Тьма надвигается с Севера (СИ) - Шкиль Виктория. Страница 30

Второе тяжёлое испытание, эльдарам пришлось пережить с наступлением темноты, на первой же ночёвке. До этого Феранор не представлял, что раскалённые за день пески и камни могут так быстро остыть ночью. Уже спустя пару часов после захода солнца, эльдары, обосновавшиеся отдельно от атраванских костров, жались друг к другу поближе, кутаясь в плащи и лошадиные попоны, лязгая зубами от холода. После пережитой ледяной ночи каждый из них понял, зачем атраванцы тащили с собой в пустыню тёплые войлочные одеяла и запас дров. У эльдаров же этого ничего не было. Идти просить их у людей Феранор строжайше запретил, так как признаваться в своём (эльфийском) идиотизме, для него было унизительно. Найдись среди эльфов такой ренегат, и Феранор собственноручно бы его заколол! На утро капитан отправил своих улан на поиски дров, но те вернулись ни с чем, не найдя в окрестностях даже сухих колючек. Пытка холодом продолжалась три ночи подряд, пока атраванцы, спалив весь свой запас дров, озаботились поиском нового топлива. Деревья в пустыне большая редкость, но им повезло найти высохший оазис с парой мелких засохших пальм и одним корявым деревцем с ветвистой кроной. Процесс рубки пустынного дерева оказался долгим и утомительным — чернокожие рабы, постоянно сменяясь, промахали топором полдня, прежде чем справились с ним. На дерево Феранор не покушался (топоров в эльфийском оружии не значилось), ограничившись приказом нарубить сухого тростника и маленьких пальм, но им хватило.

Пятое утро было первым хорошим утром, за всё время их путешествия, когда Феранору удалось относительно неплохо выспаться ночью, не страдая от дикого холода. По этой причине он пребывал в хорошем расположении духа, терпеливо дожидаясь, пока варвары закончат молиться, отбивая земные поклоны своему Аллуиту. Что интересно — молились лишь воины Митрасира и немногочисленные слуги. Рабы в общем поклонении не участвовали и, сбившись в тесную кучку, зыркали на своих хозяев исподлобья. Странно.

Поинтересовавшись об этом у агыза, эльдар получил чёткий ответ. Таки да — рабы не бохмичи, потому, что Пророк запретил обращать в рабство единоверцев. Белые надсмотрщики принадлежали к исарианам, а полуголые негры, оказались представителями дикого первобытного племени ийланов, живущего в скалистых предгорьях Аппенидов. Хаммады и бедины охотились на них как на диких животных, не держа их за людей. Дикари в долгу тоже не оставались и при случае были не прочь закусить единоверцами Митрасира. На справедливый вопрос эльдара, почему бедины терпят с собой соседство людоедов и почему не уничтожат их всех подчистую, атраванец искренне удивился.

— Зачем? Они легко привыкают к неволе и очень старательно работают, если перед этим их хорошо побить плетью. Да и потом, в бою ийланская заострённая палка против сабли ну никак не тянет.

На этом разговор их был закончен и каждый занялся своим делом. Ничего необычного в этом не было. За всё время, что их караван был в пути, это был их первый разговор на отвлечённую тему. До этого оба командира почти не разговаривали друг с другом. Конечно, иногда Митрасир, обращался к эльдару, давая советы по поведению в пустыне, но их диалоги сложно было назвать общением. Обычно всё происходило так: атраванец предлагает или советует — эльдар молча слушал и по размышлении либо соглашался, либо отвергал предложения человека. При этом Феранору казалось, что ас'Саир присматривается к нему. Странно так присматривается, как будто сомневается в чём-то, но стесняется прямо об этом спросить. О чём именно — капитан догадывался, но виду не подавал, захочет — сам скажет. Митрасир спрашивать не спешил и всю первую седьмицу вёл себя неизменно, держа вид многозначительной осведомлённости, что Феранор в итоге перестал обращать на это внимание. Его поглощали куда более насущные дела. Он привыкал к пустыне, пытаясь понять, как тут вообще может что-то жить. Солнцеликий Эру явно перестарался, одаривая Риенлисет своим благодатным светом. Жизнь здесь есть лишь вдоль побережья и по берегам рек — всё остальное пустыня с редкими чахлыми деревьями и оазисами. Колодцы здесь становились перекрёстками дорог и центрами общения, возле которых всегда собирались люди.

