу Лондор страшным взглядом.
— Нет, не трогайте меня! — выкрикнула она, обхватывая себя за плечи и глядя в стену. — Вы обе мне лгали!
— Ты бы не приняла правду! Такую правду никто бы не принял! И мне была невыносима эта ложь, если ты хочешь знать! — воскликнула Ида, но младшая Воле не слушала её, продолжая беззвучно плакать.
— Ты опозорила всех нас, — зашептала она. — Что теперь о нас будут говорить? Неужели тебе мало было разорения и долгов?
— Люблю все доводить до конца, — равнодушно ответила Ида, разводя руками.
— Из всех здесь присутствующих, Моник, ты менее всех имеешь право осуждать Иду, — негромко проговорил Клод, но младшая Воле, разумеется, не поняв его намека, обратила на него взгляд заплаканных глаз.
— Только лишь потому, что она пошла на это ради нашего блага? — негромко проговорила она. — Если наше благосостояние достигнуто ценой позора, то какой в нем толк? Зачем теперь деньги, если у нас нет доброго имени?
— А когда у нас было доброе имя, дорогая Моник? — виконтесса Воле приподняла брови. — Твоя безупречная репутация останется при тебе, а моя никогда не отличалась чистотой.
— Но ведь мне придется делить с тобой твою участь. И мне, и Жюли! — воскликнула Моник, вскакивая и топая ногой. — Никого не будет интересовать, какова я на самом деле, потому что все знают меня как твою сестру!
— Я не заставляю никого делить со мной мою участь, — как можно спокойнее проговорила Ида, хоть сохранять это спокойствие ей было не просто. Моник, как всегда, думала исключительно о том, как открывшиеся обстоятельства скажутся на ней и ее положении. Клод полагал, что она желает мести или хотя бы элементарной справедливости. И никого, опять, не интересовало то, чего желала сама виконтесса де Воле-Берг, кроме разве что Жюли.
— Мы обязаны держаться вместе, — мрачным голосом произнес Клод, скрещивая на груди руки и опираясь плечом на каминную полку. — Тем более теперь.