Песня для тумана (СИ) - Курленёва Анастасия. Страница 32

Герой оказался не до конца павшим: агатовые копья ресниц слегка вздрогнули.

— Руку откушу, — недовольно пробормотал Ульв. — А кошкам хвосты в морской узел завяжу.

— Что? — опешила «валькирия», не ожидавшая подобной реакции на свою атаку.

Мужчина нехотя открыл глаза.

— А… это ты. Тоже убирайся.

Голубые глаза земного воплощения Фрейи вспыхнули яростным огнём.

— И не подумаю! — Сигрид решительно улеглась на мужа сверху, уперев руки по сторонам от его головы. — Я твоя жена. Это мой дом. Не смей меня прогонять!

— Сейчас самое время развестись, — задушенно предложил Ульв. — Вон порог. Доходишь до него и…

— И не надейся, — ласково пропела Сигрид, обнимая мужа коленями за талию. Она наклонилась совсем близко, явно намереваясь запечатлеть на бледных губах страстный поцелуй.

— Слезь, мне дышать тяжело, — сердито закашлялся неласковый супруг. Сигрид скатилась набок, но позиций не сдала: закинула ногу Ульву на бедро, руками обвила его шею. Грудь Стейнсона вздымалась неровно, сотрясаемая сухим кашлем, будто он наглотался пыли. Наконец, Ульв устало прикрыл глаза:

— Что тебе нужно от меня, женщина?

— То, что принадлежит мне. Моего мужчину.

Цверг снова позеленел, но, как ни странно, выглядеть стал гораздо живее. Даже голову приподнял.

— Сдурела совсем? Твой мужчина сейчас в Зелёных Холмах с феями развлекается. Скорее всего. Возьми у папочки драккар и проваливай к нему.

— Ты сам говорил, что ничего ему королева Мэб не сделает. А твоё сердце паучьей сетью оплела! Но я тебя спасу.

— Валяй. — Ульв обессиленно откинул голову на свёрнутый плащ и снова закрыл глаза.

Сигрид не заставила себя упрашивать. Лёгкие, но многочисленные поцелуи покрыли грудь и шею мужчины, белые девичьи руки ласкали его лицо и плечи, не решаясь пока спуститься ниже. Безучастность супруга всё больше распаляла юную спасительницу, врождённое упрямство заставляло алеть щёки и губы. Не иначе, как богиня любви наделила молившую о помощи девушку кошачьей грацией и гибкостью. Сигрид виноградной лозой обвилась вокруг мужа, сама захмелев от предвкушения и азарта, а он… рассмеялся. Глухо, зло. А под конец снова закашлялся.

— Щекотно.

Теперь уже и Сигрид разозлилась не на шутку.

— Мог бы и помочь! А не лежать, как бревно! Я, между прочим, ради тебя это делаю!

— Дурочка.

Девушка уселась на беспомощного мужчину верхом, сложила руки на груди и грозно нахмурила брови.

— Ну так научи меня, если такой умный. Как тебя расколдовать? Как вернуть назад твоё сердце?

— Это невозможно.

— Я тебе не верю, — сузила глаза дочь ярла.

— Сердце цвергу не принадлежит. Оно само выбирает, где ему биться. Или не… биться. Я могу вернуться к нему. Но не наоборот. — Ульв вдруг снова приподнялся, даже опёрся о предательски дрожащую руку. В голову ему пришла неожиданная мысль. — Альвгейр… позови Альвгейра.

Но Сигрид пихнула его в грудь, без труда возвращая в исходное положение.

— Отец тебе ничем не поможет. Он тебя не любит. Как и королева Мэб. А я — люблю. И я разрушу её колдовство. Пусть пока и не знаю, как. Не скажешь ты, буду молиться Фрейе. До тех пор, пока не получится.

Ульв оскалился, снова сделавшись похожим на голодного волка.

— Хочешь добиться от меня взаимности? Напрасно, девочка. Это опасно для жизни. Вар не одобрит, я же поклялся тебя защищать.

Сигрид подумала о Сату, и холодок пробежал у неё между лопаток.

— О чём ты говоришь?

Голова Стейнсона безвольно перекатилась набок.

— Воды принеси.

Сигрид чуть помедлила, прикидывая, не уловка ли это. Но решила, что супруг слишком слаб и всё равно от неё никуда не денется.

Он не смог сам держать кубок, и сердце девушки сжималось от жалости всё время, что она поила мужа. С минуту Ульв пролежал, тяжело дыша, с закрытыми глазами, и Сигрид даже подумала, что он снова забудется беспокойным сном. Но голос Великого Барда прозвучал на удивление твёрдо:

— Помоги сесть.

Ульв прижимался спиной к дубовой стене, собираясь не то с мыслями, не то с силами. Сигрид сидела рядом, заботливо вглядываясь в его лицо, ловила взгляд тускло-зелёных, болотных глаз.

