Тьма надвигается с Севера (СИ) - Шкиль Виктория. Страница 67

А про себя подумал, что это очень удобно получить всё желаемое, не пошевелив и пальцем, а чтоб не платить придумать байку об изменившихся обстоятельствах! Как будто Гюлим не знал, что представляет собой «Пиала Жизни»! Ровно через одну секунду оказалось, что рядом с Гюлимом даже думать опасно, ибо он тут же обо всём узнаёт. Читает ли он мысли, или в этом замешана какая-то другая магия — Дарик не понял, но ответ на свой невысказанный упрёк получил сразу.

— Ты не справедлив ко мне, смертный… — Прошелестел сухой голос вампира. — Где бы ты был, если бы не я? Я следил за тобой от самого Шагристана и это я сбил с дороги караван который нашёл тебя. Я, позаботился о преследовавших тебя врагах. Я, избавил тебя от тягот обратной дороги, забрав из руин. А ты так невысоко обо мне думаешь, словно я мошенник на шагристанском базаре, обвиняешь в обмане, не зная даже малой части того, что узнал я. Я расстроен!

О том, что бывает когда хафаш расстраивается, подсказала приведшая Борагуса стрыга. Каким-то образом она ухитрилась незаметно обойти его и спрятаться в углу под заросшей стеной, где спокойно сидела пока не уловила нотки недовольства в голосе своего господина. Сипло зашипев, она на четвереньках выползла из своего укрытия и крадущимся кошачьим шагом стала подбираться к Дарику, неотрывна сверля его затянутой белой плёнкой глазами. Бросив пиалу в песок, рука Борагуса сама собой схватилась за рукоять меча, но обнажить его он не успел. Гюлим как-то очень быстро оказался возле стрыги и… полукровка даже не разглядел, что тот сделал, но нежить подняло в воздух, несколько раз в нём перевернуло и с треском влепило в стену, по которой мертвячка сползла на песок. Придя в себя, она потрясённо замотала головой и на брюхе с жалобным скулежом поползла к Гюлиму, попытавшись обнять и поцеловать его сапоги.

— Жалкая тварь… — Прокомментировал вампир, брезгливо отпихивая стрыгу ногой как надоедливую собаку. — Взгляни на неё, смертный. Раньше это была алялатская наглис, жрица Солнца. Я пообещал ей, что она будет слизывать прах с моих сапог и теперь она ничтожнейшая из детей Ночи, обреченная вечно оставаться на руинах своего храма. Даже красота её со временем угаснет и она превратиться в одну из тех мерзких старух, которых ты видел. Это тебе ответ чего стоит моё слово!

Нежить съёжилась от его слов, собравшись в один дрожащий комок. Слова Гюлима били её похлеще бича, ведь красота для стрыги последнее, что связывает её с былой жизнью и с каждой выпитой каплей крови эта связь становится всё тоньше. Когда оборвётся последняя ниточка, связывающая её с прошлой жизнью, мертвячка превратится в сморщенную старуху, обретая взамен возможность принимать облик зверей, но вряд ли эта способность сильно её утешит.

— …Но теперь ты меня разочаровал и даже не своим неверием и подозрительностью, а тем, что готов отступиться от своей цели, встретив случайное препятствие на дороге. Выходит, что я ошибся в тебе? — Гюлим сокрушённо покачал головой. — В таком случае наше соглашение расторгнуто, смертный!

— Я от своей цели не отступаюсь! — Озлобился Борагус. — Я лишь…

— Ты лишь хочешь добиться своего сразу и без труда. — Закончил за него хафаш, приваливаясь спиной к стене и запуская руку за отворот одежды. — Что ж… по твоим заслугам и награда… Вот! — На песок перед Борагусом мягко упал скрученный в трубочку лист исписанного пергамента. — Это недостающая страница в твоём гримуаре, где описан весь ритуал «Порога». А это… — Вампир сделал небрежный жест и рядом с пергаментом с глухим звяканьем приземлился тугой кошелёк. — Деньги на грамотного жреца, чтобы он научил тебя читать.

