Тьма надвигается с Севера (СИ) - Шкиль Виктория. Страница 14

— А раз так, то мы вольны гулять до завтрашнего утра. — Заключил Каэльдар. — Тебя как командира мы в известность поставили, так что ты ещё хочешь? Чтобы я лично пошёл к вашему Фириату и смиренно попросил его отпустить меня погулять? Ну уж нет, такого раболепия вы, «фениксы», от нас не дождётесь!

Но это ещё не всё. Агаолайт, бывший, как и Феранор, «феникс», к негодованию и удивлению последнего поддержал именно Каэльдара, быстро и доходчиво объяснив капитану с приграничья, что они находятся не на границе, где каждую минуту может произойти нападение. Это там был явный общий враг, против которого Дома объединялись, забывая свою вражду. Там эльфы были куда проще и ближе друг к другу, и их не смущало, что ими командует эльдар из чужого Дома. Там о таких вещах даже не задумывались. Скажет легат «Феранор, надо!» и Феранор пойдёт и сделает, а не спросит «зачем?» и не станет доковыриваться, нет ли здесь какой интриги против его Дома? Но это всё осталось там, здесь же собрались благороднейшие роды Эльвенора. Эту «золотую молодежь» на границу не затащишь и даже, идя в гвардию, служат они исключительно в столичных сотнях, поближе к своей привычной жизни: придворным балам и дружеским вечеринкам. Посылку за море такие воспринимают как наказание. К тому же командует ими здесь не их командир, лорд Гилэтэй, а какой-то присланный с Дикого Приграничья капитан, назначенный по настоянию Сенешаля Владычицы. Они недовольны и считают это оскорблением, потому не стоит быть снобом и требовать от эльдаров чего-то сверх меры — служебного рвения Феранора здесь никто не оценит.

— …Иначе вам каждый раз будут напоминать, что вы из другого Дома. — Закончил свои наставления Агаолайт.

Капитан резко повернул голову, пристально взглянув в глаза самозваному добровольному советчику, так как он это умел. Агаолайт взгляда не выдержал, отвёл глаза и нехотя буркнул себе под нос, что он хочет как лучше. Лорд явно чувствовал себя не в своей тарелке из-за того, что сам, принадлежа к «фениксам», принимал сторону «единорога» против другого «феникса», нарушая негласный закон. Клановая вражда заставляла эльфов из одного Дома держаться друг друга и принимать всегда сторону соклановца независимо от того насколько он был прав. А чем ближе к верхушкам Великих Домов, тем сильнее эта черта проявлялась у перворожденных, и если уж Агаолайт пошёл против этого правила, значит он считал действия Феранора не просто неправыми, а катастрофически ошибочными. Это заставило капитана задуматься и взглянуть на последствия своих решений с другой стороны. Они не в военном походе и Каэльдар может открыто отказаться исполнять его приказания, ссылаясь на своё высокое происхождение и древность рода. В этом случае дело может решить лишь поединок, а это лишняя головная боль для посла, за которую он спасибо не скажет. К тому же, если Фанор Каэльдара убьёт (а он в этом не сомневался), это запустит новый виток интриг и скрытого противостояния между «фениксами» и «единорогами», от которого проиграет уже весь Эльвенор.

В общем, Феранору пришлось изрядно перекипеть со своей злостью, после чего он решил, что в данном случае переломить ситуацию не может. Оставалось махнуть рукой и принять приглашение. Но прежде чем уйти, Феранор решил быть честным хотя бы перед самим собой и сообщить о планах на вечер Фириату. Посла он обнаружил в большом зале, где тот в компании эльфийки-волшебницы, прибывшей с ним на другом корабле, сидел перед небольшим магверитом и с кислым видом участвовал в проверке слуг. Волшебница «просматривала» память толстого чернокожего мужика в белоснежном фартуке, выводя её в магверит как череду видений и образов, чтобы посол тоже мог их увидеть. Когда Фириат узнал, с чем к нему подошёл капитан, он лишь досадливо отмахнулся, прося не приставать к нему с подобными мелочами. Получивший полную свободу действий, Феранор поспешил в конюшни, брезгливо отплёвываясь и прогоняя из памяти образ агукающего и пускающего пузыри повара.

