Черный дневник. Книга первая (СИ) - Тартаров Илай. Страница 4

Пот градом заливает глаза, щиплет, зараза. Дабы не сидеть без дела замочил березовый веник, ноздри обожгло приятным древесным запахом, из предбанника донесся тяжелый конский топот. Приперлись, татары нерусские.

Через минуту две туши ввалились в парилку, рожи довольно-извиняющиеся. В руках по два баллона холодного пива, что сразу покрылись испариной, протягивают, мол, дань принесли в знак примирения.

Я задрал нос и с высокомерным видом указал:

— Вынесите обратно, одного хватит, а то нагреется.

Сафир плеснул немного на камни, хлебный аромат облегчил дыхание. Ну, сейчас, думаю, покажу им, где русские раки зимуют:

— Плесни-ка, — распорядился я, делая повелительный жест рукой, — ну больше, больше, не жалей, харя!

Валета дважды просить не надо, тем более так грубо, плеснул ковш, отчего паром вышибло дверь, пулей вылетел, тут же снова закрыл, но с той стороны. Предусмотрительный.

Сафиру гордость не позволяет, остался, выхухоль болотный.

Я мысленно проклял всё ВДВ, но деваться некуда, взял веник. Через пять минут, уши свернулись в трубочку, а через десять не был уверен, что они еще на месте. Выдавил, щурясь от жара:

— Еще добавь, а то чёй-то пар ушёл…

Сафир, лежа на полу, повернул голову, взглядом оторвал мою, но поднялся. Ощутив сполна «ушедший пар», наполнил черпак, посмотрел на меня с крысиной ухмылкой. Видимо, оценив степень моей тревоги по исполненному ужаса взгляду, милосердно отлил половину, а остатки, быстро источаясь, зашипели на камнях. Сафир как медведь вылетел в предбанник, едва не сорвав с петель дверь. С наигранным хохотом злодея закрыл потуже.

Спустя еще десять минут, я красный как флаг СССР, но гордый за отечество вышел. Посадил себя на скамью, залпом осушил кружку пива, которую услужливо, но с гаденькой улыбкой протянул Валет, и умер с мыслью о том, что Иго сломлено.

Баня — это такое волшебное место, где мужчины могут говорить свободно. Пиво способствует развязыванию языков и разговор клеится так, как нигде более. Мы — не исключение.

— Кстати, Макса помнишь? — весело спросил Сафир.

— Которого? — уточнил я. — Сапёра?

— Нет, другого. Ну, который, этот… Кличка у него ещё была, такая…

— Корнишон! — крикнул из парилки Валет.

— Точно! Корнишон! — засмеялись мы.

Сафир разлил по бокалу как раз когда вышел Валет. Пар валит клубами, кожа красная, березовый лист прилип к шее, я сказал быстро:

— Не садись у прохода, там сифонит. Ты ноги свои паришь? Как, кстати, не болят?

— Болят, — отозвался Валет, — куда они денутся.

— Так ты парь, — подсказал Сафир.

Тот отмахнулся, напомнил:

— Так чего Макс-то?

— Ах, да! Подвал помнишь напротив моего дома? Он его купил недавно. Теперь там боксерский клуб. Я временами заглядываю, для спаррингов. Нет желания?

— У меня точно нет, — сразу отрезал я.

Валет солидарно покачал головой:

— В нашей компании по кумполу получать любишь только ты. Кстати, пока не забыл. Напомни потом, что бы я тебе подарок отдал. Новое оружие в твою коллекцию.

У Сафира загорелись глаза, спросил живо:

— Да ты что? Какое?

— А ему, какое не дари — всё не нравится, — обиженно отозвался я. — Такой классный меч ему достал, а он…

— Я тебе уже тысячу раз говорил, мне плевать, как он выглядит! Оружие должно выполнять свою функцию и быть максимально смертоносным. А твой меч убить мог только своим весом и помпезностью.

— Этот не такой, — заверил Валет, — потом покажу.

Через три часа, пьяные до икоты вывалились из бани. И, распевая похабные песенки, про Маньку, у которой длинная коса до пят, а на голове ни волосинки, пошли за мотоциклом.

На подходе к дому раздался отрезвляющий женский крик, Валет с Сафиром сразу метнулись к дому старика. Я чуть отстал, но сумел подавить секундное желание повернуть домой, а у калитки догнал. Растолкал вставших на дороге друзей, и сам замер.

