Сдвиг - Кринг Тим. Страница 27

— А какое отношение все это имеет к Вратам Орфея?

Лиари махнул рукой:

— Врата Орфея надо воспринимать как метафору, а не что-то материальное или какой-то орган. Открыть их означает дать доступ к другим уровням сознания, а не убийству.

— Вы имеете в виду Моргантхау?

— Вспомните, как вы сами вчера испугались. А если бы эти страхи были сильнее в сто раз? Или в тысячу?

БК содрогнулся.

— Вы считаете, его убил Форрестол? Заставил наложить на себя руки? Внедрившись в его сознание?

— Я не знаю, — ответил Лиари. — Я понятия не имею, что здесь произошло. — Он обвел взглядом потолок и всю спальню. — И что-то мне подсказывает, что мы никогда не узнаем… Если только…

— Что?

— Если им удастся создать другого.

— Другого…

— Другого Орфея.

БК согласно кивнул, но про себя подумал, что необходимости в этом не было. Чандлер Форрестол был по-прежнему жив. И Наз тоже, подумал он, нащупав кольцо в кармане. Но оба этих факта могли быстро измениться, если ему не удастся найти их. А сделать это можно, только разыскав Мельхиора.

Фоллс-Черч, штат Виргиния

5 ноября 1963 года

Фары длинного «кадиллака» погасли, едва машина въехала на пустынную стоянку у складских помещений пригорода Вашингтона Фоллс-Черч. В темноте ее можно было разглядеть лишь по отблескам лунного света на хромированных деталях, стекле и черном лаке. Как флагманский корабль во главе эскадры, «кадиллак» двигался бесшумно и величаво, пока не остановился у одинокой мужской фигуры, поджидавшей под сломанным уличным фонарем. Лицо мужчины скрывали широкие поля шляпы, и он нервно теребил маленькую дырку под лацканом пиджака против сердца. В последние тридцать шесть часов Мельхиор не переставал думать о том, что ему довелось испытать в Миллбруке, — о качающихся деревьях и предметах, летавших по своей воле. Однако при виде машины его мысли переключились на другое. Он слышал, что Сонг неплохо преуспевала, однако не ожидал, что дела ее столь хороши. Ему стало неловко за свой пиджак, полученный в подарок от Рауля Кастро, и особенно за поношенные сандалии. Хорошо еще, носки оказались без дырок.

Его смущение усилилось еще больше, когда тонированное заднее стекло с легким жужжанием опустилось и его взгляду предстал роскошный салон, отделанный черной кожей, белым шелком и хромом. В салоне сидела женщина. Лицо было узнаваемым, но за семь лет, что они не виделись, она превратилась в такую потрясающую красавицу, что у Мельхиора перехватило дыхание. Теперь ей, наверное, лет двадцать пять, но и десять лет назад, когда они впервые встретились в Корее, она предпочитала скрывать свой возраст. Ее черты были по-прежнему резкими, только теперь они говорили не об истощении от постоянного голода, а придавали облику изысканность драгоценного камня. Глаза стали больше, темнее, но в них уже светился не гнев, как раньше, а такая жесткость, что собеседникам становилось не по себе.

Не удержавшись, Мельхиор присвистнул от восхищения.

Сонг даже не удостоила его взглядом.

— Если ты еще хоть раз назовешь меня «леди-дракон», я прикажу Чул-му прострелить тебе колени. Так что же такого важного произошло, что после семи лет ты столь срочно захотел со мной встретиться в час ночи?

А вот здесь она не изменилась! Сонг всегда была не просто, а слишком деловой и абсолютно лишенной сантиментов.

— Вообще-то я собирался сказать, что если бы знал, как ты похорошеешь, то никогда бы…

— Еще слово, и я сама тебя застрелю.

— Боишься, что оскорблю Железный Кулак, что сидит впереди? — Мельхиор бросил взгляд на шофера. — Он уже достаточно взрослый, чтобы водить машину?

— Достаточно, — ответила Сонг. — И он не говорит по-английски, так что твоя болтовня может оскорбить только меня. Давай к делу: что тебе надо? — Сонг повернулась к Мельхиору и впервые оглядела с ног до головы — от стоптанных сандалий до потертой шляпы, — после чего ее губы скривила ироничная усмешка, от которой у него по спине пробежали мурашки. — И что ты предлагаешь взамен?

