Козара - Оляча Младен. Страница 48
— А может, она как раз спятила? — улыбнулся Дитер.
— Спятила? — фра-Августин осклабился, как собака, у которой вырывают из пасти кусок мяса. — Не будьте наивны, майор. Уверяю вас, это партизанская шпионка и вообще опасная штучка.
— Я должен вам заметить, что появление этой девчонки меня заинтересовало, — сказал майор Дитер. — Заинтересовало прежде всего своей загадочностью. Я не убежден, что вы связали действительно разведчика. Такие глаза не лгут. Это глаза перепуганного ягненка.
— Ну что вы говорите, господи боже мой! Заладили, как тогда Муяга, невиновна, невиновна.
Фра-Августин захохотал. Сложенные на животе руки его тряслись, и мутные зеленоватые глаза злобно поблескивали.
— Это хищный зверь, а не ягненок, — сказал он. — Я не могу ошибиться: она шпионка.
— Вы спрашивали, что она думает о партизанах?
— Говорит, что они авантюристы, но это она сейчас придумала.
— А как относится к немцам?
— Об этом мы не додумались спросить, — сказал фра-Августин не без иронии.
— Об этом ее спрошу я, — сказал Дитер. — Но не сейчас, а попозже, в более спокойной обстановке.
— Вы хотите ее забрать?
— Да, — сказал Дитер. — Я беру ее с собой.
— Она наша, — пробовал протестовать фра-Августин. — Мы сами отправим ее куда следует — в яму, как всех шпионов. Для этого я уже вызвал и Мате и Асима.
— Мы и сами с ней справимся, — сказал Дитер. — Немецкие офицеры умеют исполнять приговор, но надо знать, справедливо ли обвинение. Вину этой девушки необходимо доказать.
— Что это практически значит?
— Практически это значит, что я отвезу ее в Приедор, — решительно заявил Дитер. — Там мы все и установим, там я буду иметь возможность проверить ее показания.
— Столько раз мы расстреливали шпионов без всяких проверок, — сказал фра-Августин. — Зачем для нее делать исключение?
— А вот затем, — сказал Дитер. — Смерть одного невиновного, если это будет обнаружено, принесет нам больше вреда, чем смерть сотни действительно виновных. Виновных люди не жалеют, а невинные жертвы превращаются в символы.
— Я бы ее все же прикончил, — упорствовал фра-Августин. — Она виновна хотя бы потому, что столько дней болтается возле линии фронта и шпионит.
— Если она окажется виновной, ее ждет неминуемая смерть. А теперь скажите, чтобы она садилась ко мне в машину. Она понимает по-немецки?
— Я не знаю.
— Sprechen Sie deutsch? — спросил Дитер.
Девушка отрицательно покачала головой.
— Скажите, чтоб шла за мной, — повторил Дитер.
— Иди, — сказал фра-Августин. — Смотрите, чтоб не сбежала, — приказал он сопровождающим солдатам.
— Развяжите ей руки, — сказал Дитер, усаживаясь в машину.
— Господи, да вы понимаете, что вы делаете?
— Я сказал, чтобы ей развязали руки, — повторил Дитер.
— Она убежит, опять убежит, — уверял его фра-Августин.
— Это уж мое дело.
— Тогда я поеду вместе с вами до Приедора.
— Спасибо, ваше преподобие, — улыбнулся Дитер. — Мне ваша помощь не нужна. Мне не впервой ехать с…
— Как же вы будете с ней разговаривать?
— Разве это первая женщина в моей жизни, которая не понимает по-немецки? — сказал Дитер. — Как-нибудь договоримся.
— Вот балда, — процедил фра-Августин. — Балда.
Но майор не понял его и поэтому не рассердился.
Он смотрел на девушку и представлял свое будущее произведение: молодая женщина на опушке леса, среди колосьев, рядом с окопами. «Завтрак на траве» Ренуара поблек бы в сравнении с этой картиной. Он не отрывал взгляда от доставшейся ему чудом натурщицы и восхищался ею.
Девушка на какое-то мгновение подняла на него свои усталые, измученные глаза. Ее платье, плотно облегавшее тело, словно бы и не предназначалось для того, чтоб прикрыть наготу, а, наоборот, дерзко подчеркивало линии фигуры. Но девушка смотрела на майора совсем недолго и тут же, как намокшая под дождем птица, бессильно опустила голову.
