Легенды Ицкарона. Сказка о пропавшей жрице (СИ) - Лисочка С.. Страница 11

4

Храм Героев мне знаком с детства. Собственно, это был первый храм, который я увидел, а долгое время и единственный храм, куда я ходил. Это вовсе не удивительно, когда твой отец — оруженосец самого Нурана, что в иерархии нуранитов соответствовало должности старшего жреца. Каждый угол, каждая колонна, каждый камень в храме были мною обследованы еще до того, как я научился читать и писать, так что я мог бы и сейчас водить по храму экскурсии с закрытыми глазами.

Конечно, пришел я сюда сегодня не для того, чтобы осматривать местные достопримечательности или показывать их кому-нибудь. И даже не для того, чтобы полюбоваться конной статуей Нурана, хотя она и стоит того. Я пришел сюда, чтобы увидеться с отцом, который, с тех пор, как мы — его дети — выросли, бывает дома редко, большую часть своего времени проводя либо здесь, либо в разъездах по стране. По сути, дома он появляется только чтобы навестить Саору, единственную из нашей семьи, кого не привлекла жреческая стезя.

В семье я старший из детей, Саора родилась на четверть часа позже, а еще через полчаса на свет появился наш брат — Крис. Мама, дав нам жизнь, отправилась в лучший мир, оставив нас троих на попечении отца и его приемной дочери, Сонечки. Отец, поразмыслив, решил, что для нашего воспитания будет полезно, если им займется кто-нибудь, кто умеет не только уничтожать монстров, но и понимает в том, как надо обращаться с детьми. Поэтому нанял двух сестер — тыпонских близнецов, Алену и Алину, которые первые годы нашей жизни заботились о том, чтобы мы ходили в чистом, были сыты и не слишком шалили. Конечно, и отец, и Сонечка уделяли нам все свое свободное время, которого у них не сказать, чтобы было в достатке, так что мы все трое прекрасно разбираемся во всякого рода чудовищах, а так же можем с оружием в руках или без оного постоять за себя. После того, как мы окончили школу, наши пути разошлись. У Саоры хватило самоконтроля для того, чтобы сдать вступительный экзамен в ИБМ, а Крис выбрал путь отца и теперь гоняет нежитей и разбойников по ближним и дальним окрестностям.

Что касается меня, то я с детства не любил возню с острыми железяками, о которые можно хорошо порезаться, предпочитая ковыряться на огороде. Вероятно, я стал бы садовником, и даже поступил вольнослушателем в наше медицинское училище, на кафедру фармакологии и травничества, но как-то, гуляя по городу, забрел в Храм Дороги, где вдруг осознал, кем я хочу стать на самом деле. Этому осознанию, кажется, способствовало то, что присев на лавку перед Его алтарем и статуей, я незаметно для себя заснул. Сон мой был полон каких-то путаных видений, а когда я очнулся, то узрел перед собой на алтаре чашу, наполненную алой жидкостью. При себе у меня были садовые ножницы, которыми я и распорол себе ладонь, после чего смешал свою кровь с тем, что было в чаше, и сделал из нее хороший глоток. От этого глотка я, кажется, потерял на несколько минут сознание, а когда снова очнулся, то чаша была пуста, а вокруг меня по полу шевелились тени.

Отец тогда был в очередном своем походе, так что я уже на следующий день переехал в квартиру на втором этаже Храма Дорог. Саора, Крис и Сонечка, конечно, этому слегка удивились, но мешать мне не стали, не стал возражать против выбранного мною пути и отец, когда вернулся в город. Ничего в этом особо удивительного не было, поскольку предыдущей жрицей Малина была не кто-нибудь, а мама. А вот общество, успевшее позабыть, на ком отец был женат, восприняла мой выбор как некоторый демарш. Я очень быстро стал в глазах окружающих тем самым уродом, без которого не обойтись любой семье, но поверьте, это совершенно никак не отразилась на отношениях внутри нее. У меня нет людей ближе, чем Крис, Саора, отец и Сонечка, и этого факта ничто и никто не изменит.

Отца я нашел на заднем дворе храма. Он сидел под навесом, защищавшим его от моросящего дождя, и, ловко орудуя шилом и дратвой, чинил свой сапог, краем глаза присматривая за тем, как два оруженосца, лет пятнадцати, гоняют друг друга незаточенными мечами по тренировочной площадке. Их не смущал ни дождь, ни лужи, ни грязь, они были столь увлечены своим делом, что на мой приход и внимания никакого не обратили. А вот отец, конечно, обратил. Оторвался от сапога, протянул свою ручищу для рукопожатия и хлопнул ладонью по лавке рядом с собой, отчего она жалобно застонала. Я не заставил упрашивать себя во второй раз и принял приглашение.

