Темный Клубок (ЛП) - Фехервари Петер. Страница 53
— Император обви… — начал Рудык, и Мильтон сжал ладонь.
Темплтон не захотел вспоминать, какой звук за этим последовал. Вместо этого он обратился к мрачному великану.
— Я хотел поблагодарить вас, Мэйхен. За спасение моей жизни.
Даже если это только отсрочило неизбежное…
— Сегодня пролилось достаточно арканской крови, — раздался гулкий голос, отражавшийся от стенок шлема, и Эмброуз понял, что лицевая пластина открыта. Джон что, искал смерти? Вполне возможно, так оно и было… Темплтон вспомнил, что взвод рыцаря чуть ли не полностью погиб в засаде, а такой человек мог принять случившееся близко к сердцу.
— Мне, в самом деле, нужно поговорить с вами, Мэйхен.
— Позже. Я стою в дозоре, охраняю своих людей.
— Видите ли, дело в моей руке…
— Уходи, Темплтон.
Что ж, думаю, так мне и нужно поступить. И, скорее всего, я уйду весьма и весьма далеко.
Эмброуз помедлил ещё мгновение, но внезапно почувствовал, что уже не видит смысла в попытках достучаться до рыцаря. Осторожно потерев раненую руку, капитан почувствовал, как под бинтами скользнуло нечто влажное, и не сразу понял, что на самом деле шевеление было под кожей. Тогда Темплтон вздохнул — он слишком устал, чтобы испытывать отвращение, и слишком хорошо осознавал неизбежное, чтобы беспокоиться о чем-то. Сожалел арканец только о том, что так и не закончил свой ненаглядный «Гимн воронью». Сквозь пелену усиливающейся лихорадки Эмброуз слышал, как призрачные развалины снова взывают к нему, шепчут о скрытых дорогах среди звезд…
…путях, что вьются, будто блестящие ленты презренной надежды, сквозь сердца и умы мертвых мечтателей, ускоряя полет и скользя вниз по склону кошмаров…
Сначала робко, а затем с растущей уверенностью, Темплтон поплелся к ждущим руинам.
Много часов спустя капитан Мэйхен увидел, как в джунглях валится гриб, огромный, словно башня. Нечто пробиралось через заросли в направлении воронки.
— Как вы думаете, что это? — нервно прошептал стоявший рядом серобокий.
Джон не ответил солдату, сосредоточившись на невидимом металлическом звере, который топал через джунгли. В ритме его скрипучих, лязгающих шагов было что-то знакомое. Спонтанно приняв решение, рыцарь включил наплечные динамики, в ночь хлынули помпезные марши Провидения, и люди позади Мэйхена едва не выпрыгнули из штанов от неожиданности. Через несколько секунд все в кратере уже носились туда-сюда, кто-то барабанил по броне зуава, умоляя вырубить музыку, но Мильтон не обращал на это внимания.
Машина довольно скоро отыскала их, и при виде арканского «Часового», продирающегося между деревьями, Джон позволил себе безрадостную улыбку. Шагоход беспокойно обошел впадину по кругу, ослепляя бойцов мечущимся лучом прожектора, а затем понесся обратно к капитану зуавов. Раздалось шипение пневматических поршней, машина отключилась и словно бы села на корточки. Секундой позже из распахнувшегося фонаря кабины высунулся пилот.
— Какая встреча, капитан Мэйхен! — закричал лейтенант Квинт, полное лицо которого светилось радостью находки. — Не согласитесь ли вы и ваши люди присоединиться к нам на скромном ужине в Раковине?
Только после того, как все покинули впадину, Джон обнаружил исчезновение Темплтона. В ходе торопливых поисков арканцы нашли у входа в разрушенный храм любимую записную книжку офицера. На пыльных ступенях портика было полно отпечатков ног, но след обрывался сразу же за внутренним порогом. Бойцы звали пропавшего, но никто не откликнулся им из темного прохода.
Словно бы капитан Эмброуз Филлипс Темплтон просто ушел из этого мира.
Скъёлдис увидела, что вералдур вдруг застыл в боевой стойке, и замерла, наблюдая за силуэтом стража через ткань палатки, но мгновением позже великан расслабился и возобновил обход её временного жилища. Женщина знала, что воин нервничает в этом гнилом месте — он не обладал вюрдом, но любой северянин почувствовал бы неправильность древнего города, спящего вокруг арканцев. Она предупреждала полковника, что не стоит вставать лагерем в пределах некрополя, но Белая Ворона заупрямился. Люди Катлера пролили много крови в битве за Раковину, и он не собирался уходить отсюда так быстро.
