Грани (СИ) - Малов Александр. Страница 18
Обрывки голосов врачей из внешнего мира только подтверждали, что Стивена ждет не самый лучший расклад в его дальнейшем существовании. Говоря медицинскими терминами, Стивен Баркс находился в сопоре. Состояние куда более благоприятное, чем кома, но во сто крат хуже любого нормального человеческого положения дел. Как понял сам Стивен, сопор — это нечто вроде глубокого сна, из которого можно выйти с концами только с помощью оперативного лечения и, лишь временно, с помощью громких звуков и каких-либо других раздражителей. Но даже такое столь короткое пробуждение едва ли оставит след в памяти. Конечно, если бы Стивен находился в НАСТОЯЩЕЙ коме, то его разум не смог бы так просто витать в пространстве направо и налево, а потому все было бы куда хуже. Сам же Стивен обозвал свое состояние как: глубокая и сильная отключка всех отключек. А говоря языком еще более простым, Стивен был овощем. Порой Стивен занимался тем, что иронично обсуждал с самим собой, каким именно представителем овощного сообщества он мог бы стать. Почему-то всегда побеждала репа. Наверное, так было потому, что в ту ночь Стивену пришлась пара ударов именно по его «репе».
Так или иначе, разум Стивена пытался воссоздать отчетливую версию последних событий, а именно причину тьмы, укутавшую все вокруг. Бесспорно, когда тебя бьют пару громил до тех пор, пока на их кулаках не начинает свисать твои ошметки кожи, то любые вопросы становятся излишними. Но почему все это произошло? Каждый раз внутри Стивена вновь закипала ярость. Его мыслительные процессы вырабатывали лишь три ключевых слова:
«Гарсеза. Героин. Месть».
Стивен отмечал невидимой галочкой дополнительную пометку вроде:
«Засунуть этот чертов героин чертовому Гарсезу в его чертов зад, ибо это будет самая сладкая чертова месть!»
Тогда картина становилась более четкой и куда более приятней.
Харло Гарсеза — мексиканец по меркам национальности и полный кусок дерьма в душе по меркам человечности. Зарабатывал он тем, чем зарабатывали многие мексиканцы по стереотипам большинства людей этого мира. Харло Гарсеза торговал героином. История наркобарона Гарсеза покрыта вуалью, и лишь по слухам можно было воссоздавать его прошлое. Версии не были подкреплены фактами, но не становились от этого менее интересными.
Говорили, что Харло начинал с самых низов и, будучи на побегушках у своего босса, сумел добиться таких высот, что в конечном итоге стал угрозой для бизнеса. Решение покончить с его жизнью не вызвало ни у кого из его окружения сомнений (и уж тем более сочувствия), но все понимали одно: с хитростью и напором Харло можно было срубить немало бабла. Открыто против него лезть никто не мог, да и ни хотел, а потому кончина Гарсеза была вопросом времени. Каково же было удивление криминальных авторитетов (да и всех вокруг), когда Харло, выбрав нужный момент, заставил сожрать собственного босса два килограмма героина. Харло спокойно смотрел на его попытки вдохнуть частичку воздуха, удобно сидя в его кабинете в его же кресле. Никто не знает, как Харло не словил пулю за подобный поступок. По слухам это стало началом его карьеры в наркобизнесе. Видимо, главари решили, что в Харло есть потенциал: он способен устанавливать в этом мире свои правила, способен добиваться своего и не бояться, если ради этого придется пойти на настоящее безумие. Новым боссом его, конечно, никто не сделал, но держать при себе подобного человека посчитали разумным. Приставленная к Харло охрана не отходила от него ни на шаг, а после Харло, как подобает становящемуся криминальному авторитету, заимел тесную дружбу с полицией, основанную на старых добрых взятках.
Иные утверждали, что Харло Гарсеза никогда не пробивался «из грязи в князи», а с самого рождения имел титул «героинового принца». Отец Харло был крупным преступником, и его боялась чуть ли не вся Мексика. Но с появлением Харло старый разбойник понял, что не желает для единственного преемника такой же грязной жизни и кровавых дней. Муэрто Гарсеза делал все, чтобы Харло получил образование и потому сослал своего сына подальше от криминальных дел. Но кровь, в конечном счете, взяла верх.
