Жажда наслаждений - Дивайн Тия. Страница 49
У Элизабет учащенно забилось сердце. Ребенок от такого союза…
Вот он, ключ к разгадке?
Она взяла в руки еще одно письмо — первое, которое она нашла, — и осторожно развернула его.
«Дорогой, любимый,
…Мы на краю пропасти… Он знает, — возможно, всегда знал. Но теперь он выгонит тебя. Глубоко в моем сердце я уверена, что он так и сделает, и тогда я умру вместе с тем, что сокрыто во мне.
Что нам делать?
Что нам делать?
Теперь Элизабет дрожащими руками взяла первое из писем, найденных под фотографией. Оно было от Ричарда:
«Моя дорогая,
Тебе не стоит так волноваться, позволь мне одному нести бремя нашей вечной любви. Я так дорожу минутами с тобой наедине, что отныне не позволю ни единому слову о нем сорваться с твоих прекрасных губ. Он всего лишь песчинка в безграничном небе нашей страсти. Все будет — должно быть! — хорошо. Мы созданы друг для друга. Нам стоит запастись терпением, и мы обязательно будем за него вознаграждены».
Второе письмо также было от Ричарда:
«Моя дорогая,
Возможно, ты считаешь, что я неблагодарно и невнимательно отнесся к новости, которую ты сегодня сообщила. Позволь мне лишь сказать, что я вне себя от счастья и готов коснуться рукой небес. С таким известием, дорогая, мы можем смотреть в будущее, планировать новую жизнь, и никакие слова больше не нужны. Абсолютно все указывает на то, что рано или поздно мы будем вместе».
Что за новость? Какое известие? Возможно… может быть… — можно понять по-разному…
Последнее письмо было написано рукой Дороти:
«Милый, я бы так хотела, чтобы эти слова дошли до тебя, но ты уже далеко, поэтому я их пишу только для того, чтобы „услышать“, как я сама говорю, их, ведь мне так трудно в них поверить: он отсылает и меня тоже. Как он сказал, для отдыха, выздоровления и для моего собственного „блага“. По его словам, „до того времени, как…“ Затем все снова будет по-прежнему… Но говорю тебе, любовь моя, без тебя ничто уже никогда не будет по-прежнему. Каким-то образом мы должны найти в себе силы продолжать жить».
Но Дороти потеряла любимого, проиграла битву и в конечном итоге проиграла все.
Дрожа всем телом, Элизабет опустила письма.
…Все будет по-прежнему… Она гонялась за абстракцией и в конце концов нашла саму себя. Разделенные десятками лет, Элизабет и Дороти вели сходные жизни.
Такое заключение потрясало сильнее всего.
Две несчастные и одинокие женщины, так или иначе покинутые своими мужьями и возлюбленными.
После таких событий уже ничего не могло быть по-прежнему.
Можно ли было что-то почерпнуть из недосказанностей и смутных упоминаний, которые значили что-либо или не значили ничего? Могла ли их интерпретация в суде означать, что Николас должен быть лишен наследства?
Она снова просмотрела письма.
«…для отдыха, выздоровления и для моего собственного „блага“. По его словам, „до того времени, как…“
Как что?
«…новость, которую ты сегодня сообщила…»
От какого известия Ричард мог быть «вне себя от счастья»? У Элизабет напрашивался очевидный для нее ответ…
Однако ее теория выглядела притянутой за уши. За словами Дороти могло скрываться что угодно.
«…то, что сокрыто во мне…»
Как жаль, что Дороти приходилось облекать каждую мысль в туманную и неясную форму.
Несчастные влюбленные. Элизабет снова взяла в руки фотографию Ричарда. Лихой, отважный Ричард Мейси отправился за семь морей, чтобы попытаться забыть любимую женщину.
Но… уехал ли он один? Или с ребенком? Вот в чем вопрос, и в расплывчатых выражениях из писем Элизабет могла усмотреть все, что ей хотелось увидеть.
Все, что могло бы устранить Николаса из Шенстоуна.
Она почувствовала, как внутри зажегся огонек надежды. Неистовое желание ее отца вернуть Шенстоун неожиданно показалось не таким уж несбыточным. Таким же теперь казалось и будущее с Питером.
