Артефакт (СИ) - Стригин Андрей Николаевич. Страница 34

Долго едем, а каменоломни не кончаются. Хорошо, что дорога не засыпана. Ага, накаркал, впереди завал. Грайя напрягается, забывает о Семёне, лицо каменеет в тревоге, нехотя глушит машину, нервно озирается по сторонам, обхватывает изящными пальчиками холодный корпус автомата: — Дальше пешёчком, — заявляет жрица, а я понимаю, как ей это не нравиться.

Детишки притихли, они правильно оценивает ситуацию. Паршиво. Светочка неожиданно шмыгает носом, Игорь, обеспокоившись, прижимает её к себе, девочка мигом отпрянула, с вызовом заявляет: — Ты неправильно всё понял, я не испугалась, а так… слегка простыла, лёгкий насморк.

Выскакиваем из машины, ружья наизготовку, у жрицы плотно сжаты губы, зрачки расширились как у разъярённой кошки, глаза пылают красным огнём. Она первая лезет через завал, я быстренько стаскиваю её, не женское дело подвергать себя опасности, когда есть мужчины. Она от злости шипит, чуть ли не царапается, но я непреклонен, заставляю её занять место между ребятами и замыкающим Семёном.

Перебираюсь через завал, пока спокойно, но кто-то ж его устроил и не просто так. Всюду клетки, двери открыты, кое-где валяются человеческие кости и черепа в мерзких оскалах, воняет разложением, где-то валяются трупы.

Светочка не в силах сдерживается, от ужаса глаза стекленеют и наполняются слезами. Игорь вытаскивает нож, губы кривятся как у волка, блеснули острые клыки. Он берёт девочку за плечо, но она не возмущается, что мальчик заметил её страх и даже прижимается к нему, сильно шмыгает носом и несколько слезинок пробежались по щекам.

Идём по дороге, неизвестность давит на психику, лихорадочно шарю взглядом по сторонам, даже глазные яблоки запекло. Вновь завал, перелезть через него уже нет возможности, он заполнен до свода, но рядом ход ведущий вниз. Спускаемся по ржавой лестнице. Выходим на следующий уровень — довольно чистый тоннель, клетки пустые, но ухоженные, такое ощущение, будто их подготовили к заполнению. От этих мыслей становится жутко и запах, он преследует всюду. Боже, когда это всё закончится! Вспышка в голове. Вот и всё, мелькает запоздалая мысль, сознание меркнет, проваливаюсь, словно в гроб.

Словно просыпаюсь после сильной попойки, во всём теле ощущаю неприятное гудение, конечности дрожат, слабость, глотаю, что-то солёное, едва не выворачивает наизнанку, это моя кровь. Губы разбиты, голова пылает от боли. С трудом открываю заплывшие глаза — знакомые места — клетка, я внутри, она закрыта. Приподнимаюсь на локтях, рядом стонет Семён и лежит без движения Грайя, наших ребят нет. Меня бьёт, словно током, вскакиваю. Удивительно быстро боль отступает, ярость вскипает в крови, подхожу к двери, хватаюсь за решётку. Трясу. Толстые прутья изгибаются, стонут, даже нагреваются, но… выдерживают мой нечеловеческий натиск. Семён подползает ко мне: — Никита, я их видел, страшные очень. Детей забрали, — друг скрипит зубами. Зашевелилась Грайя, со стоном перекатывается на живот, пытается встать. Семён забывает о боли, мгновенно оказывается рядом и помогает ей встать. Жрица держится за живот, губа рассечена, алая кровь льётся на подбородок и с него капает на выпирающую из материи комбинезона упругую грудь, задерживается у выпуклости сосков и срывается вниз, оживляя серую каменную крошку.

— Недооценила этот скот, — кривится она.

— Любого противника надо уважать, — не к месту заявляю я.

Жрица одаривает взглядом полным ненависти, передёргиваюсь, словно я во всём виноват, с раскаяньем повторяю про себя: «язык враг мой».

Грайя улавливает моё состояние, взгляд теплеет: — Прости, меня заносит, — она потупила взор.

А вот и они, из темноты выплывают долговязые фигуры. Ничего общего с каннибалами Новой Гвинеи не вижу. Осанки гордые, белая кожа блестит словно мрамор, излишеств в украшениях нет, одежда лёгкого покроя, прикрывает тела вплоть до голых пяток, на поясах сверкают острые клинки — безусловно, это не каменный век, Грайя предвзято к ним относится, но суть нашего положения это не меняет, мы для них мясные животные.

Людоеды приблизились к решётке, изучают нас, глаза холодные, лица бесстрастные. Я подхожу совсем близко, впиваюсь взглядом в глаза, они легко выносят взгляд, но нечто улыбок скользит по лицам.

«Вы, что, нас съедите?» — в упор гоню им мысль.

