1923 (СИ) - Иванов Олег Эдуардович. Страница 4

Тем не менее время подходило к отходу, а археолога не было. В прошлые, богатые времена, это не составляло проблему, но теперь, когда телефоны отключены, это могло стать серьёзно. Менты, что ли задержали, как незарегистрированного? Но это вряд ли. Билет на прилёт есть, он действителен три дня, так что можно жить. На лицо кавказской национальности не похож, и вряд ли ему можно пришить взрывы домов и участие в исламском сопротивлении. А буддисты, которые в Бурятии, вроде бы люди мирные и ничего не взрывают.

На следующий день Василий не пришёл. Кредиторы приходили, это да, звонили в дверь и очень ругались. Николай дверь не открыл — комплекция не позволяла вступать в рукопашные схватки.

Кажется я начинаю недоумевать, подумал он, задумчиво глядя на сумки Василия. Куда он мог деться. Надо смотреть документы, искать следы. Это Николай хитрил. В доме не было денег, но была надежда, что в сумке затерялась какая-нибудь еда. Да и денежки, если бы нашлись, тоже были бы к месту.

Так. Личное белье и документы. Какие-то железяки, завернутые в тряпки. Железяки это не нам. Нужны документы. По ним поймём куда он пошел. Что — то он говорил про Фонд. Вот и поищем их письма — должен же быть на бланках адрес. Адрес нашелся — Москва, Голиковский переулок, 14. Николай недоуменно посмотрел еще раз. Он хорошо знал этот дом — там находился филиал Института Латинской Америки, где он когда-то учился в аспирантуре. Именно там находился его сектор, регулярное посещение которого по присутственным дням было обязательным. Потом флигель забрал банк Визави, и Николай пару раз имел там дела самого интимного финансового свойства. Где же там фонд? Вроде у Института остался первый этаж, может там. Зачем банку давать помещения для Фонда. Чем-чем, а отсутствием денег они не страдают, а места как известно, организациям не хватает всегда.

Подумав, Николай позвонил Директору Института, с которым был близок и находил взаимопонимание. Выяснилось, что про искомый фонд директор слышит в первый раз. Это запутывало ситуацию. Как то раз, года три назад, Николай натыкался на этот адрес, как чисто юридический, для подставных фирм банка. Это было понятно. Но работающий фонд, тем более с иностранным участием? Никогда он не станет регистрироваться по фиктивному адресу. Вон сколько институтов в Москве, любой фонд примет, с величайшей радостью. А брать юрадрес у банка и сидеть в другом месте — на это они не пойдут. Тем более, что Василий говорил что-то про Третьяковку.

Надо ехать. Надо смотреть на месте. Он с тоской выглянул в окно. Внизу у подъезда была куча машин, и, наверняка в каждой сидело по ужасному кредитору. И каждый с паяльником. Эта перспектива не возбуждала, но надо было что-то делать, тем более к этому обязывала и пачка денег, найденная у Василия в сумке. По крайней мере еду всё равно покупать надо. Да и Василий должен по старым делам.

У подъезда его не ждали. Оглянувшись ещё раз, он пошёл к метро, на Белорусскую, но потом раздумал. С «5-го года» было проще. До Китай города, а там перейти платформу. Троллейбуса не было и Николай пошел пешком, с интересом глядя на элитное строительство, лихо развернувшееся в районе в последние несколько лет. Купить квартиру в этих домах было невозможно в принципе — цены начинались от двух тысяч долларов и были нереальны. У Николая существовало стойкое убеждение, что квартиры строились для крупных корпораций, которые почему-то решили дома пока не заселять. Со своего 12-го этажа он видел, как вечерами эти дома сияли огнями лестниц, не более. А может быть все по коттеджам разбежались, а сюда наездами, когда за город ехать лень или далеко. Дома стояли пустыми и только редкие Жигули охраны сиротливо стояли во дворах. Правда снег убирали и подъезды сверкали чистотой. По крайней мере с улицы.

