Тьма надвигается с Севера (СИ) - Шкиль Виктория. Страница 35

Когда молитва и погрузка были закончены, караван снова двинулся в путь. Что самое печальное — без завтрака. Как понял Борагус, предводитель стремился пройти как можно больше, пока солнце над головой не встало в зенит и не нагрело пески до состояния раскалённой сковородки. Первая половина дня — самое удобное время для перехода. Кому было невмоготу — жрали на ходу, в сёдлах. Дарику есть было нечего, но клянчить у бединов сушёный финик не позволяла гордость. Некромант он или рядом стоял?! Некромант должен быть выше плотских слабостей. Хорошо, что хоть идти пешком не пришлось — по распоряжению главного в караване, для Дарика освободили место на одном из верблюдов, так, что ехал он верхом, как свободный. Однако долго пылить одному, слушая бурчание своего желудка, Дарику не пришлось. Через полчаса, от головы колонны отделился всадник на чёрном хаммадийце, пустившийся рысцой вдоль вереницы верблюдов, явно кого-то среди них высматривая. Кого именно стало ясно, когда увидев Борагуса, всадник притормозил коня, поравнявшись с ним. Атраванец был в одеждах «белого стража», судя по богатству которых и дорогому оружию на поясе далеко не последний в их ряду. Положенная стражам маска, была поднята, открывая правильный овал лица, прямой нос и узкие губы человека.

— Ты выглядишь гораздо лучше, чем когда я тебя нашёл! — сходу объявил ему атраванец. — Как тебя зовут?

— Моё имя Дарик, — представился Борагус, думая кто бы это мог быть такой любопытный. Кандидатур на это было не много и Борагус назвал самую очевидную из них, — о, благородный Митр ибн Хассад, да продлит Аллуит бессчетно твои годы.

— Я не старик, чтобы желать мне долголетия. — Отмахнулся от лести ас'Саир. — Как ты оказался один посреди пустыни, Дарик?

Борагус уже рассказывал это лекарю Хамиду, но не поленился повторить ещё раз, снабдив дополнительными подробностями. Так, он поведал, что лишился верблюда подле одного из источников. Три дня он проторчал возле колодца, тщетно надеясь, что мимо пройдёт какой-нибудь караван. Когда же из еды у него остался один мешочек с курагой, Дарик решился попробовать дойти до цели в одиночку. Пешком. Взяв с собой столько воды, сколько смог унести, он отправился к Пальцам Йорыба, но не дошёл до них. Вода кончилась на второй день и мучимый жаждой Борагус, сутки пробредя по песку, принял за Пальцы череду скал, торчащих из песка. Позже он понял, что ошибся, но сил идти дальше у него не было. Он провалился в бред, прервавшийся только когда над ним склонился атраванец с флягой.

— Ты отчаянный парень, раз решил пуститься в путешествие на Север в одиночку, — сделал заключение атраванец. — И очень везучий. Если бы не теббад, то я прошёл бы мимо тех скал и не завернул туда.

— М-да… — как бы нехотя признал Дарик, задумываясь о своём. — Повезло…

Странно, но после слов ас'Саира о везении, ему неожиданно вспомнился один из бредовых снов, виденных им после того как он упал мордой в песок. Этот запомнился особо, потому, что снился ему почему-то аль-Гюлим.

— Ты слышишь меня, ас'шабар?! — отвлёкшись от своих воспоминаний, Борагус неожиданно понял, что Митр ему в это время что-то говорил и, судя по раздражению в голосе, ждёт реакции на свои слова.

— Прости, устад,[2] — смутился Дарик, — задумался о своей удаче. Она действительно большая, раз заставила тебя повернуть свой караван.

Митрасир смотрел на него с интересом. Надо было обладать изрядной долей мужества (или безрассудства) чтобы вот так просто пропускать мимо ушей слова человека, от которого зависит твоя дальнейшая судьба и открыто сознаваться в этом. Даже без учёта всяких законов пустыни, по которым жизнь Дарика принадлежала атраванцу, тот мог сделать с ним всё, что ему заблагорассудится. Митр ас'Саир — агыз «белой стражи» и кроме того, он в своей стране, а Борагус — недоучка-некромант, орочей крови и вообще чужак в Атраване, даже не смотря на то, что назвался ас'шабаром. В общем, их величины не сопоставимы друг с другом.

— Ты, очень странный ас'шабар. — Сделал заключение ас'Саир. — И мне нравится твоя смелость. Я бы дал тебе верблюда, воды и отпустил бы восвояси, но у меня нет лишних верблюдов для тебя. Потому, придётся тебе на время стать частью моего отряда. Не отпускать же тебя идти через пустыню пешком?

