Медведев - Гладков Теодор Кириллович. Страница 48

Разработкой легенды Н. И. Кузнецова занимались опытные чекисты Л. И. Сташко, А. С. Вотоловский, С. Л. Окунь. Они и определили для него прекрасную должность — чрезвычайного уполномоченного хозяйственного командования по использованию материальных ресурсов оккупированных областей СССР в интересах вермахта — «Виршафтскоммандо», сокращенно — «Викдо».

Это было превосходное прикрытие для советского разведчика. Он не был прикреплен ни к какому конкретно учреждению гитлеровцев в Ровно, но имел основания для появления в любом из них. Он никому не подчинялся и ни от кого не зависел. Он мог в случае надобности выехать куда угодно. Наконец, он мог располагать куда большими денежными средствами, нежели обычный строевой офицер.

Соответственно была отработана и вся биография Пауля Вильгельма Зиберта — так должен был именоваться тот немецкий офицер, роль которого предстояло играть Николаю Кузнецову. Зиберт был по документам обер-лейтенантом 230-го пехотного полка 76-й пехотной дивизии. По легенде родился 28 июля 1913 года в Кенигсберге в семье лесничего в имении князя Шлобиттена, неподалеку от города Эльбинга в Восточной Пруссии. Отец — Эрнст Зиберт погиб на фронте в 1915 году. Мать — Хильда, урожденная Кюннерт, умерла в середине тридцатых годов. До поступления в военное училище в Берлине Пауль Зиберт служил в том же имении помощником управляющего.

В соответствии с легендой, обер-лейтенант воевал в Польше и Франции, затем в России. Награжден Железными крестами второго и первого класса, а также медалью «За Зимний поход на Восток» (немецкие солдаты называли ее непочтительно «мороженое мясо»). Под Курском тяжело ранен и по этой причине временно, до полного выздоровления откомандирован в «Викдо». Таким образом Зиберту обеспечивалась репутация боевого офицера, а не «интендантского героя», которых строевики недолюбливали. Для подтверждения всего этого были подготовлены соответствующие документы. Так, в «Зольдбухе» (иначе называемом солдатской книжкой) было указано, что Пауль Вильгельм Зиберт призван в армию в Кенигсберге, имеет учетный номер 13/18/110, номер опознавательного жетона — Rü — Zn — Х-4, группа крови «А» (последнее, должно быть, — единственное, что соответствовало истине).

Все эти документы были абсолютно надежны. Дело в том, что воинская часть, в которой якобы служил обер-лейтенант, была полностью уничтожена под Москвой, а ее штабные документы захвачены Красной Армией. Поэтому проверить личность Зиберта через его часть было невозможно. Оставался один путь — только через Берлин. Но гитлеровцы затеяли бы такую проверку лишь в том случае, если бы Зиберт вызвал у них серьезное подозрение своим поведением, неосторожными высказываниями, но никак не документами. Следовательно, в какой-то степени многое, быть может все, зависело от профессионального мастерства, выдержки, хладнокровия и находчивости Кузнецова. Он твердо усвоил, что не имеет права вызывать и тени подозрения у фашистов, поскольку в этом случае его отличные документы уже не защита от разоблачения и гибели.

Указание, что для выполнения задания он будет направлен в распоряжение капитана госбезопасности Медведева, Кузнецов воспринял с энтузиазмом. Он, как и все сотрудники НКВД, слышал и читал о блестящей деятельности отряда «Митя» во вражеском тылу.

…25 августа 1942 года Николай Кузнецов приземлился в немецком тылу под Ровно. И вот он уже докладывает о прибытии высокому ладному командиру с орденом Ленина на гимнастерке. Отныне это и его командир — капитан госбезопасности Медведев.

Разведчики отправляются в «Рим»

Группа, прибывшая 25 августа, была особой. Все входившие в нее бойцы, кроме строевых командиров Соколова и Волкова, а также радиста Скворцова, были разведчиками, которым предстояло действовать либо в Ровно, либо в близлежащих населенных пунктах. Бывший разведчик Николай Гнидюк, после войны ставший видным партийным и советским работником на Украине, так описал встречу своей группы с командованием отряда после приземления: «Дмитрий Николаевич рассказал о том, что нам предстоит пройти короткий, но весьма напряженный курс обучения тактике партизанской борьбы и хорошенько освоиться с обстановкой в отряде. И от этой непринужденности, я бы сказал, даже простоватости в обращении с подчиненными мы оживились, почувствовали себя свободно и как бы давно знакомыми с ним».