Они смеётся столь весело, что теплеет на душе, их мысли как бабочки порхают над нами. «Мы не будем вас есть, вы добыча химер» — бабочки обломали крылья и рухнули к нашим ногам.

— Сволочи! — лает жрица и плюёт в них кровью. Один из долговязых с удовольствием слизывает кровь.

— Ни какого прогресса, оболочка, простая оболочка, — делится мыслями Грайя.

— Права, — я разочарован, всё же надеялся на благополучный исход. «Где дети?» — я требую от них немедленного ответа.

«А они причём? Химерам их не отдадим, воспитаем, будут одни из нас. А за вами скоро придёт господин Бросс из нижних уровней, он передаст вас химерам».

В глазах темнеет, ярость вновь овладевает мной, болью вспыхивает корона на плече. Вновь хватаю стальные прутья, ко мне присоединяется Семён, на этот раз мы едва их не ломаем… но не ломаем. Людоеды отступают, испуг выплёскивается наружу, но поняв, что у нас ничего не получается, загоготали как гуси за оградой, этим раскрывается вся их сущность, приметив, оболочка. Ничего «смеётся хорошо тот, кто смеётся последним!»

Они уходят. Мы сгрудились друг возле друга: я, Семён и жительница глубоких пещер — мы как родные, трагедия у нас общая.

Семён целует Грайю, женщина дрожит как лист на сухой ветке, по молочно белому лицу, скатываются прозрачные словно хрусталь, слёзы. Семён утешает её, как может, я храню молчание. Мысли хаотично скачут в голове, а вокруг толстая черепная коробка — идей нет.

Глава 9

Прихожу к выводу, ну и дилетанты мы. Ловушку поставили столь очевидно, ещё табличек не хватало: прямо, чуть левее, а вот за эти камнем, мы вам по голове дадим. Стыдно перед Аскольдом, сколько раз он демонстрировал нам, как необходимо управляться в незнакомой местности, а я только поддакивал, ведь это так понятно, да и Аскольд всегда был рядом, вот и вляпались. Как стыдно! Хочу покраснеть, но от злости скриплю зубами. Сильно беспокоит судьба ребят, не могу простить себя за такой промах. Что-то необходимо решать. Осматриваюсь. Клетка изготовлена со знанием дела, всё добротно, с любовью подогнаны прутья, строго выдержаны зазоры, допуска. Вверху вижу закреплённую сеть с острыми крючьями. На случай, если необходимо быстро обездвижить строптивых узников, можно её элементарно скинуть и любое существо будет тужиться в этих оковах как мышь на унитазе не в силах даже ругнуться матом, так как любое движение заставит крючья сильнее впиваться в плоть. Невероятный садизм!

Наблюдения совсем меня расстраивают, шансов выбраться нет. Придётся ждать. Вряд ли долго будем находиться в этой клетке, людоеды ушли за каким-то господином Броссом, который и передаст нас химерам. Кто они такие? Пришельцы? Или их слуги? Мутанты, выведенные для того, чтоб не умереть в нашей атмосфере? Я содрогаюсь от того, что нас сожрут, причём не наши земные хищники, это не так противно, а нечто чуждое. Боюсь, даже души будут искалечены, после смерти.

Семён трогательно ухаживает за Грайей, обтирает её лицо от крови, прикладывает примочку к рассечённой пухлой губе и, о чём-то беседуют на телепатическом уровне. У жрицы то разгораются в пламя глаза от гнева, то проступает на лице нежность, когда чувствует ласковое прикосновение пальцев.

Действительно, долго ждать не приходится, слышится звук подкованных в железо, сапог, шлёпанье босых ног и заискивающий лепет. Из темноты показываются наши долговязые знакомые, а рядом идёт коренастое человекоподобное существо: тяжёлая, словно оплывший воск, голова, покоится на плечах, без признаков шеи, прорези для глаз, едва виднеются из многочисленных складок, руки перекручены жгутами выпуклых мышц, на пальцах короткие, треугольные когти. На нём кольчуга как у рыцарей средних веков, на коротких, толстых ногах сапоги из грубой кожи, за поясом торчит моё ружьё. Гоблин! Я так его сразу окрестил. Неужели такие уроды могут существовать на нашей Земле? Он явно не относится к человеческой расе, ближе к рептилиям. Ну, точно, жаба переросток! Был бы булыжник, не раздумывая, впечатал бы в эту безобразную рожу! Но его глаза, просто ужас! В них светится не дюжий интеллект. Какая гадость! Почему не тупость и обычная злость? Это было бы более естественное для такого гада… но в его взгляде мудрость и нескрываемая насмешка. Мои мгновенные наблюдения, совсем выводят меня из себя, усилием воли сдерживаюсь и придаю своему выражению полное безразличие.