Вор и убийца (СИ) - Корвин Флейм. Страница 44
Впрочем, до монарших разборок и чужих войн мне дела нет. Поход в Запустение по-прежнему висит надо мной, как топор палача, и вовсе не меняет дело то, что палач дал слабину и позволяет мне вертеть головой на эшафоте. Я бросил взор на связанные руки. Этой ночью надо бежать!
Перед воротами построилось целое каре из пикинеров, внутри которого расположились рундаширы и аркебузиры. Солдаты были расслаблены, кое-кто немного навеселе, но в случае тревоги разрыв в строе солдат, пропускавший в город дорогу, мигом затянется. Имперцы все же опасались контратаки.
Долговязый орк, командовавший нашим караваном, предъявил троице скучающих офицеров бумаги, и нас беспрепятственно впустили в город. Главный город Загорья не узнать: на улицах очень мало жителей, все какие-то взъерошенные, с потупленным взором, и много огбурских военных. На каждом переулке стояли караулы из десятка солдат под начальством капрала или даже офицера. Однако следов боя почти не заметно. Только кое-где разбитые окна и совсем редко копоть вокруг дверных или оконных проемов. Город почти не пострадал, и сейчас затих, замер в ожидании своего ближайшего будущего.
Мы ехали прямиком к внутреннему бастиону Бранда, часто повторяя путь, которым я и толстяк Акан уходили отсюда. Вот и Южная башня приземистого старого замка, что являл собой бастион. У широко распахнутых ворот выстроились пикинеры и алебардисты. За зубцами крепостных стен, уходивших от ворот к западу и востоку, на ярком солнце блестели шлемы. Я решил, что там разместились стрелки.
Копыта лошадей ступили на каменный мост через ров у подножия бастиона. Деревянный конусообразный верх башни венчало еще одно имперское бело-желтое полотнище и выставленный из центрального зева нижнего ряда бойниц деревянный кол с насаженной на него отрубленной головой. Кол наклонили к небу почти вертикально. Так, чтобы было хорошо видно лицо казненного. Какого-то бедолагу прикончили в назидание остальным.
Я бы проехал мимо: что мне до чужой смерти? Тут бы своей головы не лишиться, однако против воли снова посмотрел наверх. Это был Шрам. Джон Шрам. Птицы выклевали глаза, и смерть исказила лицо, но я узнал его.
— Прости! — прошептал я, въезжая в ворота. Руки связаны, и я не мог осенить себя или отрубленную голову знамением. На мне повис еще один неоплаченный и очень тяжкий долг, и слишком много их на последнем из ночных крыс. Я все время убегал от прошлого, аж на Костяной краб! Но не в этот раз! Клянусь именем воровского бога!
Джон пожертвовал собой, чтобы Рой и я смогли уйти, но точку в его судьбе мог поставить лишь росчерка пера одного единственного человека. Таким в арнийском графстве являлся только губернатор. Конрад Даман! Проклятый пепел! Он не переживет сегодняшнюю ночь. Я заскрежетал зубами в бессильной злости.
Он ответит за все! За наемных убийц, перерезавших горло Верману, моему единственному настоящему другу. Даман заплатит кровью за Площадь Правосудия и расстрелянных Чекко, старого Гюга, Булеза, Дино и Лоиса; за каторгу на галерах для близнецов Жака и Жана; за всех остальных, не переживших последний бой моего «Скорпиона»! И за Джона Шрама!
Даман! Однажды я приду к тебе! Я! Твоя смерть!
Я упивался мыслями о мести и не заметил, как лошади остановились около угла здания из серо-черного камня. Мы прибыли к тюрьме, тому самому двухэтажному каменному строению с решетками на окнах. Стена бастиона, к которому притулилось узилище, была огорожена с трех сторон деревянным тыном и цепочкой огсбургских пехотинцев, а за ними сидели, стояли или лежали прямо на булыжниках мостовой две сотни человек. В центре людского загона горели три костра.
— Вниз давай! Оглох что ли? — Ричард потряс меня за штанину. Руки ему развязали. Правда, радости на лице драгуна я не заметил.
Я кое-как слез с седла. Подошедший высокий орк ножом разрезал путы на руках и с силой толкнул в плечо. От неожиданности я едва не рухнул к ногам стоящего поблизости подофицера. Огсбургец в темном форменном камзоле равнодушно осмотрел меня и что-то пометил в большой тетради, лежащей на сгибе руки. Драгун стоял рядом, вместе мы были словно скот в продажный день.
