Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand". Страница 226
Как никуда не делись и слухи, появившиеся вокруг её личности моментально. Люди жившие здесь, словно обладали каким-то животным чутьем, потому как сразу разгадали причину, которая заставила столичную госпожу уехать так далеко от дома. Об этом Ида узнала из случайно услышанного разговора Люси и Жака. Но, поскольку никто из местного общества не спешил с забрасыванием виконтессы Воле камнями, как, впрочем, и с близким знакомством с ней, все было оставлено в первоначальном виде. Слухи не подтверждались, но и не опровергались, а уединение сестер Воле никто не нарушал, кроме разве что ближайших соседей, которые пытались поддерживать знакомство, начатое в первый день приезда сестер, и немолодого врача, ветерана алжирской компании, который частенько захаживал к сестрам, осведомиться об их собственном здоровье или здоровье малышки Дианы.
***
День был хмурым. С моря дул холодный ветер, небо было затянуто серыми тучами, волны, набегавшие на пустые, каменистые пляжи, отражали это печальное небо. Впрочем, дождя не предвиделось, поэтому люди без опаски прогуливались по набережной. Прошло совсем немного времени, но Иде уже порядком надоели надрывные крики чаек, постоянно заходившие в гавань корабли и само море. Особенно море. Где-то там, за десятки миль отсюда, родное Средиземное море, через два пролива, переходило в Черное, которое устремляло свои волны к этому проклятому полуострову, на котором внезапно сошелся клином весь свет. И Ида ненавидела море за то, что она слишком часто устремляла в него свой взгляд. Недалеко от дома она нашла вдававшуюся в воду скалу, где всегда было пустынно и безлюдно. Дорога туда отнимала у неё много времени и ещё больше сил, но вид и атмосфера того стоили.
Там, на краю этой нависавшей над морем скалы, сидя на нагретом солнцем камне, она была избавлена от сожаления и могла спокойно предаваться своим мыслям. Находясь дома она постоянно чувствовала жалость, исходившую ото всех. Жак был, как всегда, тактичен оттого молчалив, но Ида чувствовала, что даже он жалеет её. Жюли и Люси смотрели на неё печальными и все понимающими глазами, особенно, когда она играла с малышкой Дианой. Виконтесса Воле ни минуты в жизни не сожалела о своем выборе, поэтому жалость ей была противна. Избегая жалости, она начала избегать людей, предпочитая, как и прежде, одиночество, но Жюли и Люси полагали, что Ида неизбежно замыкается в себе и всячески пытались не допустить этого, следуя советам искреннее обеспокоенного врача.
Итак, день был хмурый и поэтому средняя Воле отказывалась от своей, уже ставшей традиционной, прогулки. Она молча сидела в кресле в гостиной, всем телом откинувшись на спинку, и наблюдала за Жюли, которая старательно вышивала белые розы на детском платьице. С кухни слышалась возня Люси, сопровождаемая напеванием какой-то протяжной, выученной у местных, песни. Жак, привыкший ежедневно уделять время саду на «Вилле Роз», неторопливо, закатав рукава рубашки, обхаживал обширные пионовые и лавандовые заросли перед домом. Было затишье. Ида не любила затиший. После них всегда, неизменно, следовала буря. Чем более пасторальным было спокойствие, тем разрушительней была буря.
И словно в подтверждение её мыслей, хлопнула входная дверь и в прихожей послышались шаги. Легкий шаг своего дворецкого Ида узнала сразу, но с ним был кто-то ещё. Приоткрытая дверь гостиной ещё чуть распахнулась, пропуская Жака.
— К вам посетитель, — коротко сказал он, кивая в сторону прихожей. По тону и по тому, как он доложил о визитере, можно было сказать, что посетитель не смог произвести на дворецкого хорошее впечатление. Ида устало перевела взгляд на окно и, взмахнув рукой, ответила:
— Визиты в такой день не несут ничего хорошего. Проси.
Жак кивнул и бесшумно выскользнул обратно в прихожую.
— Госпожа виконтесса согласна принять вас, — донесся его голос и Ида чуть не рассмеялась. Госпожа виконтесса. В ней уже не осталось ни аристократического изящества, ни чести, ни достоинства, но все продолжали почтительно титуловать её, не смотря ни на что.
