Цветочек аленький (СИ) - Шишкова Елена. Страница 6

Но не льет Ольга слез, не теряет надежды, помнит девушка слова ведьмы. Кто поклонится в землю слабому? Кто пойдет за правителем немощным?

Кликнув девку-помощницу, у окна садится, косу рыжую на пряди разбирая, смотрит Ольга, как Игорь с молодухой какой-то на коне уезжает.

— Чего слышно в народе, Переслава? — Вопрошает княгиня, а самой боязно, что услышит от девушки, то чего и знать ей не хочется.

— Так тихо все, как грека поклониться заставили, так и славно в народе. Хлеб колоситься, бабы рожают, лепота!

— Не о том я, глупая! Что о муже моем сплетничают?

Замялась Переслава, слова злые, что в округе летают, от княгини утаивая. Не глупа Ольга, по молчанью девки все без слов понимает.

— Говори уж как есть, полюбовница у Игоря? — И тоска страшная наваливается, грузом мертвым на сердце повиснув. Прикрывает глаза Олюшка, не желая слез своих показывать.

— Говорят, с Царьграда девушку пригнали, глазами ясная, щеками румяная, губы как вишенки, лоб высокий, да брови смоляные. Кожа белая, как снег первый. На кухне бабы сплетничают, что с ней князь ночи проводит, потому и к тебе в покои глаза не кажет.

— Выйди вон, Переслава! — И предательски злые слезы, комом к горлу подкатывают. Кулаки сжимает Ольга в ожидании, когда одна в покоях останется. Как могла она быстро так потерять над мужем влияние? Как он смог от нее отвернувшись, у другой искать утешения? Переслава девка глупая, на пороге все мешкает что-то. Не уходит, напротив, вернувшись, в ноги к Ольге кидается. Прижимаясь лицом к коленям княгини, тараторкой заговаривает:

— Ты прости меня за весть дурную, Ольга! Не хотела я сплетни бабьи рассказывать, только рано ли, поздно ли, все равно все узналось бы.

Смеется Ольга заливисто, волосами рыжими слезы смахивая, изливает в веселье неистовое, всю печаль свою не растраченную. И в истерике это этой приходит ей в голову, мысль простая, да оттого не менее верная, коли сможет родить полюбовница, отошлют из терема Ольгу, в лучшем случае родителям возвращая.

— Ты поможешь мне, Переслава? Не по службе, а дружбы ради? Никому о том не рассказывай, что просить тебя сейчас буду. — Перейдя на чуть слышный шепот, Ольга просит, узнать о девице, что прислали подлые греки для услады мужа ее Игоря. Где содержится, и как кличут, чем в светлице своей занимается. Получает дары ли от князя и ночей сколько вместе проводят. Отпустив Переславу, задумывает, как избавиться от соперницы. И все искренней улыбается, мыслям черным своим радуясь. Не хочет княгиня тьму в сердце пускать, но как видно придется, так как выбора ей не оставили.

Позвав одного из дружинников, говорит ему:

— В лес по ягоды сходить я желаю, снарядите в охрану мужчину, кто со мной прогуляться изволит.

И идут они чащей дремучей, впереди мелким шагом Ольга, вслед за ней служивый суровый, что в охрану княгине поставлен. Но не смотрит на ягоды женщина, по сторонам все больше поглядывая. Ищет Ольга ворона старого, что бы весточку с ним отправить. И находит, за холмом на пригорке, сидит птица знакомая, клювом перья свои вычищая. Поманив пташку, к кусту с ягодой можжевеловой направляется, тихим шепотом приговаривая:

— Ты лети быстрей, пернатый, весть для ведьмы передай, пусть придет ко мне до утра, потолкуем, есть о чем.

И, взметнувшись к кронам деревьев, в небо синее ворон взлетает, оглашая глушь окрестную криком каркающим.

Ольга ягоды не спеша собирает, о своей судьбе размышляя. Как из девушки веселой, что плясать у костра любила, баба поганая случилась, что, на совесть наплевав, неугодную женщину извести решилась. Но нельзя над судьбой своей печалиться, что за зря о деяниях грустить, коли нет другого решения. Если хочет власть над мужем в руках своих удержать, негоже сомненьем терзаться. Поделившись мыслями грязными с Берегиней-рожаницей,* заранее прощение у нее вымаливает. Помощи не просит женщина, зная, что не помощник богиня в делах темных, лишь бы зла не держала и то ладно будет, осерчает ежели — не видать детей Ольге во век. Просидев на пенечке до вечера, недовольство охранника, домой спешащего, не замечая, собирается женщина в терем возвращаться. По дорожке идя, с ведьмой свидеться надеется, а, увидев подругу закадычную, вздыхает радостно. У околицы, на метлу опершись, стоит женщина желтоглазая. Не поняв, где слова взялись, Ольга ведьму спрашивает:

— Как звать тебя, зрящая?