Однажды до Муэрто дошли слухи, что некто вырезал чуть ли не всех его людей в одном из баров, и этот некто якобы прихватил с собой огромную партию героина, посчитав, что имеет на нее свои права. Муэрто Гарсеза был в ярости. К вечеру ярость сменилась шоком. Отправив своих людей прочесывать местность в поисках наглого вора, старший Гарсеза обнаружил собственную ванну, доверху наполненной героином. Тогда никто не мог толком объяснить, кто-то мог пройти в покои Гарсеза незамеченным. На вершине героиновой горки Муэрто нашел письмо: «Дорогой отец! Если я смог обворовать самого влиятельного наркобарона, то за границей меня и подавно ждут великие свершения. С любовью, Харло. PS. Прости за смерть твоих людей, но они чертовски плохо выполняют свою работу. Смени охрану и не благодари».
Никто не знает, дословно ли передано письмо, но ходили слухи, что после этого происшествия даже такой тертый калач, как Муэрто слег с приступом сердца. Он не верил, что всегда спокойный и уравновешенный сын мог совершить подобное. Сам же Харло спокойно открывал наркоточки за пределами Мексики и отлично в этом преуспевал, плотно сотрудничая с все той же старой и доброй полицией.
На деле же Харло перебрался из Мексики куда подальше и неплохо преуспевал в своем бизнесе. А все слухи, так или иначе, сходились к одному: Харло Гарсеза, если быть точным, был настоящим психом. Из человеческого в нем осталось только имя и человеческая речь (хотя иные утверждали, что в перерывах между словами у Харло Гарсеза прослеживался отчетливый звериный рык). К сожалению, это не помешало Стивену Барксу опуститься до того, чтобы стать частью его героиновой империи. Быть мальчиком на побегушках оказалось совсем не сложно даже гордому Стивену. Сам Стивен считал, что нечестная работа, приносящая деньги и не позволявшая голодать его сестре, более уместна, чем благородное мытье полов и просроченный чизбургер на ужин. Но теперь Стивен был бы рад даже самому тухлому из всех гамбургеров. Еще лучше, если гамбургер был бы из Харло Гарсеза.
Теперь Стивен Баркс часто думал, у него было для этого достаточно времени. Уже несколько недель Стивен находился в "отключке" (так он понял по обрывкам разговора врачей). Стивен думал о том, что сделает, когда выйдет из своего плачевного состояния. Когда, а не если. Но если честно, была велика возможность совсем неприятной перспективы. Окунуться во тьму без остатка, на веки вечные. И слышать, как слезы Карен становятся все реже, а всхлипы — все тише. Стивену было больно. И тошно. Тошно от всего. От всего мира, который оставил их с сестрой вдвоем. От бросивших их родителей. От предательства чертова Гарсеза.
— Твою мать! — повторял Стивен. — Гребаная жизнь! Гребаная тьма!
— Как некрасиво, молодой человек. Вам стоит поучиться хорошим манерам.
На мгновенье Стивен опешил. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это не был голос кого-то из врачей. Этот голос вообще не исходил из "внешнего мира". Он был внутри… внутри разума Стивена.
Стивену стало не по себе.
— Да-да? Кто там? — саркастически выдал он.
Ничего другого на ум не пришло. А не свихнулся ли он, в конце концов? Может быть, он уже давно лежит под землей, а не в палате. В дешевеньком гробу, и все это лишь последние всхлипы умирающего разума, который пошатнулся окончательно?
Но все оказалось куда сложнее.
— Я тот, кто укажет тебе путь из тьмы.
Когда голос отозвался вновь и явно ответил на его вопрос, Стивен понял, что не ошибся. Голос общался именно с ним. Он был слегка размытым, будто бы одновременно говорило несколько людей. Мужчина и женщина.
В этот момент Стивен не стал отвергать до конца мысль о том, что съехал с катушек.
И голос возник снова:
— Жестокий мир, Стивен. Жестокая жизнь. Я дам тебе шанс показать всем, кто ты есть. Дам шанс встать на ноги и покинуть эту тьму, выйти на улицу. На улицу, где нет тьмы, но есть мусор. Ты хочешь избавиться от мусора, Стивен?