С этого же дня разведчики начали готовиться к выходу в Ровно, или, как они говорили в целях соблюдения конспирации, в «Рим». С чего следовало начинать? С того, с чего фактически уже начал Медведев: тщательнейшего изучения обстановки на оккупированной территории.

Разведчики, которым предстояло работать и жить в Ровно, передвигаться из одного населенного пункта в другой, устраиваться на какие-то должности, обеспечивать себя пропитанием, должны были в любой мелочи вести себя так, словно они и в самом деле уже более года находились здесь, в центре оккупационного режима. За этот год сложился определенный образ если не жизни, то какого-то существования. Нарушение любой его нормы, неважно, зафиксированной постановлениями властей или устоявшейся сама собой, было чревато изобличением, арестом, гибелью.

Разведчики, которым приходилось бывать в деревнях и селах, доставляли в отряд все распоряжения гитлеровцев и местных властей, какие только могли раздобыть, равно как газеты на украинском и немецком языках. Все это тщательно изучалось, анализировалось, принималось во внимание и учитывалось. С самых первых дней медведевский штаб стал собирать образцы подлинных документов, печатей, бланков, штампов, подписей должностных лиц, а также названий, адресов, фамилий руководителей важных и второстепенных оккупационных учреждений, штабов и воинских частей, контор, фирм с указанием приемных дней и часов, фамилиями и характеристиками ответственных сотрудников и обслуживающего персонала. Раз начавшись, эта работа никогда не прерывалась вплоть до последних дней пребывания «Победителей» в немецком тылу.

Отряд быстро рос. Чуть не каждый день приходили новые люди, из некоторых сел сразу по десять-пятнадцать человек. В середине сентября пришла, к примеру, насчитывающая человек пятнадцать группа Николая Струтинского, в прошлом шофера. Этот небольшой отряд уже был обстрелян, совершил несколько дерзких нападений на гитлеровцев. Основу его составляла семья советских патриотов Струтинских: отец Владимир Степанович, мать Марфа Ильинична, сыновья Николай (командир), Георгий, Ростислав и младшие дети (первое время они находились в лагере, затем их переправили самолетом на Большую землю). Вместе со Струтинскими пришли лейтенант Федор Воробьев, флотский старшина Николай Киселев, рядовой Алексей Глинко, местный житель Николай Бондарчук и другие товарищи. У Струтинских в Ровно и округе было множество родственников и знакомых. Эти связи оказались чрезвычайно ценными и были использованы командованием отряда в разведывательных целях.

Конечно, принять в отряд всех желающих Медведев не мог. Но как трудно было отказывать людям, которые, испытав горе, муки, унижения, так и рвались в бой. Дмитрию Николаевичу нужны были разведчики не только в отряде. Он стал их подбирать — надежных и преданных — по всей округе, в селах, местечках, городках, на хуторах, железнодорожных станциях. Эти люди стали зоркими глазами и чуткими ушами его разведки. Некоторые были найдены и среди пришедших новичков.

В сентябре радисты приняли ряд важных сообщений из Москвы. Оказывается, в Кремле состоялось совещание партизанских командиров. Из-за линии фронта в столицу прибыли С. Ковпак, А. Сабуров, Д. Емлютин, М. Дука, М. Ромашин, И. Гудзенко, Г. Покровский, М. Сенченко, Е. Козлов, В. Кошелев. 31 августа их принял Верховный Главнокомандующий. На встрече присутствовали и некоторые члены ГКО. Разговор шел о самых важных и насущных проблемах. Перед партизанами были поставлены задачи стратегического значения. Чувствовалось по всему, что Верховное Главнокомандование и руководство страны хотело досконально изучить все сильные и слабые стороны партизанской армии, ее нужды и возможности, боевые качества, тактику, военные таланты командиров.