Найденные письма и записки помогут ей выиграть битву и выковать свое счастье.
Но ведь они принадлежат Николасу.
К черту, сейчас не время для угрызений совести. Она уже совершила слишком много грехов. И она не собиралась страдать от несчастной любви, подобно Дороти.
Но что же делать с бесценным архивом писем Дороти? Наиболее разумным казалось вернуть его на место. Сделать так, будто все осталось нетронутым, — положить дорожный кейс обратно на чердак, оставив при себе три или четыре письма, а также фотографию Ричарда.
И никогда не выпускать их из вида.
Элизабет будто наблюдала за собой со стороны, замечая растущее недоверие и подозрительность, пока она пыталась решить, где спрятать четыре письма и фотографию, чтобы их никто не обнаружил.
Что, если Николас вздумает обыскать ее комнату? Или если случится еще один пожар? Или ее отец будет продолжать требовать от нее действий?
Элизабет пришла в голову идея спрятать их под крышкой стола, но Николас уже знал об этом тайнике.
Она почувствовала, что ходит по кругу. Нельзя под кроватью, под простынями или в шкафу среди одежды. Или под ковром, за занавесками, под стулом, в столе.
Так где же спрятать четыре драгоценных письма и фотографию?
Было одно возможное решение: спрятать их на себе.
Но даже на себе — учитывая страсть Николаса и потребности Питера — прятать было слишком рискованно.
— Элизабет, ты где?
Черт, снова отец. Она еле успела закинуть письма и фотографию в кейс и задвинуть его под кровать, как он распахнул дверь.
— Где ты была? Николас полон идей, как встретить свою наследницу и жениться на ней. Одна мысль о его женитьбе начисто лишила меня аппетита.
— Вечеринка внесет необходимые перемены в наш образ жизни, — сказала Элизабет.
— Только если ты повлияешь на обстоятельства, — проворчал отец. — Николас действительно решил найти себе жену.
— Тогда мы поможем ему всем, чем сможем.
— Элизабет. Я не позволю насмехаться над моими словами. Ситуация слишком серьезная, нет — она просто катастрофическая.
Она знала; ей стоило только взглянуть на него, на его искаженное лицо, его резкие движения. Он, конечно, будет отрицать, но что еще его могло так взволновать, как не деньги?
— Я уже устала, что ты на меня давишь. Скажи своему другу Краснову, что денег больше не будет.
— Ты не понимаешь всей сложности дела. Я несу ответственность не перед одним Красновым: в проект вовлечены и другие инвесторы.
— Тогда тебе придется их из него извлечь. Твоя жизнь не должна зависеть от того, найду ли я способ вернуть себе Шенстоун.
— Тогда готовь мне гроб, дорогая. Если я не смогу сдержать своих обязательств, то для меня такое положение будет означать верную смерть.
Она почувствовала легкий укол страха. Отец, очевидно, слишком далеко зашел со своими капиталовложениями. Вероятно, он недалек от банкротства.
Если он находился в таком отчаянном положении, был так напуган, так сильно нуждался в деньгах, он мог стать клиентом для ростовщиков.
Элизабет, конечно, считала, что он уже рассматривал такую возможность. Но его жизнь вдали от города пока помогала ему избегать соблазнов.
Поездка в Лондон, очевидно, позволила ему принять лишь временные меры. Он заткнул одну дыру в своем проекте, но тут обнаружилась другая, на которую у него уже не оставалось средств на личном счету.
Так могло продолжаться вечно. Его затея подобна бездонному колодцу, куда он уже кинул уйму денег, продолжая раз за разом вытаскивать оттуда пустое ведро.
Ему пришла пора остановиться и ограничить свои расходы. И перестать зависеть от нее. Она даже не хотела вспоминать, сколько денег он спустил в свой колодец. Вполне возможно, что на них он мог бы безбедно жить до конца своих дней.
Бесполезно теперь думать о его затеях, когда он давит на нее и по другой причине. Ее отец был азартен до безобразия, и его стратегия всегда была одинакова: вкладывать все больше и больше денег, пока он не сорвет куш. Слова «осторожность» и «благоразумие» отсутствовали в его словаре.