Дарик начал походить на вытащенную из воды рыбу. Он стоял, выпучив глаза, открывая и закрывая рот, не зная чем ответить на такой ход. Вроде его и наградили, но как-то… не так. Деньги не могли покрыть совершённое предательство, а лист с описанием ритуала был бесполезен как ввиду слабой грамотности в атраванском письме, так и из-за отсутствия знаний и опыта. Но формально вампир своё обещание выполнил, вон они знания, валяются в песке. Кстати вот он и тот «некромант», который, по словам покойного Фагим-оки, вырвал страницу из книги. Видимо в этот момент его лицо было выразительнее любых слов, потому, что взглянув на него хафаш, сощурившись, произнёс:

— Ты не доволен оплатой, смертный?

— Этого… не достаточно! — Выдавил из себя полукровка. — Да и не за эти гроши я дрался с тварями подземелья. А этот клочок пергамента… Какой от него толк, если вы говорили, что мою жертву Смерть не примет?! Вы давали слово Мустафы аль Гюлима, что дадите мне наставника!

— Видишь ли, нетерпеливый паврави, — Гюлим обнажил в издевательски снисходительной улыбке белые зубы. Знаменитых вампирьих клыков он не демонстрировал, но и без них по коже далеко нетрусливого Дарика побежали нервные мурашки и возникло стойкое желание закрыть горло руками. — Для того чтобы в полной мере выполнить своё обещание, мне нужно воспользоваться пиалой, а я не могу даже притронуться к ней, ибо в ней заключена сила богов! А без неё, я не дам тебе ни наставника, ни знаний, если только… — хафаш замолчал, выдерживая драматическую паузу, к концу которой Дарик едва не взвыл от нетерпения. — Если только я не найду того, кто возьмёт её в руки вместо меня, наполнив жертвенной кровью, которая стала бы тем ключом, что освободит твоего наставника…

— Освободит? — В замешательстве задрал бровь Дарик, силясь понять кого он имеет ввиду.

Тогда, в духане, называя Гюлима титулом шалах, что означало душитель, полукровка лишь хотел показать, что знает кто такой Мустафа аль Гюлим, но знал он его исключительно по легендам, в которых правда и вымысел перемешались так густо, что отделить его мог только сам хафаш.

— Именно! Не думал же ты, что я сам буду делать из тебя некроманта? — Сухо усмехнулся кровопийца.

— И кто же это, шалах Гюлим?

— Тот, кто сильнее меня так же как я сильнее тебя, смертный. — Ушёл от ответа хафаш. Вытянув костлявый палец с острым ногтём, кровопийца обличающее ткнул им в пиалу, которую Дарик по прежнему держал в руках. — Будь это просто волшебный инструмент, которыми волшебники творят свои чары, я бы сделал это сам. Теперь же мне придётся тратить время на поиски нового наёмника, которому можно доверить эту Реликвию и это дело… не тебя же снова просить об этом? Ты ведь решил остановиться…

— А-а-ах… да какого демона?! — Взорвался полукровка, гневно всплескивая руками, — и кого надо убивать на этот раз? Сорок девственниц? Может быть самого калифа всех правоверных?![2] Какую ещё цену вы потребуете?!!

— Девственницы — лишнее. — Отрывисто отозвался Гюлим. — Да и калиф ни к чему. Мне хватило бы и просто улле, при условии, что он вёл праведную жизнь. Я даже могу указать такого.

Сама по себе человеческая жизнь никогда не была преградой для Дарика — мало ли народу он уже поубивал, скитаясь по этим пескам? Преградой для него была лишь причина. Жизни он отнимал только в бою, за редким исключением в лице Фагим-оки и ещё пары воров и мошенников, один из которых пытался его отравить, а другой лишить его оружия. Однако если он станет некромантом, то ему придётся отнимать чужие жизни, например, чтобы перейти на более высокую ступень. Одной жертвой больше, одной меньше — какая разница? Тем более это взрослый мужчина, улле, священник — то есть человек готовый к жертвам ради своей веры. Вот если бы хафаш сказал ему, что нужна девственница или просто женщина, или, что ещё хуже, младенец, то Дарик послал бы его к демонам. Ну не мог он убивать детей, особенно когда они на него смотрят. И женщин тоже… Хотя, если они сами попытаются его убить, то тогда возможно… наверное…

— Я убью этого улле! — Зло провозгласил Борагус и тут же добавил. — Только с одним условием! — Получилось слегка поспешно, будто он боялся, что Гюлим пошлёт его вместе с этим условием куда подальше. — Я хочу знать имя того, кто будет моим наставником!

Кого он освобождает и от чего?! Такое требование показалось Дарику справедливым — он имеет право это знать!