Оскал дракона (ЛП) - Лоу Роберт. Страница 16

Ботольв подкинул еще одно полено в огонь, Ива собирала пустые деревянные тарелки, а Кормак клевал носом в полусне. Торгунна принесла мне сухие штаны, рубашку и серк — длинную верхнюю рубаху, заставив меня переодеться, и забрала мои мокрые сапоги — все в грязи и соляных разводах, чтобы почистить их и натереть жиром.

Я присел рядом с Финном, вытянув к огню босые ноги, он оттирал от засохшей крови свой «Годи». Дождевые струи стекали с груботканного навеса в огонь и шипели. Подошел Реф, он позаботился о моем мече, а я даже и не вспомнил, куда подевался клинок после того, как меня обняла Торгунна.

— Не так уж и плохо, — сказал он весело. — Здесь большая зазубрина, но я не смогу ее зашлифовать, надо стачивать всю кромку клинка.

Затем его лицо внезапно изменилось, будто резкий шквал налетел на гладь фьорда.

— Все равно сейчас я не смогу ничего сделать, — добавил он горько. — Моя кузница и инструменты остались там.

Он протянул мне клинок, и я посмотрел на V-образную зазубрину. Зазубрина появилась, когда клинок застрял в мачте «Сохатого», и я сказал ему об этом. Затем мы помолчали, думая о черном фьорде, о затонувшем «Сохатом», о наших погибших побратимах, медленно покачивающихся в темных и холодных водах с распущенными волосами.

— Мы должны принести жертву в память о погибших, — произнес Финн, и в этот момент подошли Абьорн и маленький Колль.

— Я выставил дозорных, — сообщил Абьорн, его лицо было мрачным, как скала, затем мальчик, стоящий за его спиной, дернул взрослого за палец. — Маленький Колль, как и я, хотел бы знать, есть ли у тебя новости о его отце?

— У меня нет новостей, — ответил я, почувствовав вину, все мои мысли были заняты тем, как уберечь своих птенцов, но не того, кого мне отдали на воспитание. Я поманил мальчика, и он шагнул в круг света, отблески костра играли на его лице, подчеркивая белизну кожи, отражаясь в бледных глазах Колля, песчинки прилипли к подбородку.

— Здесь ты в безопасности, — сказал я ему, надеясь, что это действительно так. — Твой отец однажды разберется со Стирбьорном, а потом поможет нам разбить этих нидингов. Пока придется немного помокнуть под дождем, а дальше нас ждут приключения в горах.

— Моя мама…— произнес он, и я словно получил удар под дых, почувствовав себя дураком. Конечно...там, на берегу, он слышал, что Стирбьорн сделал с его семьей. Подошла Ингрид и приласкала его, он уткнулся в ее фартук, и она предложила ему выпить молока с медом и лечь спать, было уже поздно.

Я оглядел всех находящихся в круге света, их выжидающие лица. Клепп Спаки сидел с невозмутимым выражением, лицо Вуокко, как обычно, было бледной маской, Реф с поникшим видом горевал о кузнице и об оставленных там инструментах, Рыжий Ньяль, Хленни и Бьяльфи стояли с другой стороны костра, на лицах отражалось кровавые отблески пламени, и все ждали от меня какого-то мудрого решения.

За ними, в полутьме, маячило неясное бледное пятно — лицо монаха Льва.

— Греческий огонь, — произнес я и подозвал его, монах подошел ближе, все головы повернулись к нему.

— Я слышал об этом, — ответил он, пряча руки в складках плаща. — У нас его называют «персидский огонь», иногда «морской пожар».

— Не важно, как ты его называешь, — возразил я резко, и улыбка сошла с его круглого лица. — Греческий огонь никогда не покидает пределы Великого города настолько далеко. И не оказывается в руках людей вроде Стирбьорна. Я слышал, что украсть его — это очень серьезное преступление.

— Это правда, — помрачнел монах. — Состав греческого огня открыл Константину Великому ангел. Именно он указал, написав это на святом алтаре Божьей церкви, что тот, кто передаст этот секрет другому народу, будет проклят.

Он замолк и нахмурился.

— Неизвестно, передали ли секрет, ведь Стирбьорн не смог бы изготовить греческий огонь доступными ему средствами. Но все же подобное происшествие вызовет озабоченность во многих магистратах империи, ведь это оружие хранится под охраной и строго учитывается.

