Игра наслаждения - Дивайн Тия. Страница 20

Реджина растаяла под мощным натиском. Но он чересчур много говорит, а его восхитительно твердый пенис зря трется о ее живот, когда все это время он мог бы буйствовать внутри ее! Все, что ему угодно, все на свете, лишь бы заставить его сдержать свои эротические обещания.

Джемери размотал ленту с запястий и привязал ее руки к кроватному столбику, сначала правую, потом левую, так, чтобы узы удерживали Реджину на месте, но не терли кожу.

Теперь она полностью принадлежит ему. Теперь он владел этим соблазнительным телом, которое сам же заковал в цепи. Только от одного ее вида можно с ума сойти!

И Реджина не могла им насытиться. Есть что-то магическое в том, чтобы лежать под его взором голой и связанной. Она выгнулась ему навстречу. Груди ныли от приятного волнения, сознания того, что сейчас он будет ласкать ее, а она не сумеет его остановить. Реджина понимала и то, что своей уступчивостью сумела покорить его. Ее тело неодолимо притягивает его, всегда готовое, послушное, жадное, ненасытное… молящее о его ласках. Теперь он напоминал хищника, сжавшегося перед последним прыжком. Каждый дюйм ее тела принадлежал ему. Он хотел видеть ее связанной и закованной… навсегда. Хотел вонзиться в нее и больше не выходить.

Джемери подошел к ней, наклонился, сжал соски, и она немедленно затрепетала. Он потянулся, чтобы открыть замочек на цепи ключом, который висел у него на запястье. Еще минута, и он ворвался в свои владения, глубоко и решительно. Он слился с ней так тесно, что непонятно было, где начиналась она, а где он. Тело к телу, бедро к бедру, ее соски трутся о его волосатую грудь. Он кусает ее губы, он сжал ее крутые ягодицы. Он крепко поцеловал ее и ощутил, как она извивается, словно пытаясь крепче сжать его. Ах, его плоть так сильна, так могуча… Все. Неутомимый поршень остановился, выбросив струю мутной жидкости.

Он по-прежнему был в ней. Оба продолжали стоять обнявшись. Он прижимал ее к себе. Целовал долго, исступленно, страстно. Ощущал, как распрямляется, твердеет набухает в ее тесном, истекающем влагой гроте. И хотел еще, но она его измотала.

А ночь еще только начиналась.

Она оказалась такой же жадной, как и он, неутолимо жадной, ненасытной. А он исследовал каждый дюйм ее тела, куда только мог дотянуться. Заставлял ее кончать, сунув пальцы в узкую щелку, терзая соски, брал сзади, пока она стояла, покорная всем его желаниям.

— Тебя следовало бы посадить под замок, шлюха. Ты опасна.

— Почему?

— Эти соски, как ты их выставляешь напоказ!

— Потому что хочу, чтобы ты сделал их твердыми.

— Вы высосали меня, миледи.

— Неужели? После всех твоих хвастливых обещаний, что тебя хватит на двоих? Да ты и со мной едва справляешься!

— Похоже, миледи опять жаждет схватки.

— Ты сам сказал: все, что я смогу получить. Мне нужно еще.

Это все, в чем он нуждался, — алчное требование.

— К вашим услугам, миледи.

Он снова подошел к ней и встал так, чтобы его подрагивающий пенис уперся в пока еще сомкнутые врата лона. Ей никогда не надоедало смотреть, как он проникает в ее жаркие глубины. И ему тоже.

— Готова принять его?

Реджина задохнулась, когда Джереми проник, казалось, в самое ее сердце. Господи, подумать только — всю ночь он будет наполнять ее своими соками! Ничто не волновало ее, даже это добровольное рабство. Даже путы на руках. Они совокуплялись уже несколько часов, и трудно сосчитать, сколько раз он ее брал.

Джереми был окончательно измотан: сил хватило только на то, чтобы снова взорваться в ней, только на то, чтобы развязать ей руки, толкнуть в кровать и заснуть.

Какая нега! Все тело казалось расслабленным, обмякшим, сытым. Реджина хотела только одного: валяться с ним в кровати после того, как отец отправится с утренними визитами. Лежать в его объятиях весь день, всю ночь, всегда. И уж совсем не хотелось никого видеть и отправляться на обычную утреннюю прогулку верхом.