Первая их встреча с пустынниками случилась где-то день на десятый от начала их путешествия. Когда караван вышел к очередному отмеченному на карте колодцу, оказалось, что место уже занято. С вершины бархана, на который взлетели нёсшие передовой дозор всадники, были отлично видны несколько десятков серых палаток, стоящих вразброс вокруг раскопанного в песке каменного желоба. Меж ними сновали люди и животные, играли дети, но с появлением воинов, люди в лагере тут же побросали свои дела и навстречу чужакам быстро устремился десяток всадников. Увидев их Феранор, думая, что на них нападают, с готовностью схватился за лук и сгоряча едва не приказал Бальфуру трубить сигнал к атаке. Схватку предотвратил Митрасир, вовремя вмешавшийся и объяснивший эльфам, что угрозы нет.

— Это не разбойники, это бала переезжают на новое место. — Он привстал в седле, указывая рукой, в которой держал конскую плеть, на раскинутые у колодца палатки. — Видишь? Там их жёны и дети. Они не будут первыми кидаться на нас, просто подъедут поближе, чтобы убедиться, что мы сами не бандиты.

Это не говоря о том, что кидаться на шахских гвардейцев со стороны кучки земледельцев было вообще делом опрометчивым. Когда они подъехали ближе, Феранор окинул их критическим взглядом, изучая скверные доспехи и сделанные из тростника копья, и снисходительно хмыкнул. Пожалуй, чтобы разогнать эту свору хватило бы одного Митрасира с парой его воинов. Два десятка «белых стражей» пройдут сквозь строй таких вояк, даже не заметив их.

На встречу бала поскакал сам агыз и несколько его гвардейцев. Они встретились на полпути, переговорили, после чего пустынники понеслись обратно к шатрам, что-то крича на ходу. У шатров тоже заголосили, после чего на встречу Митру, вышли старик с пальмовой ветвью и закутанная до пяток в белые одежды женщина с кувшином в руках. Спустя несколько минут контакт был налажен. Агызу преподнесли воду и лепешку, а так же предложили занимать лучшее место. Предоставив Митрасиру разбираться с бала, Феранор отъехал к кактусовой роще, воинственно топорщащих свои иглы в стороне от становища. Спешившись, он уселся в тени куста, откупорив свою фляжку, с неприязнью разглядывая окруживших Митрасира пустынников. Внешне бала были похожи на бединов, такие же чернокожие, с курчавыми волосами, но без бединских вывернутых губ и плоских носов, сухопарые, будто высушенные солнцем, с вьющимися возле глаз мухами, они представляли для эльфа отвратное зрелище.

Глухо застучали по песку копыта, солнце заслонила тень всадника в округлом эльфийском шлеме. Феранор заслонился от света рукой, пытаясь сквозь пальцы разглядеть, кого это принесло к его кактусу.

— Это я, Феранор. — Сказал Агаолайт, перекидывая ногу через седло и спрыгивая с коня. — Пусти в тень, а то изжарился я совсем.

Капитан подвинулся, позволяя соратнику бухнутся на свободное место. Тот счастливо вздохнул, стянул с головы шлем армэ, на который по своей эльфийской выдумке нацепил свой плащ, притянув его к навершию шнуровкой, защитив, таким образом, от обгорания свою шею.

— Это самые долгие две недели на моей жизни. — Пожаловался он. — Хорошо бы сейчас снова оказаться на улицах Лаввалетты…

Феранор и сам с небывалой ностальгией вспоминал тенистую прохладу эльфийской столицы, с их вечно зелёными деревьями, стволы которых способны выдержать на себе средних размеров особняк; тихими струящиеся фонтанами и судоходными каналами, над которыми перекинуты изящные мостики. Когда он ещё по ним пройдётся? Вместе со столицей вспомнился и большой особняк, которым со дня основания города владела семья Эрендиров и её ярчайший представитель Кайонна лорд Эрендир. Агаолайт рядом словно бы прочитал его мысли, непринуждённо поинтересовавшись:

— Кстати, давно хотел спросить, что там за слухи вокруг тебя и леди Талиан? Говорят вы…