Сновидец (СИ) - Охэйо Аннит. Страница 4

В его сердце родилась вдруг глухая тоска. Почему такие, как Лина, должны покидать их? Зачем? Когда придет её срок, они уйдут все вместе — что бы ни ждало их ТАМ. Вместе потому, что так будет легче. Гораздо легче…

Друзья и подруги, увы, не разделяли его мрачного настроения.

— …Добыча-то, она разная и мясо мясу рознь, — с видом Большого Знатока рассуждал Вайми. — Одно дело, скажем, баблом: его хватит на всё племя, но еда скучная: жёстко и сухо. Разве сравнишь с сочными, пряными тушками чи? Они, конечно, крохотные, на один укус, поди ещё налови — но зато пото-о-ом… как вымочишь их в соке желтянки, нанижешь на прутик — непременно яблоневый, для аромату — да обжаришь, вертя над углями… — в животе у рассказчика вдруг громко заурчало и он, смутившись, смолк.

— От тебя, дорогой, даже чи не дождешься, — скорбно заметила Лина. — По лесам гоняешь с утра до вечера — а где добыча? Или на воле или у тебя в животе. Или и там ничего нет. Приходишь и объедаешь несчастную голодную девушку… одно благо, что потом надругаешься… — она печально вздохнула и потянулась к расшитому бисером передничку, дабы лежавшими там орешками заесть грустную речь.

— Ой, у тебя карман истрепался, — нашелся Вайми, радуясь, что хоть чем-то может отвлечь подругу от собственных тяжелых прегрешений.

— Ой, заметил, наконец, — обрадовалась Лина. — Я новый сошью.

Юноша наивно пожал плечами.

— Ну, сшей.

Лина с интересом посмотрела на него.

— А замшу где взять? Не с тебя драть же?

Вайми с опаской посмотрел на себя, словно проверяя, вся ли кожа на месте.

— Замшу-то я добуду. Только не знаю, когда. Ни на что совершенно не хватает времени…

— Ага, — радостно подхватила Аютия. — Ещё бы! От вас только и слышно: «Вайми, перестань, я есть хочу!»

Юноша покраснел и она захихикала.

— А от вас только и слышно: «милая, перестань, я спать хочу!» — ответила Лина. — Давай поменяемся, а? Я своего баблома тебе отдам — и буду жить с Найте в мире и покое…далеко в лесу, потому что от ваших охов даже хыки разбегутся и в болото попрыгают.

— Да ну тебя! — обиделась Аютия. — Найте, он такой… — она извилисто повела руками, словно ловя слово в воздухе. Найте достался ей ещё подростком — смуглый, тонкий, гибкий, с лохмами до плеч, весь словно из стальных струн, пластичный, как пардус, и красивый до умоисступления. Вот только описать его никак не получалось.

— Соблазнительный? — предположил Вайми. — Ну вот, Лина у меня такая же. И как нам быть?

Аютия удивленно посмотрела на него, на неё — и вдруг рассмеялась.

— А вы сядьте друг напротив друга — и зажмурьтесь.

— Да ну тебя… — Вайми обиженно прикусил губу. — Память-то я не зажмурю, — а она там… — он смутился и замолк.

— Какая? — с интересом спросила Аютия.

— Ну, такая… — Вайми тоже извилисто повел руками, удивленно посмотрел на них и буркнул: — Лучше расскажи что-нибудь, у тебя здорово получается.

— Хорошо, — Аютия поёрзала, устраиваясь на коленях Найте поудобнее. Встать в торжественную позу — или хотя бы сесть, сплетя ноги, как делал сам Вайми, она и не подумала. Карман её и тоненький ремешок в волосах украшали огромные, как ладонь, крылья бабочки-радужницы, придавая ей довольно странный вид. Надолго крыльёв не хватало и Найте, тихо матерясь, едва ли не каждый день носился за бабочками по полянам, веселя всё племя. Но ведь ради подруги и не то ещё сделаешь, сам Вайми недавно выползал на карачках пол-леса ради потрясающе синих надкрылий хищных жужелиц — причем, жужелицы прятались под камнями, скрипели и пребольно кусались…