Площадь у метро как всегда была наполнена киосками и народом. Люди бойко шли из подземки и в неё, по пути покупая продукты, книжки и всякую бытовую мелочь. Всякий раз, проходя мимо этого разнообразия, Николай, воспитанный в голодные 80-е годы с удивлением думал почему коммунисты не могли решить продовольственную проблему. И почему не было бананов. Это сильно раздражало, потому что несмотря на образование и определенный опыт в торговле, Николай ответа так и не находил. Так и сейчас, подивившись гримасам социализма, он с сожалением сунул магнитную карту в турникет, мимоходом отметив, что ездок осталось всего семь. Это, конечно, немного, но бывало и хуже. Правда очень давно, в нищие аспирантские годы.

Третьяковская встретила Макдоналдсом, Елками-Палками и новыми домами бывшей улицы Островского, а ныне Малой Ордынки. Район был сердечно близок — именно здесь в период аспирантуры он активно махал метлой, работая дворником. Поэтому закоулки Замоскворечья Николай знал хорошо. Самое смешное, что в далеком 89, когда ещё не кончился социализм, одним из мест уборки была территория около банка «Столичный», где не раз приходилось видеть Смоленского, тогда ещё простого строителя, создававшего свою недолговечную финансовую империю. И чего я тогда не подошёл к нему — два языка, на машинке печатал как пианист, связи со всей Иркутской областью. Однако ума точно не хватало, поэтому наливался классовой ненавистью и почитал кооперативное движение чем-то чрезвычайно для себя далеким.

Вот и флигель. Как и помнилось — на первом этаже остатки филиала, на втором банк. Рядом что-то непонятное, а в прошлом кафе «Лазания», давшее название одной из чеченских группировок в Москве. Николай на этом месте помнил ещё чайную и даже пил там чай, который, кстати, был весьма неплох. А в «Лазании» он практически не бывал — чеченцев не любил скорее интуитивно. Потом кафе исчезло и на его месте возник не то «Альфа-банк», не то «Евротраст».

Начнём с банка, подумал Николай и пошёл на второй этаж. Там была обменка, но менять давно уже было нечего. Он подошел к поднявшемуся охраннику и спросил того, что он знает про фонд. Для верности, достал письмо, так, чтобы был виден оголовок бланка, и прочёл название «Фонд исторических исследований».

Охранника название впечатлило, и он стал по рации звать начальство. Оно пришло и стало внимательно смотреть то на Николая, то на письмо. Вот те на. Банк явно в курсе наличия этого фонда. Молчание затягивалось — начальство явно готовилось к принятию решения. Потом решилось и попросило документы. Николай дал паспорт и стал с интересом ждать развития событий. Интерес его быстро оправдался — паспорт куда-то переписали, причем было ощущение, что списывают всё, что читается. Приглашающе кивнув, начальник пошел вглубь, задерживаясь перед тамбурными дверями, в изобилии перегораживающими проход.

Коридор начал ветвиться и плутать, отражая загадочные планы создателей и все последующие реконструкции этого сооружения. На пятом переходе Николай стал понимать — рядом с флигелем был завод пластмасс и «Дом Ребенка». Скорее всего, одно из близлежайших зданий было прикуплено и использовалось для работы. Переход был заметен по изменившимся интерьерам. Масляная краска обменника сменилась на евроремонт, пластиковые двери и электронные замки. Сменилась и охрана — вместе пенсионеров ментов по бокам стали молодые люди приятной наружности. Немного напрягало, что они были вооружены, а один раз в открытом шкафу Николай увидел автомат и чуть не присвистнул — на нём был подствольный гранатомёт.

Частникам вроде такие вещи не полагаются. Кто же это такие интересные. И почему под вывеской исторического фонда. Впрочем, я иду по делу это раз. За спрос не бьют в нос — это два. И кошке можно смотреть на короля — это три. Кстати, если ко мне привяжутся спецслужбы, это отпугнёт кой кого из кредиторов. Но для чего подствольник в гуманитарном фонде. Ай да Василий. Эта мысль испортила настроение всерьёз. Как бы он крупно не влип. Там где такие штучки, влипнуть можно быстро и крупно.

Охрана, уже по четвёртому разу сменившаяся, подвела Николая к очередной двери и предупредительно пропустила его вперёд. Он толкнул пластик, но тот не поддался. Николай вопросительно посмотрел на ближайшего молодого человека, и это ему чрезвычайно не понравилось. Взгляд у охраны был специфичен для человека, привыкшего убивать. В своё время, поставляя еще в первую войну в Чечню разные кабеля и трубы, Николай насмотрелся на воевавших там бойцов. Взгляды, подобные этому запомнились.