Молочный рейс (Камчатские были) - Харитановский Александр Александрович. Страница 1

Александр Харитановский

МОЛОЧНЫЙ РЕЙС

Камчатские были

От автора

Кто из вас ребята, не любит молоко?.. Любят его и малыши на Крайнем Севере. Вот поэтому морякам дизель-электрохода «Уэлен» было дано необычное задание — перевезти на Чукотку стадо бурёнок. Корабль в Беринговом море попал в сильный шторм, а в Чукотском пробивался сквозь льды. В пути произошли интересные события, о которых вы узнаете из рассказа «Молочный рейс».

Жизнь у ребятишек на Севере суровая. Как-то зимой в камчатском селе Каменском я познакомился с мальчиком. Его звали Охкýрго. Этот десятилетний малыш только что вернулся из тундры. Он потерялся в пургу и целую неделю, пока бушевал ветер, жил один в снежной пещере. Но мальчик ничуть не растерялся и вел себя в беде как настоящий мужчина. Про юного смельчака и написан рассказ «Амтó!». По-корякски это значит «Здравствуй!». Остальные рассказы в книге тоже не выдуманы, поэтому и названы — «были».

На Камчатке я прожил десять лет и очень полюбил её. Хочется, чтобы этот необыкновенный край понравился ребята, и вам.

Молочный рейс

Ледокольный дизель-электроход «Уэлен» уже бывал на Чукотке, в бухте Певек. Он привозил для горняцкого посёлка готовые дома, буровые машины, фрукты и игрушки. Но на этот раз!..

Капитан озабоченно смотрел на барометр. Давление продолжало падать.

Приоткрылась дверь. И тут же в рубку влетел отчаянный многоголосый рёв. Он прорывался через шум бушующих волн и завывание ветра.

— Товарищ капитан, — вырос в проходе радист. — Последняя сводка. Циклон пошёл на убыль.

Капитан покосился на дверь, поморщился и прикрыл рукой ухо.

— Настоящий концерт, — сказал он.

— Сроки-то вышли, а к ним не подступишься, — тоскливо проговорил радист и, переступая с ноги на ногу, с тревогой заметил: — Как бы не попортились.

— Да, — согласился капитан и решил — Пойдём посмотрим.

Вышли на палубу.

Корабль, с машиной в 12 тысяч лошадиных сил, кренило так, что мачты чуть не касались волн. Его то зашвыривало на водяные горы, то кидало в бездну.

— Придётся до-о-ить! — прокричал капитан вахтенному.

За рёвом ветра трудно что расслышать, но матрос понял приказ и убежал.

Когда на «Уэлене» узнали, что придётся везти живой «товар», да ещё такой, даже опытные моряки задумались.

— Доставьте, — сказали им, — для жителей Певека стадо дойных коров.

Электроход не рассчитан на подобный груз. Но ведь молоко, прежде всего, нужно детям…

И работа закипела. Строили деревянные загородки, кормушки. Вскоре на палубе, по соседству с мощными лебёдками, якорями, появилась животноводческая ферма.

Прощальный гудок — и судно двинулось из Владивостока в рейс. Миновали Охотское море и вышли в Тихий океан. На север направились вдоль берегов Камчатки.

Сверкнул последний раз маяк на мысе, пустынном и заснеженном, названном будто в насмешку «Африка», и навстречу уже море Беринга катило налитые полярным холодом волны. Заметались снежные заряды. Мокрый снег тотчас схватывался морозом. Корабль обрастал льдом.

В первые дни рогатые пассажиры вели себя порядочно: не шумели, не предъявляли особых требований — были спокойны. Их кормили и поили. Стремились всеми силами угодить. Жизнь текла по расписанию и мало чем отличалась от обычной, сухопутной. Только суша сделалась твёрдой и гремящей, да перед глазами всё время бескрайний луг океана.

Теперь этот «луг» стал холмистым от волн, ожил… Коровы, широко раскрыв свои и без того огромные глаза, с недоумением смотрели на пенящиеся по палубе водяные языки. А как только под ногами сделалось совсем неустойчиво, заревели на все голоса.