Вздохнув, Скъёлдис вернулась к прорицанию. Опустившись коленями на непокрытый коралл, она пробормотала имя Императора и подбросила священные шепчущие кости. Сначала руны рассыпались под властью гравитации, затем подскочили и затанцевали, повинуясь чему-то более древнему. Северянка прищурилась, видя, что резные костяшки подпрыгивают и переворачиваются, беспокойно щелкают, будто зубы мертвеца в пустом черепе, и не находят покоя.
— Ну и что там твои цацки говорят, а, Ворон? — глумливо спросил Катлер из глубины жилтента.
Сосредоточенная на гадании женщина пропустила оскорбление мимо ушей. Белая Ворона всегда называл её именем-насмешкой, когда она бросала шепчущие кости — теперь их, правда, называли Костями Императора. Так уж полковник обращался с древними обычаями вюрда; к тому же, он пил уже несколько часов, хлестал свою любимую огненную воду, словно у них были бесконечные запасы спиртного.
— Ворон, я к тебе обращаюсь…
— Шепчущие кости говорят мне всё и не рассказывают ничего, — огрызнулась Скъёлдис, обеспокоенная капризами рун.
— Неужто призналась наконец, что ты шарлатанка, женщина? — хохотнул Катлер.
Подобрав костяшки, она с отвращением посмотрела на Энсора. Тот валялся на топчане, заложив руки за голову и глядя в темноту. Мятый жакет лежал на полу, рядом с несколькими пустыми бутылками. Когда полковник вот так упивался огненной водой и жалостью к самому себе, северянка почти презирала его.
«Но ведь он только что потерял самого близкого друга», — упрекнула себя Скъёлдис. Хотя Элиас Уайт никогда ей не доверял, старик был для Белой Вороны всё равно что брат. Устыдившись собственной раздражительности, женщина попыталась объяснить увиденное.
— Кости плывут по шепчущим волнам мира, но там, где нет слов, они не могут отыскать гавань.
— Или этот мир просто несет полную хрень!
— Да, возможно и такое.
— Или говорит слишком быстро, и твои старые косточки за ним не успевают.
— Это серьезное дело, Белая Ворона. Здесь что-то очень неладно.
— Ты что, хочешь сказать, что это нехорошее место, Ворон? — пьяная медлительность вдруг исчезла из голоса полковника, сменившись бритвенно-острым сарказмом. — Я-то, знаешь ли, и сам уже догадался.
— Я хочу сказать, что эта планета губительна.
Катлер горько рассмеялся во тьме.
— Все миры губительны, женщина. Сними шкурку с любого, и увидишь клыки, ждущие тебя.
Северянка знала, что Энсор снова думает о Троице, захолустном скопище лачуг, которое незаметно для всех провалилось в Преисподние. Случившееся там соединило их с Катлером, но только потому, что в душе полковника что-то сломалось.
— В некоторых мирах пагубу можно отыскать и искоренить, — ответила Скъёлдис. — На других планетах она залегла слишком глубоко и проникла слишком далеко. Здесь же отрава стала единым целым с полотном и узором мира.
— Верховное командование утверждает, что здесь нет порчи.
— Они говорят то, что помогает им приблизиться к цели.
— И в чем же она заключается? — Энсор повернулся к женщине, его глаза блеснули желтым в тенях. — Потому что я совершенно не вижу смысла во всем этом, только бессмысленные потери и неприкрытые убийства! Знаешь, мне кажется, эти ублюдки хотели, чтобы моих людей сегодня перебили.
Скъёлдис понимала его гнев, но у неё не было объяснений для Катлера.
— Твой план сработал, — сказала она вместо ответа.
И в самом деле, дерзкая атака полковника на базу повстанцев завершилась великолепным успехом. После победы на площади вражеское сопротивление быстро рассыпалось, а сам Белая Ворона загнал вражеского командира в угол на ступенях огромного зиккурата. Офицер мятежников, который провел бессчетные годы в заболоченных джунглях, одряхлел и казался древним стариком в гладкой, сработанной ксеносами броне. Голова предателя торчала из пластекового ворота, будто сморщенный чернослив, но ясные глаза оставались странно спокойными, даже когда конфедераты окружили его. Когда Катлер потребовал от врага сдаться, тот просто улыбнулся и похлопал по нанесенной на лоб татуировке в виде снежинки. Затем командир повстанцев поднял винтовку и умер, сраженный огнем арканцев, не переставая улыбаться. Загадочная безмятежность мертвого лица до сих пор волновала Скъёлдис. Какое знание могло настолько возвысить человека над страхом? Да, встреча с мятежником вышла тревожащей.