Большие каникулы Мэгги Дарлинг - Кунстлер Джеймс Говард. Страница 36
Что-то в нем показалось в начале странным. Может быть, то, что он казался слишком правильным: этакий усердный фермер из Коннектикута, ростом метр восемьдесят, в выгоревшей куртке цвета хаки, резиновых сапогах фирмы «Л. Л. Бин» и поношенной голубой рубашке на пуговицах в тон глазам. Его русые волосы почти полностью поседели, но он все еще стригся по студенческой моде 1965 года. Очки в стальной оправе придавали ему слегка книжный вид, а невероятно элегантные ногти на длинных пальцах его рук выглядели так, словно никогда не касались сырой земли. Он прикатил на сером «вольво», которому было уже не менее десяти лет. Если не считать краски, потерявшей свой блеск, машина выглядела безукоризненно ухоженной. Когда Мэгги представлялась ему, он никак не отреагировал на ее знаменитое имя. И другие не реагировали на него, но другие с полной очевидностью относились к социальной прослойке… ну, скажем, синих воротничков.
— Пройдемся по садам, — предложила Мэгги, и они пошли по выложенной кирпичом тропинке персикового сада. — Как вам удается содержать свои руки в таком прекрасном состоянии, господин Фойерветер? — впрямую спросила Мэгги. Она сама удивилась тому, что машинально обратилась к нему настолько официально. Что-то в нем было такое, что требовало этого, несмотря на то что теперь все, начиная с дворника и кончая президентом, называют друг друга по имени.
— Я держу их в ванне из смеси теплого воска и ланолина дважды в неделю, — ответил он. Он произнес это голосом, похожим на скрип двери старого амбара.
— Да? Нужно попробовать.
— Здорово помогает.
— А это мой любимый сорт, — сказала Мэгги, отступая, чтобы полюбоваться на поздний белый тюльпан с красными прожилками, — «юнион джек»!
— Хм. Миссис Дарлинг.
— Да, господин Фойерветер?
— Этот сорт называется «кроваво-красный граф блоудитч».
— Мне следовало, бы знать свои собственные тюльпаны.
— Конечно, и мне не хочется выглядеть спорщиком.
Она взглянула на цветок, а потом посмотрела на Фойерветера, загораживавшего довольно яркое весеннее солнце.
— Хорошо. А почему вы так уверены?
— У «кроваво-красного графа» желтые тычинки, а у «джека» они — красные.
— Откуда вы все это знаете?
— Я подумал, что вы ищете знающего садовника.
— Да.
— В этом и есть знание.
Мэгги на миг остановилась. Фойерветер выглядел немного взволнованным. Они пошли дальше.
— Все ужасно запущено, — сказала Мэгги, когда они проходили мимо кустов редких роз. — Вы только взгляните на эти поломанные стебли.
— У нас была суровая зима.
— Умеете ли вы ухаживать за овощами? — тихо спросила Мэгги.
— Вполне.
— А за травами?
— Аналогично.
— У меня растет двадцать три разновидности одного только базилика.
— Эта нагрузка мне по плечу, — сказал он, а она подумала, нет ли снисходительности в его словах.
— Кажется, вы очень уверены в себе.
— Я понимаю в садах, миссис Дарлинг.
— Хм-ммм.
Они пошли дальше мимо еще большей частью спящих грядок с многолетними растениями.
— Вы знаете, мой предыдущий садовник был убит на шоссе.
— Да, я слышал. Трагедия. Ужас. Я бы по этой дороге больше не поехал.
— Я не знаю, к чему я это сказала. Это был такой удар.
— Такое бессмысленное насилие может кого угодно разозлить, — сказал Фойерветер. — Особенно если коснется непосредственно.
— Вы рассуждаете как психолог, господин Фойерветер.
— На самом деле я занимаюсь историей искусства.
— То есть как любитель?
— Нет. Я преподавал в Йеле.
Застигнутая врасплох таким ответом, Мэгги на миг задумалась. В нем все же с самого начала чувствовалось что-то необычное.
— Так-так, — сказала она. — Как я понимаю, вы… там больше не работаете.
— Почти пять лет назад я вынужден был заняться поисками другой работы.
— А можно спросить, что случилось?