Он хотел заговорить с ней. Но как? О чем ее спросить? А тут еще прислушивается шофер, хмурый баварец. Ему очень хотелось сказать ей что-то ободряющее и значительное, чтобы она почувствовала в нем своего защитника и друга. Но она молчит и отводит взгляд, а он не знает ее языка и не может заговорить.
Когда приедем в Приедор и этот бульдог уйдет, я как-нибудь назначу ей свидание, думал он. Но где встретиться? В парке? Парка нет. На берегу Саны? Там хорошо — и кусты и трава. Растянуться бы на сене, на мягкой, только что скошенной траве. Он посмотрел на девушку.
— Sprechen sie deutsch?
— Nein. Ich spreche nicht deutsch, — ответила она легко и свободно.
Он очень удивился. Сразу же задал несколько вопросов, но все было тщетно.
Девушка молчала и только покачивала головой или повторяла одну-единственную фразу, что не говорит по-немецки. Но эту фразу она произносила безупречно.
Напрасно Дитер продолжал расспросы. Он размахивал руками и вращал глазами, стараясь сообщить ей свои мысли. Она его не понимала. Она казалась глухой и немой. В недоумении разводила руками, качала головой, в то время как майор Дитер уже чувствовал, что с ним происходит что-то необычное и странное.
Нечто подобное он испытал, когда впервые увидел Изабеллу. Тогда это была любовь. Человек зрелый, Дитер понимал, что любовь редко приходит дважды. Он любил Изабеллу, но это только что встреченное им существо явно выбило его из обычной колеи. Он уже почти верил, что влюбляется снова. Это его привело в замешательство и испугало.
Он набрал полные легкие воздуху и махнул рукой. Ерунда. Я просто давно не встречался с женщинами, пытался он успокоить себя. Он припомнил встречу с той француженкой в Париже. Все выяснится уже сегодня вечером на берегу. Он обрел спокойствие.
Наконец они приехали в Приедор, смрадный, кишащий мухами. Он хотел расстаться с девушкой прежде, чем они доедут до комендатуры. Но что делать с этим бульдогом, который навострил уши?
— Останови здесь, — сказал он шоферу. — Поезжай в гараж и исправь аккумулятор, а после подъедешь прямо к комендатуре.
Машина рванулась, подняв за собой облако пыли. Дитер с девушкой остались вдвоем. Он осмотрелся по сторонам: на них уже обращали внимание. Пока это были только горожане, но каждую минуту мог появиться и кто-нибудь из военных.
— Вы боитесь, майор? — сказала девушка по-немецки. — Не бойтесь, я умею хранить тайну.
— Да вы отлично говорите по-немецки! — воскликнул Дитер.
— Не знаю, отлично ли, но говорю, — спокойно ответила девушка.
— Тогда вы поняли и то, что я сейчас сказал шоферу?
— Да.
— Вы очаровательны, — сказал Дитер. — На нас уже смотрят, и мы не можем стоять дольше, а я хотел бы назначить вам свидание. Вас зовут Марта?
— Матильда.
— Матильда, могу я вас попросить, — продолжал Дитер, — если вы свободны, прийти нынче вечером на мост? Вы знаете, где мост?
— Знаю. А когда?
— В восемь.
— Вы забыли о комендантском часе, — напомнила ему Матильда.
— Черт бы побрал этот комендантский час! — сказал Дитер. — Что же делать?
— Встретимся раньше, — предложила Матильда.
— Но где, черт возьми? Я же не хочу, чтобы о нашей встрече стало известно. Поэтому лучше, когда стемнеет, — в восемь или даже после девяти.
— Давайте встретимся у вас дома, — сказала Матильда.
— О, mein Gott! — воскликнул Дитер. — Это чудесно.
— Вы мне скажете адрес?
— Конечно, конечно, — повторял с восторгом Дитер.
— Я приду после шести, — сказала Матильда, записав адрес. — До свиданья, майор.
Вот я и в Приедоре, а как раз сюда меньше всего хотела попасть. Никого не знаю. Сесть бы в поезд — и в Загреб, подумала она. Но поезда не ходят, железную дорогу взорвали. Надо как-то выбраться из города, укрыться в поле, а с наступлением темноты…
Она смотрела на север, в сторону гор. Она знала эти края. До войны, еще ученицей, она побывала на Козаре, была на Мраковице и в монастыре Моштанице. Она вспомнила уста-шей, которые ее дважды пытали. Оба раза жизнь ее висела на волоске.