— Когда родители отдали меня в школу бардов, я был ещё несмышлёным подростком, — начал рассказ Ульв. Жена не поняла, при чём здесь это, но приготовилась терпеливо слушать. — Твой отец провёл детство в волшебной стране сидов, моя мать родилась… в «разноцветной стране». Чтобы попасть к сидам, нужно пройти через холмы — преодолеть землю. А тот мир лежит за морем. За Яблочным островом. За… в общем, тот мир то же для сидов, что Льесальфахейм для людей. Тебе понятно?

— Твоя мать была могучей волшебницей, — кивнула Сигрид. — Я поняла.

— Моя мать была лепреконихой, — вздохнул Ульв. — Не в этом дело. Ладно, достаточно сказать, что от предков мне достался дар, благодаря которому я делал успехи среди бардов, хотя от всей души их ненавидел.

— Но почему? Почему ты их ненавидел?

— Я цверг, — вяло пожал плечами Ульв. — Не моё это.

— Бард это ведь вроде скальда? Они уважаемые люди.

Стейнсон криво усмехнулся.

— Вряд ли отец рассказывал тебе… как-то раз один из его отрядов захватил пленников… и пленниц… но женщины в тот раз предназначались для невольничьего рынка. Альвгейр запретил их трогать. Тогда по кругу пустили одного поэта. Он, как ни странно, даже остался жив. Но не думаю, что сложил когда-то об этом песню.

Сигрид слегка побледнела, но твёрдо произнесла.

— Но ты… ты колдун! Тебе никто не страшен, и… никто не может причинить тебе вреда, кроме этой Мэб. Но и её ведь можно одолеть!

— А я хотел быть кузнецом, — заявил Ульв. — Как мой отец.

— И ты бросил бардов? — голубые глаза загорелись любопытством. — Сбежал, чтобы обучиться мастерству?

— Нет, — отрезал цверг. — Один из друидов-учителей ненавидел меня ещё сильнее, чем я ненавидел школу. Ему было известно, кто я, и он считал, что их тайные знания не для тёмных альвов. Старался выпереть меня из школы, а я стал самым прилежным из учеников назло ему.

— О, — только и смогла вымолвить Сигрид и взяла руки мужа в свои.

— Не стану рассказывать, как долго и как изощрённо он издевался надо мной… — продолжал Ульв, — но я поклялся себе, что стану Великим Бардом, и тогда эта мразь ответит мне за всё.

— О! — на этот раз восторженно и с предвкушением воскликнула Сигрид.

Цверг угрюмо высвободил руки.

— Если коротко, Великим Бардом я действительно стал. Как оказалось, к этому званию никто особенно не стремился, потому что верховный друид обязан лично общаться с верховным богом. А Кенн Круах всегда был тяжёл на руку, так что Верховные Барды сменялись едва ли не чаще, чем Верховные Короли.

— Но ты всё-таки отомстил тому своему учителю? — Сигрид даже заёрзала от нетерпения. Ульв впервые рассказывал ей о своём прошлом. Это было волнующе и до дрожи приятно.

— Да, — ответил цверг и ещё сильнее помрачнел, сделавшись похожим на нахохлившегося ворона. — Я был ещё мальчишкой. И мне хотелось не просто доставить ему неприятность, а унизить, доказать своё превосходство. Состязаться в искусстве барда? Да, я мог бы победить. А мог и проиграть. Мне тогда ещё недоставало опыта и настоящего мастерства.

Сигрид смотрела на мужа во все глаза. Розовые губки трогательно приоткрылись, выдавая нетерпеливое ожидание.

— Больше всего, — продолжал Ульв, откинув голову и полуприкрыв воспалённые веки, — он ненавидел меня за мою молодость. Молодость, которая останется со мной ещё сотни и сотни лет, в то время как сам он с каждым годом всё больше дряхлел. И, как большинство стариков, преследовал юность либо ненавистью, либо сладострастием. Была девушка, которая пожаловалась верховному друиду на бесстыдные домогательства одного из длиннобородых. И я предложил ей сыграть со стариком злую шутку.

***

Друид торопливо, оскальзываясь на камнях, пробирается под своды пещеры. Длиннополое одеяние то и дело мешается под ногами, приходится придерживать. Но ничего… ещё чуть-чуть, можно будет избавиться и от этой тряпки… и… стянуть клетчатую юбку с юной прелестницы. Друид самодовольно ухмыляется. Да, пусть он не мальчик и добиваться внимания девчонки пришлось не один день, но оно того стоило! Так, может быть, сразу раздевать её и не стоит. В пещере довольно прохладно… что за странный выбор места свидания? Впрочем, уединённо… она ведь такая стыдливая! Мужчина расплывается в улыбке. О, сколько стихов, сколько вдохновенных песен он ей посвятил! Сколько присылал подарков и знаков внимания. А это кокетка лишь отводила взгляд! Да пряталась за спину брата. Сама же, небось, ночами алкала близости так же, как жаждал её он сам! Ну что же, ожидание только распаляет кровь…