— В тысяча девятьсот восемьдесят пятом году я уволился из колледжа в Иллинойсе, где у меня была постоянная работа, чтобы перейти в Йельский университет. Это был перевод по службе, и работа мне была гарантирована. Но тут, как назло, стали ратовать за политкорректность. На свое несчастье, я был белым мужчиной средних лет, оказавшимся абсолютно не в том месте в абсолютно не то время, — сказал он, чуть подхихикнув.
— Ну а что с другими колледжами?
— Они не берут на работу людей моего возраста и этнической принадлежности. Я не жалуюсь. Просто так обстоят дела.
— А вы жалеете о той постоянной работе, которую вы оставили в… где это было?
— В Иллинойсе. Нет. Сам городишко был чуть больше какого-нибудь магазина «Кмарт», расположен между полями сорго. Я родом из долины реки Гудзон и скучал по востоку.
— Ферма Кэттл-хилл потребует от вас полного внимания, господин Фойерветер. Это работа на полный рабочий день. Вы не сможете брать еще и других клиентов.
— Так получается, что единственным другим клиентом у меня остается имение Троста в Мидл-Степни. Да и его уже продали.
— И вы там были после того, как… — она не смогла договорить.
— Да, я был там сразу же после того, как его самолет был сбит над Бермудскими островами два года назад. Сады заросли и, можно считать, совсем загублены. До этого, конечно, я работал в дендрарии в Литчфилде, я уже рассказывал об этом по телефону.
— Так вы довольно продвинутый любитель, не так ли?
— Не более чем вы, миссис Дарлинг, — ответил он.
Мэгги направилась к крытой аллее, увитой глицинией, соединявшей огород лекарственных трав с бассейном.
— А сможете ли вы управлять работниками? Боб, мой предыдущий садовник, полностью брал на себя это: зарплату, жалобы рабочих. Ну, вы понимаете, как главный подрядчик.
— Да, я смогу всем этим заниматься, — ответил он.
Весь остальной путь до его машины они прошли молча. С ним легко было молчать. Ей это нравилось. Фактически она приняла решение принять его на работу, когда протянула ему руку на прощанье и сказала, что позвонит на следующий день после того, как побеседует с оставшимися кандидатами и сделает свой выбор. «Черт возьми, — подумала она. — Какой же он симпатичный. А человек по природе своей так слаб».
4
Нашествие монстров
Она проснулась от звука, похожего на тот, который издавала бы кошка в машинке для чистки обуви. Крики и стук сначала так напугали ее, что она подскочила и схватила кочергу со стойки, заняв оборонительную позу за шезлонгом в углу своей спальни. Ей казалось, что в любой момент на нее может напасть дьявольски гадкая гигантская летучая мышь из тех, что рисуют на обложках дешевых изданий в супермаркетах. Но шум оказался криками с рыданием молодой женщины, бившей в дверь руками и ногами и громко стучавшей дверной ручкой.
— Открывайте сейчас же, вы, мерзкие трусы! — кричала она.
До Мэгги наконец дошло, что это был искаженный голос Элисон. Она вышла в коридор. В дальнем его конце Элисон стучала в дверь спальни Линди ладонью. Ее голос поднялся до самого верхнего регистра и был настолько пронизывающим, что Мэгги испугалась за дорогой стеклянный кувшин, стоявший в нише у лестничного пролета.
— Я знаю, что ты — там, — кричала Элисон.
Мэгги поспешила к ней и попыталась ее успокоить, но Элисон удалось отмахнуться от попытки обнять ее.
— Он трахается с ней уже несколько недель!
— Кто?
— Ваш придурочный сынок!
— Хупер?
— А что, есть другой?
Внезапно дверь распахнулась. Элисон, потеряв равновесие, поскольку в этот момент она колотила в нее, почти свалилась на Линди, которая стояла во фланелевом халате с оцепенело обиженным видом.
— Ты — грязная шлюха, — зарычала Элисон. — Совратительница.
— Он что, действительно там? — спросила Мэгги у своей старой подруги.
— Это так несправедливо, — сказала Линди, уголки ее рта искривились, словно дамба, давшая трещину под напором большого резервуара эмоций. — Не верится, чтобы ты могла подумать…