Потеряв к нам интерес, имперец бросил оркам несколько слов на незнакомом языке и увел их ко входу в тюрьму, сделка состоялась. А к нам, гремя железом, приблизились несколько солдат в кожаных фартуках, как у мясников.
Глава 16. От плохого к худшему
Солдаты в передниках из кожи оказались полковыми кузнецами. Пятеро широкоплечих огсбургских усачей повели нас к противоположному углу тюремного здания. Я шел, не сопротивляясь — сейчас бесполезно дергаться, мне бы только темноты дождаться — а Тейвил взбрыкнул. Драгун тут же получил пудовым кулачищем в живот. Гвардеец согнулся пополам, с сиплым звуком исторгнув из своих легких воздух. Два солдата заломили за спиной барона руки и, не давая разогнуться, так в согнутом унизительном положении и потащили его за мной. Ричард хрипел, не в силах вздохнуть. Били точно в солнечное сплетение.
За углом тюрьмы разложилась походная кузня. У большого чурбана с наковальней стояли сколоченные из досок козлы, на которых размещались переносной горн и меха, рядом лежала груда цепей.
Когда поддали воздуха в полный раскаленных углей горн, меня подвели ближе. Я с нарастающей тревогой следил за приготовлениями огсбургцев. Худшие опасения оправдались: пришедшего в себя Тейвила и меня заточили в кандалы, скрепив их ковкой. Два железных браслета, ржавых, но крепких, одетых на ноги, соединялись цепью. Они позволяли делать неширокие шаги, не очень-то и мешая движению, но меня тянуло выть! Там, где нужен кузнец, вор бессилен. Немощна и воровская магия!
Нас протолкнули через жидкую цепочку имперских рундаширов и арбалетчиков. Не сговариваясь, я и барон побрели к самому большому костру в центре загона для пленных. Вокруг звенело железо чужих цепей, бубнили проклятья и ругательства, кашляли и стонали. Нас окружали в основном раненные, большей частью драгуны и наемники из Осиной дружины. У множества тяжелые раны, такие были обречены. На холоде, под открытым небом и без ухода многие из них не дотянут уже до завтрашнего утра, лекарей ведь нет. Вместо них, отпуская грехи, среди обреченных скользили священники. В своих темных сутанах они были словно десяток теней. Еще четверо сбились у левого костра. Инквизиторы! Темно-коричневые рясы с красным крестом над сердцем. Церковники что-то обсуждали.
Поспешно отвернувшись от них, я набросил на голову убор плаща. Встреча с инквизиторами совсем не нужна, особенно с отцом Томасом Велдоном, который являлся одним из четверых!
— Дьявола отродье! — раздался рядом возбужденный возглас барона.
Он склонился к бледному немолодому мужчине в грязном кафтане, который еще несколько дней назад был весьма добротным и недешевым нарядом. Черно-желтые полосатые куртки наемников и красные мундиры драгун были изредка разбавлены стражниками и совсем чуть одеждой обывателей Бранда, однако таковые тоже имелись среди пленных.
— Мастер Дреон. Хозяин гостиницы, где я пребывал на постое, — произнес Тейвил и осенил трактирщика знамением. Тот был мертв. — Как же он угодил сюда?
Я равнодушно пожал плечами, оставив офицера у покойника. Рядом слишком много живых мертвецов, чтобы сокрушаться над каждым умершим. Гремя цепью, продолжил протискиваться к костру. У огня было гораздо теснее, все кто мог самостоятельно передвигаться, жались поближе к теплу. Ричард Тейвил потерялся где-то в толпе. Если судить по красным камзолам, здесь у драгуна много знакомцев.
Протянув руки к огню, размышлял, что же делать дальше. Ничего путного в голову не шло. Яркое солнце и голубое небо, столь редкие в последние предзимние дни, угнетали еще сильней, чем, если бы небеса были покрыты тучами. Небосвод словно насмехался над людским отчаяньем.
Вокруг меня вдруг оживились, забухтели. Со стороны казарм приближалась яркая процессия. Колонной по двое топали аркебузиры в посеребренных кирасах и шлемах, начищенных и ярко блестевших на солнце. Похоже, лицезрею знаменитый Серебряный полк: отборные вояки из огбурсгских ветеранов, последний резерв импрецев на поле боя и личная охрана августейших особ и военачальников. К нам пожаловала большая шишка, за спинами аркебузиров маячили несколько фигур в богатых одеждах.