Большие каникулы Мэгги Дарлинг - Кунстлер Джеймс Говард. Страница 20
— Ой, не спрашивай.
А тем временем в кухне у Мэгги, в этом центре мироздания, на автоответчике телефона копились сообщения: от Нины — по поводу позднего завтрака в честь Дня президентов США, который «Гуд Тейст», компания Мэгги, должна была приготовить в субботу для дендрария в Хартфорде; от Гарольда Хэмиша — о том, что завтра в «Таймс» напишут с его слов об их обеденном приключении; от Деллы Монтэйн из программы «С добрым утром, Америка» — о съемке передачи с гостем февраля; от Хэтти Мойль и разных других обеспокоенных подруг, которые осторожно по секрету справлялись по поводу слухов о ее разрыве с Кеннетом; от ее служащих, поставщиков, оценщиков антиквариата, производителей кухонного оборудования, от тьмы агентов по различным услугам, от ищущих благотворительности, а также два внезапно оборванных звонка, которые, как подозревала Мэгги, были от Кеннета. От прослушивания всех этих сообщений у нее разболелась голова.
Без четверти семь она заварила свой любимый зеленый чай «порох» в шариках, поставила чайник и выпечку на поднос и понесла все это в комнату для рукоделия. Эта комната служила ей персональным убежищем, куда Мэгги удалялась в те вечера, когда Кеннет был невыносим, особенно во времена его пристрастия к кокаину. Здесь она зимними вечерами внимательно просматривала каталоги семян, планировала переустройства и доделки в садах, сочиняла рецепты на портативном компьютере, вела переписку с широкой сетью корреспондентов, включая представителей издательств и поклонников ее таланта из разных стран.
В маленькой клетушке, два на три метра, стоял шезлонг, покрытый парчовыми накидками, небольшое мягкое кресло, письменный стол в стиле хэпплуайт. Также там было множество приятных на ощупь безделушек: керамические перчаточные формы, яйца из оникса и малахита, коробочки для нюхательной соли из позолоченного серебра, бронзовая ювелирная лупа, серебряная ньюпортская кружка с тринадцатью бакелитовыми авторучками (двадцать пять долларов за все на аукционе в Ист-Роуни). Стены украшали ботанические эстампы. И что самое главное: в комнате не было окон. И это вовсе не являлось роковой ошибкой: помещение не вызывало клаустрофобию, но давало ощущение безопаснейшего уюта, полностью лишая связи с внешним миром, со всеми его носителями зла и несчастий. Эта комнатушка напоминала Мэгги купе поезда — среди самых дорогих ее воспоминаний были ночные поездки в летний лагерь на поезде в пульмановском вагоне, — и в ней она представляла себе, будто пересекает ночью Альпы или что, открыв дверь, она увидит Стамбул у своих ног.
И именно в это убежище, в этот роскошный бункер Мэгги препроводила все еще не вполне отрезвевшую Линди, чтобы она поговорила по неотложному вопросу с Лос-Анджелесом. Разговор был заказан ровно на семь.
— Я не представляю, выдержу ли я все это, — сказала Линди.
— Смелее, родное сердце.
Линди свернулась калачиком на краю шезлонга, не сводя глаз с телефона. Мэгги налила ей чашку чая, но та ее проигнорировала. Вместо этого она методично, словно в приступе булимии, поедала один за другим «лимонные пальчики», мадлены и ореховые меренги, которые были принесены с чаем.
— Хочешь, я наберу номер? — спросила Мэгги.
— Подожди минуту.
— Уже семь.
— Он никуда не денется. Не зуди. Мне не так уж и интересно узнать, умру ли я до следующего Рождества, ты понимаешь? Я предпочитаю не знать этого еще хотя бы десять секунд. Тебе никогда не хотелось стать коровой?
— Извини?
— Ну, знаешь, когда выезжаешь из города и коровы отсутствующим взглядом смотрят, как ты проносишься мимо.
— Ну?
— И у них, у этих коров, ни единой мысли в головах. Даже обрывка мысли. Они не думают о том, что будет завтра, их, черт возьми, не беспокоит даже, что случится через пять минут. И о том, что было вчера. Или пять минут назад. Их не мучает раскаяние. Они не беспокоятся о деньгах, о том, как продать что-то, или о том, что какой-то проклятый режиссер выйдет за рамки бюджета на двадцать миллионов, о том, что приготовить на обед, о мужьях, меняющих ориентацию. Я хочу стать коровой. Если я умру от всего этого дерьма, то в следующей жизни буду коровой. Ну, хорошо, думаю, я уже готова позвонить…
Но как только Линди протянула руку к трубке, телефон зазвонил, и она отскочила от него так, как будто это была поднимающаяся кобра. Мэгги взяла трубку, делая знак указательным пальцем, что быстро закончит разговор. Линди закатила глаза.