Дверь снова отворилась и в комнату вошел мужчина среднего роста плотного телосложения в хорошо сшитом и скроенном дорожном сюртуке. В руках он держал папку для бумаг и цилиндр. Быстро скользнув взглядом по замершей и настороженно вытянувшейся маркизе, он повернулся к Иде и учтиво поклонился ей поклоном, который был выверен до миллиметра.
— Госпожа виконтесса, — он говорил с приятной улыбкой, как человек ещё не определившийся, как относится к собеседнику или как человек, который привык быть вежлив со всем, — меня зовут Виктор Рошеро. Я секретарь и доверенное лицо Франсуа Морилье. Он является…
— Я знаю, кто он и кем является, — проговорила Ида, выпрямляясь в кресле и бросая быстрый взгляд на Жюли.
— Вот как, — протянул Рошеро, не выказывая ни малейшего удивления. — В таком случая, я полагаю, мы можем перейти к делу, ради которого я здесь.
— Господин Морилье наверняка бы не послал вас в такую даль ради пустяка, — Ида несколько иронично приподняла брови, но Виктор, казалось, не заметил насмешки.
— Некоторое время назад господин Морилье поручил мне найти его наиболее близких родственников.
— И вы не нашли никого ближе? — иронии в голосе Иды стало ещё больше, но Рошеро упорно не собирался её замечать и уж тем более реагировать.
— Господина Морилье более всего заинтересовали вы.
— И чего же он хочет? — подала голос Жюли, складывала работу на коленях.
— Я не уполномочен раскрывать его намерений. Я лишь могу сказать вам, что он желает личной встречи с виконтессой Воле-Берг, — спокойно пояснил Рошеро, повернувшись к Жюли. — В мои обязанности входит уведомить вас и вашу сестру об этом и сопроводить в его поместье в Аквитании.
— Вот как, — произнесла Ида, удивительно точно копируя интонацию самого Виктора. — Что если я не сочту его предложение достаточно интересным для того, чтобы бросить все и отправится на другой конец страны?
— Я понимаю ваши сомнения, — спокойно кивнул Рошеро. — Поэтому я не требую ответа от вас прямо сейчас. Скажите через несколько дней, когда вы будете готовы дать однозначный ответ, и я приду, чтобы обсудить детали.
— Я готова дать его прямо сейчас! — несколько раздраженно воскликнула Ида, которая уже начала терять терпение от этого непоколебимого спокойствия. — Меня не интересуют дела господина Морилье, что бы он ни предлагал.
Виктор понимающе улыбнулся и кивнул одновременно и своим мыслям, и словам Иды. Помолчав несколько мгновений, он коротко поклонился и все тем же ровным голосом произнес:
— Что ж, госпожа виконтесса, прошу прощения, что отнял у вас время.
Ида удостоила его лишь коротким, несколько надменным кивком. Рошеро направился обратно к дверям, но уже взявшись за дверную ручку, обернулся и, все с той же улыбкой, добавил:
— Я остановился в небольшой гостинице в двух кварталах отсюда. «Континенталь», кажется. Обслуживание оставляет желать лучшего, но вид на море очаровательный.
Средняя Воле презрительно хмыкнула. Он был уверен, что она передумает, подумать только. Несколько минут после ухода Рошеро, стояла непроницаемая тишина. Жюли сидела все ещё неестественно вытянувшись и, комкая в пальцах работу, задумчиво, почти отрешенно, глядела в пространство. Ида откинулась на спинку и теперь одной рукой подпирала голову, а другую положив на живот.
— Сколько ему сейчас лет? — внезапно спросила маркиза Лондор, вырываясь из своей задумчивости.
— Морилье? Около восьмидесяти, должно быть, — пожала плечами Ида. — Почему ты это спросила?
— Ты же знаешь, что он богат, — осторожно проговорила Жюли. — Он всегда держался обособленно. А теперь он озаботился поиском родственников.
— Ищет наследников? — приподняла бровь Ида, оборачиваясь на сестру.
— Сколько я о нем слышала, то могу судить, что ему всегда импонировали подобные тебе личности.
Средняя Воле невесело усмехнулась и произнесла:
— От отца я слышала, что он обожал циников, авантюристов и падших женщин. Полагаю, мне повезло трижды.