Пламя в твоих руках - Эльденберт Марина. Страница 40

— Зачем на день рождения-то?

— Потому что он очень хочет тебя поздравить.

Сестра молчала долго, но потом все-таки хмыкнула:

— Ладно. Но я не говорила, что мы помиримся.

— Не говорила, — подтвердила я.

Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, а потом обнялись, и у меня отлегло от сердца. Ничего, что мы не родные, для меня это ничего не меняет. Надеюсь, не изменит и для нее, главное ведь не родство по крови, а то, что в наших сердцах. Ничего, что Танни выросла, с этим я сама как-нибудь справлюсь. Главное, чтобы она была счастлива.

— А я его портрет нарисовала, — сообщила мне в плечо.

— Кого?

— Мика. Хочу в голограмму перевести и подарить. Посмотришь, когда закончу?

Отстранилась и заглянула сестре в глаза.

— Спрашиваешь!

— Договорились.

У Танни пиликнул телефон, она тут же вытащила его из кармана и махнула рукой.

— Все, Леа! Я к себе.

Прежде чем успела ответить, она уже взлетела по лестнице, на ходу набивая ответ.

Расстались же всего несколько минут назад!

Я устроилась на стуле и достала свой мобильный. Пальцы сами набрали нужные слова. Настолько искренние, насколько вообще можно передать простым сообщением: «Скучаю. Безумно». И так же быстро его удалили. Все, хватит страдать… ерундой. Мы оба взрослые люди. Если это не нужно ему, не нужно и мне.

«Нужно, — ехидно подсказал внутренний голос. — Нужно-нужно-нужно. Ты же по нему… горишь».

Я мысленно показала голосу средний палец и отправилась к себе.

Беспокойной ночи, местр Халлоран! Морозильник ходячий.

Иглорыцку вам в постель, а не мой чудесный огонек!

Да и вообще, почитаю-ка лучше теорию, которую мне выдали, и немного потренируюсь с приказами. Потому что завтра у меня будут совсем другие дела. До прослушивания на партию Люси осталось несколько дней, выступить нужно так, чтобы все упали. А значит, в ближайшие дни буду только петь.

Только петь!

И никаких драконищ. Даже в мыслях.

Чем ближе становился день прослушивания, тем сильнее меня потряхивало. То есть, конечно, умная я себя уговаривала, что это не впервые, что все замечательно, и вообще. Но умная я включалась пару раз в день — вечером перед сном и с утра, когда я была выспавшаяся и бодренькая. Все остальное время во мне бушевала Леона, которая упорно твердила, что Люси из меня, как из Танни образец поведения, что я пою ужасно, что в самый решающий момент у меня сорвется голос или на сцену упадет люстра. Почему-то, когда ты оказываешься в двух шагах от мечты, гораздо страшнее, чем когда тебя от нее отделяет расстояние длиной в тысячи километров.

В итоге я почти ни о чем не могла больше думать. Ну почти — Рэйнар все-таки неизменно присутствовал в моих мыслях, как я ни старалась его оттуда выковырять. В самый ответственный момент, например, когда нужно было взять отчаянно высокую ноту или удержать дыхание, из глубины подсознания выскакивал он и смотрел в самое сердце. В итоге это самое сердце начинало биться чаще, голос срывался и приходилось все начинать заново.

Он не звонил. Не писал. И как бы я ни старалась думать, что мы друг другу ничем не обязаны, от этого саднило в груди. Саднило так, что мне переставало нравиться, как я пою. Казалось, во мне поломался тумблер, который включает режим «Леона поет клево». Тем не менее я пела, пела и пела. Арии, которые звучали в нашей квартире в последние дни, даже Марр выучил наизусть. В моем сознании они вообще отпечатались как буковки в электронном документе.

Документы, к слову, у меня тоже все были готовы — точнее, готовы они были у Хейда, он прислал мое портфолио, которое превратилось… ну, прямо скажем, я бы себя оторвала с руками и ногами и запихнула на самую модную роль без прослушивания. Все-таки хорошо, когда рядом есть тот, кто умеет тебя правильно представить. Касательно прослушивания мы с ним остановились на нескольких вариантах: парочка арий Ильнир, главная ария Триаррис, хотя он по-прежнему не советовал сбрасывать Артомеллу со счетов. Хейд хотел послушать все перед тем, как я покажусь режиссеру. После разговора с агентом меня потряхивало еще сильнее.