Озабоченность? Сгоревшие корабли и мертвые воины — не просто озабоченность, и я в бешенстве прокричал ему это. Гнев буквально душил меня — из-за его неуверенности и слов о том, будто северные варвары слишком тупы, чтобы разгадать секрет греческого огня, в отличие от оружия, которое раздается, как игрушки детям. Хотя я знал, что в чем-то монах прав, но это не охладило мой гнев.

Он кивнул, его лицо казалось невозмутимым, как отполированное зеркало, моя вспышка ярости нисколько его не задела.

— Так и есть. Я не удивлюсь, если магистраты империи попытаются выяснить, что произошло и где именно недостает запасов греческого огня.

— Как они это сделают? Отправят кого-то на расследование?

Он наклонил голову, его лицо стало гладким как яйцо.

— Я бы нисколько этому не удивился.

Я смотрел на него еще какое-то время, но он ничем не выдал себя, не подал знака, что именно его и отправили для расследования. Он был молод — не в том смысле, как это принято у нас, а по меркам Великого города, и я подозревал, что его отправили сюда не зря и за ним нужно внимательно присматривать. В конце концов я отвел глаза, повернувшись к остальным, и рассказал о том, что Стирбьорн отправил своих воинов убить Сигрид и ее еще не рожденного ребенка, чтобы остаться единственным претендентом на высокое кресло конунга свеев и гетов.

После этого мужчины замолчали, женщины зашептались. Я не упомянул, почему именно Рандр Стерки вызвался на это задание; те, кто знал, что мы натворили на Сварти, не нуждались в напоминаниях. Я также рассказал, что нам придется идти дальше на север, через горы, мы выдвинемся с рассветом. Я старался говорить спокойно и уверенно, как будто сообщал, когда и на каком поле мы будем сеять в этом году рожь.

Позже, когда все улеглись, закутались в шкуры и плащи, я сидел рядом с Финном, слушая храп Ботольва, он спал у огня, оставив свое место возле Ингрид Иве с детьми, так им было теплее. Я слышал, как Ива ласково ворковала с Кормаком, убаюкивая его.

— Где же мой любимый мальчик, белый, как яйцо? — тихо, нараспев проговорила она.

— Если дойдет до боя, я буду сражаться с Рандром Стерки, — наконец произнес Финн.

— Почему ты? — спросил я, он пожал плечами и уставился на меня, одновременно виновато и вызывающе. Мы разделяли постыдные воспоминания об убитой им женщине Рандра Стерки, и если и говорили об этом, то наедине.

— Я убил его мальчика, — сказал я печально. — Поэтому должен драться. Рыжий Ньяль, помнится, убил остальных домочадцев. Значит, нам придется сражаться с ним по очереди.

Ботольв проснулся от своего же слишком громкого храпа и сел, зевая и протирая заспанные глаза.

— Ятра Одина... плечо и спина болят. Ненавижу спать на земле зимой.

— Похож ли ты на сурового викинга? — фыркнул Финн. — Конечно же нет.

— Заткнись, Финн, — огрызнулся Ботольв, уселся поудобнее и поморщился. — Хуже только зуд в деревянной ноге.

Повисла тишина, последнее полено прогорело, выбросив сноп искр.

— Что будем делать? — вдруг спросил Ботольв.

— Ты о чем? О твоей зудящей деревяшке? — спросил я, и он широко развел руки в стороны.

— Обо всем. С нами Сигрид и дети.

— Мы отведем их в Витарсби и отправимся на восток, к ярлу Бранду, — ответил я.

— Вот так просто? — с издевкой в голосе ответил Ботольв, разочарованно почесав бороду. — Не за нами ли охотятся те жабы в медвежьих и волчьих шкурах? А вслед за ними еще и целый хирд жестоких викингов? Не с нами ли женщина, которая вот-вот разродится? Не у нас ли самих куча женщин и детей?

— Среди детей — твоя дочь, — язвительно напомнил Финн. — И мой сын. Бросим их, когда придется бежать? Давай начнем с твоей Хельги Хити.

Ботольв нахмурился, он пытался все это обдумать, но гнев наполнял его все больше и больше.

— И что нам делать, по-твоему? — спросил я, для него мой вопрос прозвучал, будто спящего пьяницу окатили водой. Он заморгал. Затем поджал губы, его лицо озарила внезапная мысль.