— Все мельчает, — пожаловался мне отец. — Этим сапогам и девяти лет нет, а уже по шву разваливаться стали. Разучились делать.

— А они по шву разошлись точно не из-за того, что ты по кислоте в них пробежался? — поинтересовался я, бросив взгляд на характерные пятна, украшавшие обувь.

— А то я раньше никогда по кислоте не бегал, — фыркнул отец. — Ну, что у тебя нового? Рассказывай, а то ты что-то меня, старика, забывать стал, давно не заходишь.

Отцу не так давно стукнуло семьдесят шесть лет, но человека крепче него — еще поискать. Выше меня на целую голову, он сложением напоминает пещерного медведя, а движениями — снежного барса. На вид ему не дашь более сорока, если, конечно, забыть о его седой шевелюре и бороде, которую он коротко подстригает. Глаза у него темно-карие, почти черные и в них совершенно нет ничего старческого. Широченные плечи, спина, на которой можно уместить небольшую катапульту, мозоли на ладонях от рукояти меча — вот каков мой отец.

— И вовсе не давно, а только две недели, — сказал я. — Ты же знаешь, что перед эльфским новым годом я занят подготовкой к краже пирога. Вот, освободился и сразу к тебе. С новым годом, кстати.

— Я-то не эльф, я новый год предпочитаю в январе отмечать, — ответил отец, делая в сапоге очередной прокол шилом. — В крайнем случае — в сентябре, перед сбором урожая [15]. А эльфам этим твоим лишь бы праздник устроить по любому случаю. Пирог-то спер?

— Ну а как же? — ответил я. — Кстати говоря, я сейчас из Лунного храма. Крису намекни как-нибудь так, чтобы до него дошло, чтобы он туда не с пустыми руками шел, а с подарками для Баст и для Луизы. С подарками — это не с гребнем василиска, а хотя бы с букетом цветов и коробкой конфет. И куклой для девочки.

— Сам ему и намекни, — сказал отец, протаскивая дратву через край подошвы сапога, — ты в таких вещах получше моего разбираешься. А я уж сейчас и не знаю, что дарить принято, что нет. Знаю только, что оборотням серебро не дарят.

— Я думаю, что мне придется на какое-то время уехать из города, — сказал я. — Так что Криса я вряд ли увижу.

— Куда собрался? — поинтересовался отец.

— Не знаю пока. Думаю, ты мне и скажешь, куда ехать. На, взгляни.

Я вытащил хрустальную монету, что выкупил у Фьюарин, и протянул ее отцу. Тот отложил в сторону сапог, шило и дратву и принялся изучать ее на свет.

— Какой только пакости люди не придумают, — сказал он. — Где взял?

— Ее достали из одной гробницы, — сказал я. — Теперь я бы хотел эту гробницу разыскать.

— В гробокопатели решил податься? — поинтересовался отец.

Перед отцом я кривить не стал и все ему рассказал. Ну, то есть почти все. Не стал только рассказывать о том, что произошло со мной и Баст в Лунном храме.

— Однако, — сказал отец. — Вот уж не думал, что Лара до сих пор жива. Хорошая была жрица, ее оборотни слушались как щенки мать. И не дура, как некоторые. Даже наоборот. Я с ней одно время работал. Соню мы вместе нашли, чтоб ты знал. Бывало, мы цапались — как без этого? — но в целом она мне нравилась. А ты, значит, пришел разузнать, что это за деньга такая?

— Да, — ответил я. — Монета — след. Так себе след, но, кажется, другого у меня нет.

— Ну, ты верно насчет нее угадал. Это — артефакт-темница. Вот только я не могу понять, для кого. Вряд ли на демона, хлипкая она для этого. Может быть, на призрака или духа какого-нибудь. Если честно, меня отверстие это квадратное смущает. Обычно такие вещи сплошными делают без всяких дырок. Иероглифы, что тут вырезаны, мне знакомы. Это ханский доатайский диалект. Вот этот — означает «склад», «амбар», «хранилище», «сохранять», «прятать». Этот — «жизнь». Жизнь, как таковую, в глобальном смысле. Этот — «хитрость». Вообще, у этого иероглифа много значений. «Хитрость», «обман», «супружеская измена», «отнять», «налог» и куча других. Этот — «могила», точнее сказать «урна для праха» или «смерть», если в широком смысле. «Сохранить жизнь, обманув Смерть» или что-то вроде того, получается.