А еще очень хотелось, чтобы Рэйнар пожелал удачи.

К счастью, был повод отвлечься — день рождения Танни. Планшет пришелся ей по вкусу: развернув подарок, она бросилась мне на шею и вместо завтрака убежала переводить портрет Мика в какой-то новый формат. Что-то там дорисовывать. Я допивала кофе и думала про вечер: зная, что сестра не любит помпезность, выбрала модный молодежный ресторанчик на пятидесятом этаже «Маунтин Молл». Заказала отдельную нишу, где можно будет поговорить по душам — судя по тому, что Танни до сих пор не передумала, у них с отцом может получиться разговор. Непростой, но в их случае главное, что он вообще получится.

Судя по всему, эсстерд Барт придерживался того же мнения — потому что, когда я приехала, он уже сидел за столиком. Постукивал пальцами по экрану меню, неосознанно листал страницы. Заметив меня, отчим поднялся: невысокий, начинающий лысеть приятный мужчина. Светлые волосы он всегда зачесывал назад, даже до того, как это стало модно.

— Заказ будете делать сразу? — спросил официант, который меня провожал.

— Нет, мы подождем именинницу. — Я глянула на мобильный. — Принесите, пожалуйста, минеральной воды.

— Хорошо, эсса.

Мы с отчимом обменялись улыбками, а потом он меня обнял. Неуверенно, словно опасался, что я вырвусь и убегу. Я вырываться не стала, а вот с Танни ему такое проворачивать точно не стоит — по крайней мере, сегодня. Надеюсь, он об этом знает.

— Здравствуй, Леона, — эсстерд Барт отстранился и вопросительно заглянул мне в глаза.

Словно искал там что-то.

— Здравствуй, Диран.

Это было странно. Все наши предыдущие встречи отличались лаконичностью: в современном ритме жизни мы едва находим время на самых близких, не говоря уже о тех, кто давно перестал ими быть. А ведь я любила его, действительно любила, и его поступок стал для меня не меньшим ударом, чем для сестры. Но сейчас я смотрела на этого мужчину и понимала, что не чувствую ни обиды, ни горечи, с которыми в последний раз закрывала за ним дверь. Мы встретились не как отец и дочь, а как старые знакомые, чьи пути разошлись много лет назад. Хотелось бы верить, что с Танни у них будет по-другому.

Очень.

— Танни немного задержится. У нее факультатив перенесли, а она скорее пропустит день рождения, чем рисование и 3D-графику.

Эсстерд Барт улыбнулся.

— Понимаю.

Мы с сестрой договаривались, что встретимся дома и поедем вместе, но столик был заказан ко времени, поэтому я попросила Танни ехать сразу из школы. А сама поспешила в ресторан.

— Я не знал, что купить, поэтому вот… — отчим показал подарочную карту в магазин электроники. — Тут не так много, но…

— Думаю, она найдет себе что-нибудь по вкусу. — Я улыбнулась, устраиваясь на стуле.

Музыка здесь звучала приглушенно, доносилась из-за неплотно прикрытых раздвижных дверей. Я обратила взгляд на диванчик, где сидел эсстерд Барт, точнее, на букет бледно-фиолетовых лерций в прозрачной, увитой тонкими лентами упаковке. Поразительно красивые цветы. Насчитала шестнадцать, по годам Танни. Такой подарок в Рагране сам по себе считается пожеланием счастья и удачи.

— Я рад, что она согласилась прийти, — произнес он после непродолжительного молчания.

— Я тоже рада, — кивнула. — Красивый букет.

— Твоя мама их очень любила.

Мама.

Да, цветы в нашем доме появлялись редко, но когда появлялись — это были лерции. Восхитительные тяжелые бутоны на крупных стеблях, с лепестками, которые кажутся восковыми, но под прикосновениями оживают шелком. Мама улыбалась, когда отчим приносил ей небольшие букетики — разумеется, не такие, от силы четыре-шесть цветочков. Она говорила, что они напоминают закатное рагранское небо в теплые дни. Летние ночи там бывают светлыми. Лишь на несколько часов небо заливает бледно-фиолетовая дымка, внутри которой раскрываются насыщенные солнечные переливы с бледными прожилками облаков. Из-за этого, кажется, что ты навсегда застыл на границе ночи и дня.