Троица уже ждала его, сидя в сёдлах, и пока капитан занимался своим конём, Каэльдар, как самый опытный в таком деле, вовсю хвастал своими похождениями по подобным заведениям в портовых кварталах Лаввалетты и Киррбен-Фарродена.

Для справки — портовые кварталы прибрежных эльфийских городов были единственной их частью, куда разрешалось заходить иноземцам, в остальные кварталы их не пускали, дабы чужеземцы их не поганили. Зато в той части, где приезжим разрешалось обретаться, буквально шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на бордель или курильню, открытые вездесущими морейцами. Зная о разврате, что там творился, Феранор был даже рад за то, что Владычица в своё время не польстилась на сладкие речи этого гнилого народца и блеску рассыпаемого им золота и не разрешила вести дела в Меллорафоне. Ведь как бы строго не охранялись остальные кварталы от чужеземцев, поселившаяся в порту зараза всё равно медленно и не заметно проползала в сам город, отравляя умы и души молодых эльдаров. При этом Феранор совершенно искренне считал, что ему подобные злачные места посещать можно, так как он не зелёный юнец, а эльдар с уже устоявшимся взглядом на жизнь и чётко выстроенной системой ценностей, которую не пошатнёт никакой варварский разврат. Это как разница между тем, кому дать вино — маленькому ребёнку или взрослому здоровому мужчине. Однозначно, что мужчине один — другой кубок винца не повредит.

* * * *

Длинный одноэтажный дом с пышным балдахином у входа на бордель в понимании эльдаров походил не сильно, но именно на него им указали первые опрошенные Бальфуром горожане. Уланы решительно спешились, и так как коновязи или чего-то подобного у входа не нашлось, эльдары оставили коней подле ворот, даже не подумав их привязать. К чему? Эльвенорские кони никогда не покинут по своей воле своих хозяев, а если на них польстится какой конокрад… ну что ж, пусть рискнет здоровьем — в лучшем случае отделается прокушенной рукой и сломанными костями.

Едва эльфы попытались сунуться в двери борделя, как оттуда выскочил низенький бедин с редкой куцей бородкой, который, улыбаясь во весь рот и мелко-мелко тряся головой, принялся что-то радостно втолковывать эльфам.

— Бальфур, — с холодной надменностью, снисходя до попыток мужичка схватить его за руку и потянуть в сторону дверей, произнёс лорд Каэльдар. — Скажи ему, что я хочу чёрненькую!

Бедин настороженно замолк, остановившись и внимательно слушая говорящего Бальфура. Когда же общий смысл желаний лорда Каэльдара до него дошёл, он неожиданно замахал толстыми ручками, яростно жестикулируя, зашумел на своём тарабарском наречии, отчего Феранор, безо всякого перевода, совершенно ясно понял, что девок им здесь не дадут. Понял это и Каэльдар.

— Что этот надутый бурдюк с навозом нам говорит? Он что-то пытается нам запретить?!

— Он говорит, что в его заведении нет куртизанок. — послушно перевёл варварские «ыр-быры» Бальфур. — Он говорит, что это какие-то… купальни…

— Как это нет?! А… а указатель?! — возмущённо воскликнул Каэльдар, под указателем имея в виду барельеф на плитке мостовой в виде известного мужского органа, указывающего на домик с балдахином.

Уже гораздо позже, пожив в Атраване какое-то время, Феранор узнал, что этот указатель означает просто «мужские купальни», но это будет потом, а пока он отвернулся в сторону, пряча насмешливую улыбку. Увидеть, как сползает с лица «единорога» его надменная маска, сменяясь выражением из смеси обиды, разочарования и удивления — стоило многого. Пару минут Феранор честно вслушивался в чужие и непонятные ему слова, пытаясь по интонации бедина и разговаривающего с ним Бальфура, определить ход спора, но варварский говор оказался слишком мучительным для эльфийских ушей. Поняв, что его голова вот-вот лопнет, Феранор отошёл на несколько шагов от своих спутников, вдыхая полной грудью, медленно остывающий от дневного зноя, вечерний воздух.

— Хей, — тонкая загорелая ладонь легла на запястье эльдара. — Яксыки, кид инкэ ас-дхари? Бень-ал-мра! (Эй, красавчик, ищешь себе райскую деву? Возьми меня!)