Сдвиг - Кринг Тим. Страница 4

Бейо промолчал. Мельхиор достал пистолет и направил ему в затылок. Выстрел в затылок говорил о многом. Если уж предстояло кого-нибудь казнить, то имело смысл оставить сообщение. Неожиданно пистолет в руке показался ему таким большим и тяжелым, а голова Бейо — такой маленькой, что он даже засомневался, сможет ли в нее попасть, если не справится с дрожью в руках. Он приставил пистолет к голове так, что ствол почти касался волос и нерешительно подрагивал, напоминая палец, занесенный над клавиатурой пишущей машинки.

— Тебя тоже убьют, — еле слышно пообещал Бейо.

Чтобы унять дрожь, Мельхиор приложил большой палец к ударнику.

— Я рискну.

— Не русские. Контор…

Бейо резко рванулся влево и даже успел опереться на одну ногу, но Мельхиор успел нажать на курок. Выстрел оторвал Бейо правое ухо и снес половину лица: по всей комнате разлетелась кровавая масса. Несколько мгновений он еще оставался стоять раскачиваясь, потом рухнул. Череп от удара о пол раскололся, голова сдулась, как спущенный мяч.

Когда после выстрела в комнате воцарилась тишина, Мельхиор сообразил, что надо было воспользоваться ножом и перерезать Бейо горло. У него в обойме было всего пять пуль. Теперь осталось четыре. Если бы Бейо не дернулся, он бы это сообразил до того, как нажать на курок.

— Черт бы тебя побрал, Эдди! Ты ушел и все испортил!

Да, Куба есть Куба. Она могла изгадить что угодно.

Кембридж, штат Массачусетс

26 октября 1963 года

В полутора тысячах миль на север по прямой — а после введения эмбарго в феврале ни один самолет не совершал такого перелета — Назанин Хаверман вошла в захудалый бар в Восточном Кембридже, штат Массачусетс. Моргантхау выбрал «Королевскую голову», потому что бар располагался достаточно далеко от Гарвард-Ярда и сюда не заглядывала обычная публика, но зато это место было хорошо известно, как он выразился, «в определенных кругах». Наз не стала уточнять, что это за «круги», но подозревала, что они были как-то связаны с теми, кто написал на старом плакате, призывавшем принять участие в марше Мартина Лютера Кинга на Вашингтон:

В вестибюле висело зеркало, и Наз посмотрела на себя безучастным взглядом женщины, которая уже давно привыкла проверять свою боевую раскраску, не замечая под ней лица. Она сняла перчатки, немного замявшись с правой из-за кольца с большим рубином на среднем пальце. Она потерла камень — не столько наудачу, сколько чтобы напомнить себе, что всегда могла продать его, если станет совсем туго. Потом, стараясь держаться как можно ровнее — перед выходом из дому она взбодрила себя джином с тоником, — Наз зашагала по узкому проходу к бару.

У желтоватой лампы над дверью, за которой висело облако табачного дыма и царили терпкий запах разлитого спиртного, гул голосов, косые взгляды и настороженность, она невольно замешкалась. Она чувствовала, как ее обволакивают ядовитые клубы неудовлетворенности и сексуального напряжения, и ощущала их так же явственно, как и клубы сигаретного дыма, и ей оставалось лишь устремить взгляд на бар и идти к нему. Она сказала себе, что это всего пятнадцать шагов, а потом она сможет спрятаться за высоким бокалом с охлажденным джином.

Ее облегающий серый костюм притягивал оценивающие взгляды мужчин, устремленные на бедра, талию, грудь и скромное декольте, образованное верхней расстегнутой пуговицей на белой шелковой блузке. Но всех завораживало ее лицо. Полнота губ подчеркивалась темно-красным цветом помады точь-в-точь как цвет рубина на правой руке, темные глаза с поволокой сияли, как до блеска отполированные камни, больше похожие на антрацит, чем на обсидиан. И конечно, ее волосы — копна иссиня-черных кудрей, которые улавливали тусклый свет помещения и отражали его радужными переливами. Сотни раз она пыталась их выпрямить теми же методами, что и тысячи перекрасившихся в блондинок бостонских домохозяек, но они неизменно вились снова. Вот почему, в отличие от тщательно уложенных причесок других женщин, находившихся в баре, голова Наз была обрамлена настоящим сверкающим нимбом из струящихся волнами волос. Они были слишком пышными, чтобы ей носить шляпки, ставшие последним писком моды с легкой руки Жаклин Кеннеди, поэтому она просто перетянула их лентой, надвинутой на лоб, которую удерживали на месте несколько заколок.

