Дух мщения - Макнилл Грэм. Страница 71

Нижние палубы освещались только разрозненными световыми лентами, огнями топок и изолированными помещениями, где их изможденные обитатели собирались на островках яркого света. Постоянно звонили колокола, ревели клаксоны, а хрипящие адепты Механикум в изодранных черных одеяниях задавали темп работы своих жалких подопечных при помощи хлыстов и трескучих стрекал.

— Пора проникнуть на верхние палубы, — произнес Брор Тюрфингр, когда Тубал Каин остановил их, чтобы загрузить в свой планировщик новые результаты замеров. — Мы достаточно бродили ниже ватерлинии.

— Чем выше мы поднимемся, тем больше рискуем оказаться обнаруженными, — заметил Круз.

— И встретить силы легиона, — добавил Караян.

— Давайте их сюда, — сказал Варрен. — Самое время моему топору пораскалывать черепа предателей.

— Этот твой топор будет слышен до самого стратегиума, — произнес Алтай Ногай. — Как только Сыны Хоруса узнают о нашем присутствии, миссии конец.

— Мы здесь не для того, чтобы сражаться, — напомнил Варрену Локен. — Мы здесь, чтобы разметить путь для штурма Шестого легиона.

— Тогда пора отметить критично важные для миссии объекты, — настаивал Брор. — Основные батареи орудий. Арсеналы легиона, реакторные отсеки, командные и управляющие узлы. И как только мы их отметим, то двинемся дальше. Волчий Король не чурается слегка хитрить и сбивать с толку, однако он явится к магистру войны не из теней. Он придет к нему, высоко подняв голову и оскалив клыки.

После встречи с Леманом Руссом за доской для хнефатафла Локен был склонен согласиться, однако идея направиться в более знакомые участки корабля представляла собой неприятную перспективу.

— Ты прав, Брор, — сказал он. — Пора показать, почему нас выбрали для этого задания. Нам нужно отметить горло этого корабля, подготовить его, чтобы Волчий Король смог его вырвать. Мы отправляемся выше по «Духу мщения».

На сенсориуме «Бича погибели» попытался прорезаться очередной прерывающий сигнал вокса, но эхо прошлых пилотов растворило его прежде, чем он смог достичь Рэвена. Им, как и ему, не было дела до того, чтобы слушать требования Тианы Курион вернуться на линию фронта.

Гранд-армия Молеха собиралась на холмах к северу от Луперкалии и тянулась на восток от изрезанного основания плоскогорья Унсар до горы Железный Кулак. Имея тысячи боевых бронемашин, сотни тысяч (если не больше) солдат, множество батарей артиллерии и два Легио титанов, мобилизующихся к бою, лорд-генерал явно могла справиться без одного рыцаря.

К настоящему моменту он уже несколько дней обыскивал горные леса, пробираясь по шероховатым утесам и болотистым долинам в поисках Белой Наги. Первоначальное возбуждение от пребывания на пороге чего-то чудесного угасло почти сразу же, как он покинул лагерь. Божественное воплощение Змеиного культа странным образом никак не появлялось перед ним, и его терпение истощалось.

Он выбрал направление случайным образом, направив своего рыцаря прочь от лагеря целеустремленной поступью. Причиненный магистром войны ущерб еще сохранялся: пробирающая до костей боль, которой никогда не суждено было пропасть. Вечное напоминание, способное поспорить с потерей сыновей. Подключение к «Бичу погибели» через позвоночные имплантаты придавало чувству утраты отдаленность, отстраненность, как будто это случилось с кем-то другим.

Да, трагично, но совершенно переносимо.

Сразу после отключения отстраненность бы пропала, и он забавлялся дикой идеей о том, чтобы никогда не покидать «Бич погибели». Нелепо, разумеется. Продолжительное соединение с машинным духом рыцаря заполняло мозг пилота чужеродными воспоминаниями, бессвязным информационным мусором и фантомными ощущениями.

Остаться внутри рыцаря слишком надолго означало встречу с безумием.

При всем своем сумасшествии идея пустила корни, и от нее было не избавиться.