Но у дверей уже стоял экипаж Ансиллы, явившейся с новостями, и не было никакой возможности отделаться от нее, даже при том, что Джереми все еще одевался в спальне. Как же он выберется через черный ход?

— Говорят, мистер Ролтон примет решение в течение этого месяца, — объявила Ансилла, усаживаясь на кушетку и наливая себе чай. — Ставки двадцать к одному. Так по крайней мере сказал отец.

— Ты поразительно хорошо информирована о передвижениях и матримониальных планах Ролтона, — заметила Реджина, почти не слушая.

— Весь Лондон взбудоражен его замыслами. Вообрази, такой повеса, как он, вдруг стал подумывать о женитьбе! Ищет девушку богатую, желающую выйти замуж, скромную, и такую, которая станет смотреть сквозь пальцы на его похождения. Это не твой портрет, дорогая Реджина.

— Верно, — пробормотала та, — не мой. Тот, кто ставит на меня, потеряет денежки.

А что бы поставила она на то, что ее роман с Джереми продлится больше месяца? Как женщина может жить такой насыщенной плотской жизнью час за часом, день за днем? После этой ночи она уже не уверена, что хочет продолжать все это. Только мрачные предсказания отца относительно ее судьбы подталкивали ее. А теперь еще и общая уверенность в том, что Ролтон поведет невесту к алтарю меньше чем через две недели!

Что ж, людям просто нечего делать в перерывах между балами, раутами и приемами, а также еженедельными сборищами в «Олмэкс». Почему бы не сделать личную жизнь Ролтона всеобщим достоянием? Светское общество позабавится, и никому не причинят вреда, кроме невинных, имена которых стали предметом игры.

Но она, Реджина, больше не была невинной.

Она велела подавать экипаж и захватила книги, которые предстояло вернуть в библиотеку, самое безобидное место, где она наверняка не встретит Ролтона. И все же он оказался именно там. Неужели следит за ней?

Ролтон сегодня был воплощенной вежливостью.

— Какой приятный сюрприз! Значит, вы часто здесь бываете? У Хатчарда прекрасный выбор! Кто ваши любимые писатели?

Дьявол, и Ансилла тут! Скептически посматривает на них!

Мыслями Реджина была с Джереми и поэтому запиналась на каждом слове. И даже не обращала внимания на попытки мистера Ролтона увлечь ее. Ей вдруг стало душно, тяжело, и Ролтон показался чересчур назойливым.

Однако Ансилла была другого мнения, и когда вечером подруги встретились в доме Уайдинсов, дававших званый ужин, она безостановочно расхваливала мистера Ролтона.

— Он может быть очень милым, когда захочет, — прошептала она, усаживаясь за стол. — По зрелом размышлении я сказала бы, что он вообще очень милый.

Реджина втайне надеялась, что уж сюда он не проберется. Однако надежды оказались напрасны. Ролтон прибыл поздно и рассыпался в извинениях. Интересно, каким образом он втерся в доверие к Уайдинсам?! И все же ответ был ясен: в комнате присутствовали две завидные невесты, имена которых связывали с ним.

В следующую среду он пробрался в «Олмэкс» и, конечно, подошел к Реджине, вместе с Салли Джерси, одной из патронесс, дававших разрешение на вальс.

— Мистер Ролтон!

— Прошу!

Он улыбнулся, протянул руки, и Реджина нерешительно ступила в его объятия под звуки музыки.

— Это уж слишком! — свирепо прошипела она. — Интересно, какие ставки делаются на то, с кем вы предпочтете вальсировать?!

— Во всяком случае, повышение на полпроцента обеспечено, — дружелюбно ответствовал он. — Но почему это вас так волнует, леди Реджина? Ведь вы сами любите шокировать общество.

— Уже нет. — И без того невероятно утомительно сохранять равнодушный вид в ответна все эти знаки внимания. — Не делайте мне предложения, мистер Ролтон. Я чересчур требовательна и дерзка для вас.

— Как раз это меня и привлекает.

Реджинальд, стоя у стены, выжидал. Они беседуют! Все, что она обещала две недели назад, исполнилось! Репутация не имеет значения. Она сумеет укротить его! И вот теперь они танцуют, как старые друзья, и выбрали притом самый неприличный танец, в котором он имеет право держать ее за талию! И они достаточно близко друг к другу, чтобы беседовать!