Женщины тоже обратили на нее внимание, и их взгляды были столь же пристальными, как и взгляды мужчин, разве что куда менее приветливыми. В воскресенье бизнес явно не задался.

— Джин и тоник, тоника — всего пару капель, — сказала Наз бармену, уже доставшему высокий охлажденный бокал. — И плесните туда чуть-чуть соку лайма. Я ничего не ела сегодня.

Она с трудом удержалась, чтобы не выпить коктейль залпом, и устроилась на высоком стуле вполоборота к залу. Повернуться к посетителям лицом выглядело бы слишком откровенным. Так ее было всем хорошо видно, а бросить ответный взгляд она могла и в зеркало за спиной бармена.

Она поднесла бокал к губам и с удивлением обнаружила, что он пуст. Даже зная себя, она удивилась, как быстро сумела его опорожнить.

И в этот момент она его увидела. Он сидел в плохо освещенном темном конце барной стойки и смотрел на бокал, как на судью — подсудимый. Обхватив его ладонями, он не отрывал взгляда от оливки, лежавшей на дне бокала. На его лице было написано сосредоточенное внимание, будто он самым серьезным образом обдумывал поведанное коктейлем.

Наз перевела взгляд на зеркало, чтобы разглядеть мужчину получше и уловить его «вибрации» в общем фоне зала. «Вибрации» — это новое словечко из молодежного жаргона совсем недавно вошло в лексикон, но уже застревало в зубах перчинкой. Однако чтобы понять, что этого парня что-то беспокоило, совсем не обязательно было знать какие-то особые слова. Горькую оливку могло заставить утонуть только море джина. Внимательный взгляд, высокий лоб под темными волосами и осторожные движения пальцев говорили о том, что он интеллектуал, но мучила его проблема, не связанная с головой. У него были широкие плечи и узкая талия, и хотя он сидел, склонившись над бокалом, как пес, охранявший кость, спину все равно держал ровно. Значит, он еще занимался и спортом. Есть в мире вещи, от которых не скрыться. И справиться с которыми помогал один алкоголь.

Заметив, что мужчина смотрит на нее так же пристально, как и она на него, Наз вздрогнула. Он улыбнулся. На щеках его появились ямочки. Она перевела взгляд с зеркала на него и посмотрела ему прямо в глаза.

— Последний раз, когда на меня так пристально смотрела красивая девушка, у меня на лбу было написано «D-I-M-E» [5].

Наз потянулась к бокалу, но вспомнила, что он пуст. Наживка сработала. Она отодвинула бокал и сделала движение перейти к нему. Уж выпить-то он точно не откажется!

Вблизи она чувствовала его лучше. Его «вибрации». Его энергию. Ему действительно было не по себе, но еще ему хотелось женщину. Он пришел сюда выпить, но не откажется, если вдруг подвернется случай кого-нибудь подцепить. Главное, чтобы женщина показалась ему родственной душой. Того же «замеса», как выражались битники.

Она вежливо улыбнулась, вспомнив, как давным-давно ее этому учила мать.

— «D-I-M-Е»? А может быть, это было «di me»? По-испански это…

— «Скажи мне». — Он смущенно хмыкнул. — В действительности дело было совсем в другом.

— «В другом», — насмешливо повторила она. — В таком случае «dit moi» [6].

Его речь была правильной, а по тому, как он произносил слова, она поняла, что он местный. Сорочка явно сшита на заказ, но манжеты с тусклыми серебряными запонками выглядели потертыми. То, что он принадлежал к элите, ее порадовало. Она знала этих людей. Именно они ее вырастили и использовали на трех разных континентах. Взамен она научилась манипулировать ими.