У Рэвена пересохло во рту, желудок урчал. Он ничего не ел с момента ухода из лагеря, и в животе кисло вино. Системы рециркуляции, фильтрующие отходы, позволяли ему обходиться без пищи и воды, но он уже чувствовал, как в теле скапливается отрава — и физическая, и духовная.

Если Белая Нага не появится в скором времени, он не выживет и не вернется с каким бы то ни было божественным даром. Мысль о смерти в одиночестве в глубине леса на мгновение развеселила его. Какой бы это стал смехотворный конец для рыцаря Молеха. Он превратится в статую из железа и иссохшей плоти, которая будет одиноко стоять, позабытая на тысячи лет. Рэвен представил, как выродившиеся дикари из будущей эпохи обнаруживают его и собираются поклоняться его трупу, словно «Бич погибели» — древний языческий алтарь.

Он моргнул, когда сенсориум замерцал и растянулся, словно разлитый сироп. Демонстрируемые им изображения не подвергались внешней обработке машинами, это скорее были ментальные проекции, управляемые стимуляции синапсов, провоцирующие визуальное отображение показателей ауспика.

А затем Рэвен увидел, что это не сбой сенсориума.

Это искажалась сама местность.

Обычно дисплей был монохромным, полностью очищенным для ясности в бою, но сейчас он взорвался чувствами. Деревья наливались новой жизнью и невероятно разрастались. Там, где он ступал, распускались цветы, их аромат опьянял и был сладок практически до невыносимости. Его атаковали не имеющие названия цвета и доселе неслыханные звуки. Рэвен видел сосуды каждой травинки, немигающие глаза на каждом листе, историю мира в каждом камне.

Все цвета, все поверхности стали невыносимо отчетливыми, мучительно реальными и раздулись от потенциала жизненной силы. Это было слишком, перегрузка восприятия грозила выжечь чувствительные связи в его разуме. Рэвен задыхался, желудок пронзала тошнота. Не будь он уже пуст, его бы вывернуло наизнанку.

«Бич погибели» пошатывался в ответ, железный колосс переваливался, словно пьяный. Громада рыцаря ломала корчащиеся ветви на части и сдвигала с места колышущиеся рябью валуны. Энергетический кнут наносил удары, валя вековые деревья, которые кричали во время падения. Со скользкой от дождя почвой не было никакого сцепления, как будто та хотела, чтобы он упал, и Рэвен силился удержать рыцаря в вертикальном положении.

Упасть так далеко от помощи означало смерть, и эта мысль его больше не забавляла. Он боролся с управлением, а подавляющее буйство гиперреалистичности мира вскрывало его и обдирало до костей.

— Слишком! — закричал он. — Это слишком!

— Нет такого понятия, как «слишком»!

Мощь голоса сорвала мигающие листья с деревьев в радиусе ста метров, и разум Рэвена вспыхнул, будто от аневризмы. Сделанный из бронестекла фонарь кабины рыцаря треснул, и он вскрикнул, когда правый глаз залило кровью.

Наконец, он выровнял спотыкающегося рыцаря.

И узрел божественное.

— Белая Нага, — задохнулся он.

— Одно из многих моих имен. Я — Просветитель, начало и конец, онтологический идеал совершенства.

Не сознавая этого, «Бич погибели» опустился на колени перед божественным существом. Белая Нага переливалась сиянием, на Молех в телесном обличье явилось солнце, чей жар был столь свиреп, что в мгновение ока сжег бы его без следа.

— Здесь, — всхлипнул Рэвен. — О Трон, ты здесь.

Ее сопровождали бесформенные облака ароматного мускуса, а также звук зеркал, которые разбивались от неспособности отразить подобную красоту. Воплощение было чудесно и непостоянно, извивающийся гобелен с образом крылатого змея.

— Твоя кровавая жертва привела меня на Молех, Ровен Девайн.

Ее многочисленные руки протянулись к нему, маня к себе. Рэвен ничего так не желал, как поднять своего рыцаря на ноги и раствориться в ее объятии. Сдаться прекрасному вовсе не означало капитуляцию.

Его удерживал последний обрывок человеческого инстинкта, который вопил, что, покорившись Белой Наге, он навеки окажется связанным служением ей.

«И разве это будет так плохо?..»