— Алло.
— Мэгги Дарлинг?
— Да.
— Это Лоренс Хэйворд. Хочу сказать, что вы устроили прекрасный прием в сочельник.
— Я рада, что вам понравилось…
— Вы действительно понимаете в пище. Вам кто-нибудь об этом говорил?
— Иногда говорят. Послушайте…
— Я раньше никогда об этом не задумывался. Думаю, что многое упустил. Где бы вы посоветовали мне здесь поесть?
— М-м?.. А где вы?
— У себя дома. На углу Пятой авеню и Восемьдесят первой улицы. Не могли бы вы что-нибудь мне подсказать? Мне хотелось бы начать с чего-нибудь вкусного, понимаете, для разнообразия.
— Ох. Хорошо. Попробуйте ресторан «Civita» на Семьдесят шестой у Мэдисон.
— А что мне заказать?
— Coniglio in salmi. Послушайте…
— А что это за штука такая? Какое-то особое спагетти?
— Тушеный кролик. Вам понравится. Лоренс, я не могу сейчас разговаривать. Извините, но у меня плита включена…
— Конечно-конечно. Не за что извиняться. Спасибо за совет. Пока.
Мэгги посмотрела на телефон так, как будто это был какой-то странный предмет с другой планеты.
— Я выйду на секундочку, — сказала Линди. Она исчезла в коридоре и вскоре вернулась в обнимку со своей бутылкой водки. — Я не пьяница, понимаешь? Но это так напрягает, ты согласна?
— Ну конечно.
— У тебя есть валиум?
— Линди, нельзя мешать успокоительное с алкоголем!
— Конечно можно. Пора тебе взрослеть.
— Хорошо. Но, к сожалению, у меня его нет.
Линди глотнула «живительной влаги», задержала дыхание и запила уже остывшим чаем. Затем схватила телефонную трубку и принялась нажимать на кнопки длинным ногтем большого пальца.
— Это Линди Хэйган. Можно доктора Юджина Брилла? По поводу результатов анализа. Какого анализа? Послушайте, дорогуша, просто передайте ему, что звоню я, и он поймет. Угу? Ну, это действительно личное. А мне какое дело, что вы медсестра? Я не хочу это с вами обсуждать. Просто заткнитесь и передайте доктору, кто звонит, понимаете? Ах ты сучка! — Линди опустила трубку себе на колени.
— Что случилось? — спросила Мэгги.
— Она повесила трубку.
— Ты ей слегка нагрубила.
— Эй, ты на чьей стороне?
— На твоей конечно.
— Ты слышала, что она мне сказала?
— Нет.
— Тогда почему ты думаешь, что я одна грубила.
— Линди, я понимаю, что тебе трудно…
— Я тебе сейчас покажу, кому трудно! — Она быстро вновь набрала номер. — Только попробуй еще раз бросить трубку, маленькая дрянь, и завтра ты будешь утки выносить в государственной больнице в Канога-Парк. Это Линди Хэйган. Да, жена Бадди Хэйгана. Правильно, продюсера. Конечно, я подожду.
Линди налила еще водки в теперь уже пустую чайную чашку. У нее так сильно тряслась рука, что бутылка стучала по фарфору.
— А, это вы, доктор Брилл? Все хорошо, спасибо. Немного беспокоюсь, буду ли я жива в это же время в следующем году — ха-ха. Что? Конечно, я подожду.
Мэгги перекладывала ноги с одной на другую, грызя костяшку пальца, глядя, как Линди нервно скручивала свои волосы в засаленную веревку.
— А, вы уже снова здесь, — сказала Линди. — Не шутите? Я и не знала, что вы покупаете недвижимость. Мне кажется, что это хорошее приобретение. Что? Пико и Кринкшоу, Ну, это не совсем близко к скоростной дороге, правда? Ну, откуда, мать вашу, мне знать другие варианты, доктор Брилл? Да, я подожду.
— О чем вы, бога ради, разговариваете? — прошептала Мэгги.
— Какой-то брокер пытается продать ему шестиблочное здание в Мид-Уилдшире. На первом этаже там очень посещаемый ресторан «Urkh M’ghurkh». Монгольский. Как вложение средств.