«М-м-м-у-уу», — низко, как корабельная сирена, начинал один.

«М-м-мм-ы», — подхватывали другие.

Доить коров в шторм трудно. Но и так оставить нельзя: заболеют и перестанут молоко давать. Поэтому-то капитан, несмотря на отчаянную качку, приказал доить.

Первыми на палубе появились девушки — Зина и Валя. Они работали буфетчицами, а в этом рейсе стали главными доярками. Девчата впервые взялись за дойку, но им поручили обучать ещё и экипаж.

Кличек животных никто не знал. Известен был только «Байкал» — племенной бык. Моряки щедро раздавали коровам новые имена.

— Стой, Зорька, стой! Для тебя же лучше, — успокаивал пятнистую холмогорку рослый матрос. Он старался придать нежность своему хриплому голосу.

В это время под выменем Зорьки приспосабливался его товарищ. Беспорядочная качка не позволяла поставить ведро. Моряк, изгибаясь, как акробат, ёрзал по палубе. Струи молока летели во все стороны и меньше всего в подойник.

— Потерпи, Маша, потерпи, — твердил другой «дояр» своей подопечной. — Вот ужо войдём в лёд. Там спокойнее, не качает…

На следующие сутки и в самом деле услыхали с мостика:

— Слева вижу лёд. До кромки семь миль!

Корабль стал разворачиваться носом к торосистому, покрытому снегом полю.

«Как, однако, быстро зима наступила! — наверное, сказала бы не одна из бурёнок, имей она дар речи. — Всего неделю, как жара была».

Чукотское море встретило электроход льдами. Он вошёл в снежно-ледяную кашу, как в трясину, и застрял. Капитан не уходил из рубки.

— Лево на борт!

— Есть лево на борт.

Приказание рулевым выполнено, но стрелка компаса неподвижна.

— Право на борт!..

Постепенно корабль раскачали. Между его корпусом и льдом появились зазоры. Ещё усилие машин — и судно высвободилось из ледяных клещей. Так и шли: в час по миле.

Перемена климата на коровах мало отразилась. Они по-прежнему исправно давали молоко.

Молоко! Его стало так много, что и девать некуда! — Уж заодно бы маслодельный завод прихватить, — шутили моряки.

Всю продукцию пришлось перерабатывать на камбузе. Повара сбились с ног. Они впрок заготавливали сметану, творог, кефир и мороженое, варили молочные супы и кисели, изобретали фантастические блюда.

Штурманы ежедневно обсуждали, помимо навигаторских дел, и такие важные вопросы: каково здоровье коров, как бык Байкал перенёс качку и, конечно, куда девать сегодняшний удой.

— Вот вам молочные реки и кисельные берега, — буркнул капитан под конец одного такого заседания.

Стадо берегли, чистили. У матросов появились любимцы. Их подкармливали ломтями хлеба, густо сдобренными солью.

…За островом Врангеля открылось Восточно-Сибирское море. Лёд стал толще, монолитнее. Кораблю приходилось его пробивать с разбегу.

Удар! Но электроход не расколол льдину, а залез на неё носом и завис.

На полную мощь работает винт. Струя от него образовала за кормой целое озеро. Но корабль недвижим.

— Взорвать лёд! — приказал капитан.

В воздух, выше мачт, полетели сверкающие осколки, снег. После каждого взрыва возле судна появлялись трещины…

В этот же день открылась и бухта Певек. Впереди, возле подножия сопок, в тумане повис посёлок. Оттуда навстречу судну, по береговому припаю, на нартах и пешком, спешили люди.

Сбросили трап. Взрослые и ребятишки стали забираться на корабль. Один малыш чукча, похожий в своём пушистом кéркере [1] на шар, с ужасом уставился на моряка, который чесал лоб рогатому страшилищу.

— Какой большой корранг! — сказал малыш.

— Какой большой корранг! — сказал малыш.

Корранг по-чукотски — олень.

Моряки пригласили гостей в столовую и всем налили парного молока. Тут же оказался и маленький чукча. Вокруг рта у него появились белые пенные усы. В глазах уже не страх, а восхищение: «Вкусное молоко, даже лучше сгущёнки!..»