— Когда наверху Создатель своими снами сотворил и обустроил небо, — начала Аютия, — ему страшно захотелось, чтобы кто-нибудь полюбовался и сказал ему, как у него всё здорово получилось, потому что пока красоту не увидишь и не назовёшь, её как бы и нет. Три сотни раз — или сколько там нас было с самого начала? — он уходил в сон и вынес из глубины себя три сотни сияющих душ, и раскидал их по всему небу, чтобы им был виден каждый его уголок. Но души ничего не сказали ему, ведь у них не было ни глаз, ни ртов. Создатель опять сходил в свои сны и подарил Глазам Неба тела — тёплые, живые, прекрасные, с глазами, ушами и носами, чтобы смотреть, слышать и нюхать красоту, с ногами, чтобы ходить повсюду и находить красоту, с руками, чтобы самим создавать новую красоту, и со ртами, чтобы беседовать о прекрасном. Но Глаза Неба лежали, где упали, улыбались и молчали. Долго Создатель пинал их, пытаясь пробудить, но они всё лежали, улыбались и молчали, и не с кем ему было поговорить. В конце концов, обозлившись, он посбрасывал тела с неба. Но потом понял, что погорячился. Он понял, что Глаза Неба — лучшее, что он создал, с ними ему не будет скучно, они могут расти и меняться бесконечно, а потому начинают с нуля, и им нужно учиться. Тогда Создатель поймал своих несмышлёных детей в горсть и сотворил для них мир, где бы они могли вырасти и выучиться, и всё в этом мире прекрасно устроил, чтобы Глаза Неба ни в чём не знали недостатка. Дал им горы, чтобы укрываться от опасностей и любоваться миром, реки и озёра с чистой водой, леса, полные дичи. Создал и опасности, чтобы Глаза Неба росли сильными, ловкими и смелыми. И, пошарив у себя на небе, накидал им игрушек — всяких непонятных штуковин, чтобы они умели думать и удивляться. А для грязной работы, убивающей красоту, налепил им из белого речного песка слуг-найров, у которых, конечно, нет никаких душ — зачем душа слугам, не знающим красоты? Мир получился обалденный. Создатель смотрел на детишек сверху, глазами их душ, сияющих на небосводе, и радовался, как хорошо им живётся. А потом заметил, что Глаза Неба понастроили себе крепких тёплых домов, натаскали туда воды и огня, еды и тряпок, укрылись под крышами, живут — в ус не дуют, совсем не смотрят на свои души, будто забыли, что те у них есть, и не собираются возвращаться домой, на небо. Пришлось Создателю сделать так, чтобы, достигнув расцвета, Глаза Неба начинали стареть. Это знак: пора воссоединиться со своей душой, вернуться к Отцу, который все эти годы ждал тебя. А кто противится знаку, чахнет и теряет красоту. Такие Создателю не нужны. Таких отступников он отправляет в нижнюю пещеру, и они там, воя в тёмной тоске, в конце концов превращаются в демонов. Чтоб знали. Вот! А теперь ты что-нибудь расскажи.

— Хмм, — Вайми задумался. Вообще-то, самым большим выдумщиком и фантазёром в их компании слыл как раз он. Но без новых впечатлений его замечательное воображение начинало, увы, глохнуть — а от этого ему становилось почти физически плохо и он был готов даже на дерево в грозу залезть, лишь бы обогатить свой внутренний мир хоть чем-то. Хорошо ещё, что сочинял он истории быстрее, чем рассказывал — и нерассказанных в нем накопилось изрядно. Он немного порылся в них — и выбрал самую, на его взгляд, лучшую.

— Прежний я, — важно начал Вайми, устроившись поудобнее, — был великим героем, просто родился так давно, что никто этого уже не помнит. Так вот. Однажды солнце не взошло и никто не знал, как быть, потому что стало темно и холодно и только звёзды-души мерцали во тьме. Тогда Вайми решил спуститься с края мира и узнать, что случилось на его дне — там, где ночует солнце. Он дошёл до края, три дня ничего не ел и не пил, взывал к своему тотему-орлу и тот выполнил его желание — тот Вайми сам превратился в орла. Он спустился в пещеру внизу, и увидел, что солнце держит толпа демонов, ухватившись за лучи. Демоны все были ужасные — худющие, бледные, морщинистые, с редкими седыми волосами, глаза сплошь белые, без радужки и зрачков, а во рту — всего четыре зуба, но зато огромных, как ножи. И он увидел, что это трусы, не захотевшие умереть вовремя. «Что вы хотите? — спросил он их. — Зачем вы лишили наш мир света?» — «Потому что когда у вас день — у нас ночь, — ответили демоны, — а так как у нас больше нет ничего, мы хотим, чтобы у нас всегда был день, а у вас ночь, ибо так будет справедливо». «Холод и смерть — вот ваша справедливость!» — воскликнул герой Вайми. И бросился на демонов, бил их и когтями, и клювом, и крыльями и три дня длилась эта битва и не мог герой сразить гадов, потому что они были уже мертвые. И тогда превратился он в юношу и сильно дунул на солнце — и засияло оно ярко-ярко и обожгло демонов, которые с криком разбежались по щелям. А Вайми рассмеялся и снова превратился в орла. Левой лапой он сорвал с потолка подушку светящегося лишайника хи, который теперь служит ночником в каждой хижине, а правой — плеть халсы с черными горькими ягодами, унимающими лунную лихорадку, которую насылают демоны. И вернулся домой. А потом, вновь обернувшись юношей, пошел к краю мира, посек и сбросил вниз все лианы, которые заплели вход в пещеру, чтобы ветер свободно гулял в ней и солнце больше никогда не гасло. Вот и выходит теперь, что когда у нас день — у демонов ночь и они дрожат от холода, а на темя им капает холодная вода. А когда у нас ночь — у демонов день и солнце нещадно жжет их за грехи и они проклинают тот миг, когда решили украсть его. А герой Вайми вновь родился и рассказал вам всё это! — гордо закончил юноша.