За услуги, оказанные правительству США во время войны в Корее, Сонг Пайк — Сонг для друзей и мадам Сонг для всех остальных — попросила лишь разрешения эмигрировать в Америку. Двадцатилетий Мельхиор, находившийся в Корее вместе с Умником, завербовал ее. Она оказалась единственной из пятидесяти «кротов», кто не исчез за тридцать восьмой параллелью и не был повязан коммунистами. Тогда ей исполнилось лет четырнадцать-пятнадцать — совсем нескладный подросток с голодными ввалившимися глазами, горевшими ненавистью. Как и Мельхиор, она была сиротой, но, в отличие от него, знала своих родителей. Солдаты Ким Ир Сена убили их у нее на глазах. Убили вместе с братом, няней и еще шестерыми родственниками их большой семьи, не говоря о бесчисленных друзьях и соседях. Мельхиор не сомневался: она стала бы помогать Конторе, даже если бы Умник и не предложил ей американского гражданства. Никто не умел так помнить обиду, как корейцы. Правда, в то время он еще не встречал персов, так что все относительно.

После десятимесячного пребывания Мельхиора и Умника в Корее генерал Дуглас Макартур недвусмысленно дал понять, что не нуждается в разведданных, пока у него есть танки, бомбардировщики, снаряды и напалм. Одному Богу известно, что бы он натворил, окажись в его руках тридцать восемь атомных бомб, которые он запрашивал. Умник никогда не навязывал своих услуг и, прихватив с собой Мельхиора, тут же перебрался в Персию, чтобы начать борьбу с Мохаммедом Мосаддыком [19], а Сонг отправилась в Штаты. В последующее десятилетие Мельхиор внимательно следил за ее судьбой. Ее пребывание в Америке было законным, зато все, чем она занималась, выходило за рамки закона: контрабанда, поставка наркотиков, шпионаж. Однако главным источником ее дохода был эксклюзивный публичный дом, предлагавший азиаток не только из самых разных стран вроде Индии, Таиланда и Японии, но и, как она выражалась, «сортовых», будто девушки являлись разновидностями орхидей. Их постоянными клиентами были промышленные магнаты и конгрессмены, а также многочисленные шпионы со всего мира, приезжавшие сюда за информацией, которая, как и девушки, тоже свободно продавалась. В ЦРУ официально считалось, что мадам Сонг позволяют заниматься такими сомнительными делами, потому что львиная доля ее доходов направляется организациям и частным лицам на борьбу с режимом Ким Ир Сена. Однако на самом деле она работала в тесном контакте с Конторой и собирала обширный компромат — как фотографии, так и улики — на самых видных представителей американской элиты, посещавших ее заведение. Какой-нибудь дотошный журналист мог бы, наверное, положить конец ее бизнесу — если, конечно, у нее не нашлось бы «материала» на издателя, — но от неприятностей со стороны государственных органов она была застрахована.

Теперь настала очередь Мельхиора покачать головой.

— Годы не сделали тебя мягче! Мне нужно кое-что перевезти, — быстро добавил он, пока она снова не пригрозила его пристрелить. — Вернее, кого-то.

— Кого именно?

— Это не важно.

— Куда?

Мельхиор хмыкнул:

— Далеко. В Сан-Франциско. Я бы сам его туда отвез, но здесь мне надо еще закончить дела, а это не терпит.

— Далеко — это Сеул. Сан-Франциско — всего шесть часов лету, а самолет у меня есть.

Мельхиор едва удержался, чтобы снова не присвистнуть.

— Вижу, обратился по адресу.

— Никуда ты не обращался. Ни с кем не разговаривал. И никого никуда не повезут. Просто мне нравится этот город, и я люблю там бывать. Правда, обычно я езжу туда в январе, но, думаю, в этом году могу съездить и в ноябре.

— Договорились.

— Иногда мне нравится в Сан-Франциско знакомиться с новыми людьми. Может быть, ты знаешь там кого-то, кто мог бы составить мне компанию?

— Знаю. Хороший человек. Доктор.