— Не ужель не догадываешься? Поумней ты мне виделась. — И прищурив очи желтые, над невежеством Ольги посмеивается.

— А должна ли?

— Да могла бы. Так и быть назовусь тебе именем. Я Морена*, баба ты глупая.

— Ты Морена? — Бледнеет Ольга. Дурно стало, неужели та самая? Злей которой не сыщется в мире, та, которой деток малых стращают.

— Испугалась? Не стоит, милая, — смеется ведьма заливисто. — Не желаю дурного тебе я.

— Ты звала меня имя выяснить? Али дело какое есть ко мне? — Продолжает Морена насмешливо, испугом девушки упиваясь.

— Есть, да просить теперь боязно. — Ольга шепчет губами от страха белеными. Как могла она с богиней страшной, словно с девкой дворовой общаться?

— Не обижу, проси, ты по нраву мне. От соперницы хочешь избавиться?

— Как узнала ты?… Хотя верно все, ты же видишь всяк больше, чем я думаю. Попросить хочу приготовить настой, что бы разум человеческий мутился. Что бы волю свою навязать под зельем тем можно было, а на утро, кто выпьет его, ничего упомнить не мог. — Все ж на просьбу Ольга решается. Глупо как-то смущаться опосля того, как цветок аленький из под носа Морены скрала.

— Ты действительно этого хочешь? Не боишься, что может последовать? Не простит Берегиня такого, на десятки лет бесплодием накажет.

И смолкает Ольга, задумавшись, стоит ли ревность такого проклятия? Только ведьма сомненья развеивает речью дальнейшей:

— Вижу, если останется девка греческая рядом с Игорем, то родится сын у них, он и будет Русью править.

— Делай зелье! — Княгиня решается, высоко вскинув голову к верху, у неба помощи вымаливает.

— Не сказала я, что коли избавишься от полюбовницы мужа, твой сын князем следующим будет. Может быть, не случиться тебе матерью стать и терзания души напраслиной станут. — Ждет ответа Морена, последний шанс княгине давая, отказаться от затеи скверной. Но ответ твердый слышит:

— Делай. Должно так. — Не позволит Ольга других наследников Игорю, кроме тех, что сама родить сможет. И на все пойдет женщина, в отчаянье своем в угол загнанная.

Получив согласие, Морена вмиг исчезает, с обещанием к утру воротиться. Высоко на метле в небо взмывает, даже духа своего близ Ольги не оставляя.

Занимается рассвет красный, птичьим гомоном землю будя. Слышен бай дружины голосистой, что о чем-то спорят близ терема. Ведьма, как и обещала, с лучом первым, землю облизавшим, появляется. Водрузив на стол Ольге чашу, до краев красным соком наполненную, шепчет слова заветные, что бы миг спустя, княгиню в одиночестве оставить, на зелье заговоренное глядеть, да совестью маяться.

Позвав Переславу, Олюшка выпытывает, что за день прислуга выведала. И ответ получает, что разлучницу кличут — Марей, и ночи она в покоях княжеских проводит, а как день наступает, по терему шляется, мехами, которыми ее Игорь одаривает, пред чернушками хвастаясь, да над супругой законной любовника своего за глаза посмеиваясь. Говорит, что вскоре сама княгиней станет, место Ольги в сердцах народа заняв. Злостью черной душа жены Игоревой наливается, вытесняя совесть не спокойную яростью. По столу кулаком хлопнув, приказывает женщина отнести чашу Маре, да хоть силком, хоть уговорами до дна осушить вынудить. А потом привести распутницу в светелку Ольгину, да в ноги княгини кинуть.

Ожиданию недолго длиться, даже дня не проходит, как в покои супруги законной, вводят девку-полюбовницу под руки белые, да с порога на колени пред княгиней ставят. Та безвольно лбом в пол дощатый утыкается, видно зельем вдосталь опоенная.

— Ты почто, мерзость греческая, на мужа моего заришься? Власть мою поколебать решила? Не получится, ой, не получится. Ты сегодня в покоях Игоря, задушить его попытаешься, скажешь всем, что тебя из Царьграда смерти княжеской добиться послали, а на утро не вспомнишь о том, что с тобою мы нынче виделись. И покуда вспомнить пытаешься, твою голову уж и отрубят.