На крыльце сидят трое парней, еще двое стоят у нашего мотоцикла, испражняются, сволочи. Все пьяные — хуже нас, рожи опухли.

Из дома вновь послышался визг, а в следующую секунду на крыльцо выбежала Санька. Платье порвано, лицо разбито, вся в кровоподтёках. Губы распухли, а из глаз ручьём бегут слёзы. Её тут же остановили трое, которые сидели на завалинке, заржали:

— Что, уже наша очередь?..

Из дома выскочили еще двое, один хромает на обе ноги, явно Сашка постаралась.

Первый, который нас увидел, открыл рот, собираясь что-то выкрикнуть, но запоздал, Сафир в два прыжка оказался рядом. Нижняя челюсть парня вылетела с сухим треском, так, что язык неэстетично выпал. Я подскочил к тому, который держал Сашку, выдернул из его лап как пушинку, и спрыгнул с крыльца. Сафир сделал два шага назад, встал, закрыв нас спиной.

В это время, Валет, взбешенный не меньше, но по другому поводу, оказался рядом с Уралом. Выхватив из коляски монтировку, ударил одного по голове, второй тут же отскочил.

Всё произошло стремительно, парни не сразу поняли, что кто-то посмел напасть. В руках блеснули ножи, что вызвало у Сафира радостную улыбку. Потом будет уверять, что это была только самооборона.

Я тем временем успокаивал Сашку:

— Ты в порядке? Они… э-эм… не тронули?

— Нет, — всхлипнула она, — Ещё нет…

Я шумно выдохнул, пришло осознание, что меня, оказывается, волновал этот вопрос. Хотя в городе всем давно глубоко наплевать на девственность и прочие атавизмы.

Я встал рядом с Сафиром, тот успел напялить берет, сказал через плечо:

— Как знал, что пригодится…

Руки развел в стороны, кулаки стали похожи на два молота, глаза бешено вращаются, челюсть выдвинул до хруста:

— Ну, лешие, давай скопом! За ВДВ!

Все в нерешительности остановились, а затем, как по команде, бросились на него.

Сафир взревел, одного встретил ударом в грудь с ноги, да так, что тот отлетел метра на три со сломанной грудной клеткой. Другого наоборот, рванул на себя, тараня его хрупкую башку своим чугунным самоваром. Валет оказался рядом со мной, ловко орудуя монтировкой, вскрывал головы, как консервные банки. Один едва не зацепил его ножом, но я перехватил руку, повернул к себе, резко ударил в горло, тот закашлялся, согнувшись пополам, а я спас его от удушья ударом в затылок. Еле отпрыгнул от пронесшегося мимо Валета, вошедшего в раж, теперь вижу, что их осталось не больше нашего.

Когда снова посмотрел на Саньку, кровь закипела сильней, дико осматривался в поисках того, кто так избил её. Не обнаружив на улице никого способного стоять на ногах, метнулся в дом, куда секундой раньше вбежал разъяренный Сафир.

У печки лежит дед, густая кровь течет неохотно, седые волосы вымокли, свисают грязными сосульками. От солоноватого запаха крови зачесался нос.

Сафир присел рядом, прислонил старика к печке спиной, тот застонал тихо.

— Дед, давай, приходи в себя, — нахмурился Сафир, — ты нам еще мотоцикл чинить должен!

Старик вымученно улыбнулся, но глаза расширились, рванулся из рук:

— Где Санька?

Сафир придержал, сказал успокаивающе:

— Она в порядке, с ней… — осекся, увидев, что я стою рядом, — Валет.

Я снова вышел на улицу, Сашка сидит у дома, охватив колени руками. Увидела меня, стала поправлять спадающие куски платья. Я быстро снял футболку, одел на неё, игнорируя робкие попытки сопротивления.

— Всё хорошо, девочка, всё в порядке. Не плач.

Глаза распахнула так, что я едва не почувствовал дуновение от взмаха ресниц. Страх в них читается отчетливо, как если бы перед ней стоял не я, а маньяк с бензопилой. Иногда заглядывает мне за спину, будто там кто-то стоит. Я на всякий случай проверил — никого. Только Валет остервенело лупит монтировкой двух парней, которые посмели испачкать его Урал. Святой алтарь осквернили, гады немытые!

Сафир ощупал пульс у тел, коих вынесли из дома. На удивление все живы, но быть может ненадолго, Сафир не в духе.

Зашли в дом, Сашка уже пришла в себя, помогая старику.