Борагус промолчал, считая вопрос агыза чисто риторическим. Конечно, он не хотел опять отправляться в пески на своих двоих — чтоб завернуть с дороги караван во второй раз, пожалуй, никакой удачи не хватит. Расценив его смущённое молчание, как согласие со своими словами, атраванец, позволил себе едва заметную кривую ухмылку.

— Делай то, что я говорю, Борагус и по возвращению в Шагристан я награжу тебя согласно твоим заслугам. А пока следи за рабами. Если ты действительно был ас'шабаром, это не вызовет у тебя сложностей.

После чего пришпорил коня и ускакал к голове каравана, оставив Дарика одного… ну не совсем одного, конечно. Впереди и позади Борагуса пылили идущие подле верблюдов рабы-ийланы, но их редко кто считал за людей.

* * * *

К вечеру путники добрались до небольшого селения с оазисом и колодцем, в котором ас'Саир решил сделать остановку на ночь. Выглядело всё мирно, чем приятно радовало уставших путешественников видом тростниковых хижин, с обмазанными глиной стенами и аборигенками, встречающими гостей сладкими лепёшками и самодельным вином. Вино на вкус оказалось чуть горьковатым, но всё равно прекрасно утоляло жажду. От положенных, согласно старым традициям, женщин в постель, уланы и «стражи» вежливо отказались. Отчасти из-за того, что все устали с дороги, отчасти потому, что среди аборигенок не нашлось ни одной хоть мало-мальски симпатичной. Даже падкий на амурные приключения Каэльдар, взглянув на предложенных дам, улучшать бединский генофонд отказался наотрез.

Настроение путников портил только безумный полуободранный нищий, с заросшей бородой лицом, который толкался подле колодцев и то и дело пытался жалобно ухватить то одного то другого караванщика за рукав, повторяя одну и ту же фразу: «Он вернулся. Вернулся — Зулл Саракаш! Я видел, видел это…» Безумного брезгливо отпихивали и отгоняли от колодца пинками, но он всё равно упорно приставал к караванщикам.

— Не обращайте на него внимания, — посоветовал им улле селения, — Это наш местный безумец. Однажды этот бедняга потерялся и слишком долго бродил по пустыне, и Минра отобрала его разум.

— Тьма надвигается на нас с Севера! — не обращая внимания на оскорбления, с надрывом в голосе продолжал вещать сумасшедший. — Я видел обезлюдившие селения! Я видел мёртвые тела людей с вытекшими глазами!

— А кто такой Зулл Саракаш? — проявлял любознательность отиравшийся поблизости Бальфур и с интересом ловивший каждое слово старших.

— Это легенда. — С деланным безразличием отвечали ему, не вдаваясь в подробности. К великому сожалению молодого эльдара.

Бальфур попробовал пристать с тем же вопросам к шахским гвардейцам, но получив схожий ответ — окончательно обиделся на атраванцев не желавших делиться с ним знаниями. Борагус мог бы удовлетворить любопытство остроухого юноши, но его, во-первых, не спрашивали, а во-вторых, даже если бы и спросили — он бы не рассказал это эльфу чисто из вредности. «Сделай гадость остроухому, пока тот не сделал гадость тебе!» — как говаривала орочья народная мудрость. Верный завету вредить эльфам даже в такой малости, Дарик стал устраиваться на ночлег, подстелив под себя на песок плащ и не заметил, как уснул. Пробуждение было не совсем приятным, хотя отчасти привычным. Проходивший мимо «белый страж» беззлобно пнул его в бок ногой, бросив ему на ходу:

— Много спишь, мхаз.

И правда, чего-то разоспался он. Небо на Востоке осветило первыми лучами восходящего солнца, возвещая, что для правоверных бохмичей наступает время утренней молитвы, а для рабов и иноверцев начинается рабочий день. Надо было седлать коней, грузить припасы на верблюдов и заполнять водой все бурдюки, что успели опорожнить атраванцы за ночь. Делать это всё должны были ийланы, а от Борагуса требовалось время от времени лупить их вартанаком чтобы те работали живее, в чём ему охотно помогали двое надсмотрщиков (сами такие же рабы, только тавантинцы-исариане). Свободные воины-атраванцы, как впрочем и эльфы, своих рук о вартанаки старались не марать и с радостью сгрузили на Борагуса обязанности надсматривать за всеми рабами в караване, как за ийланами, так и за тавантинцами.