Иеремиевы огни (СИ) - Карелина Ольга Сергеевна. Страница 37

— Я и до тебя неплохо прогрызал эту самую стену! — голос Аспитиса срывается, потому что уже на первых словах брови Квазара саркастически взмывают вверх. — Второй год на отлично! А теперь что, вся Академия будет говорить, что младший Пикеров пробился благодаря заступничеству Страхова?

— Тебе всё ещё не всё равно, что о тебе говорят? — Квазар усмехается, и Аспитис почти не видит ничего из-за холодной ярости, охватывающей его с ног до головы. — Забавно, Ас. Я был о тебе лучшего мнения.

— Интересно какого?! Своих детей нет, решил о чужих позаботиться?! Я уже не маленький! Я умею, слышишь ты, делать по-своему! И твоя опека мне не нужна!

— Странно, — голос Квазара становится задумчивым, а на скуластом лице Артура отпечатываются досада напополам со злостью. — Когда мы только познакомились и на тебя даже собаки срывались с поводков, ты о ней почти умолял. Теперь что, думаешь, научился, кстати благодаря мне, драться, можно меня и послать?

— Не умолял! Не было такого! Ты сам пришёл! И сейчас можешь валить обратно! — задыхающийся Аспитис переводит пылающий взгляд на погрустневшего Артура. — И прихвостня своего забирай!..

Он вылетает из пустого кабинета в здании Академии на первом этаже, куда сам вызвал Квазара на разговор, и, не разбирая дороги, бежит к выходу. Один, всегда один, как он посмел поверить, что кто-то будет относиться к нему как к человеку, возомнить, что опытный взрослый агент, между прочим личный телохранитель его отца с прошлого года, может с ним дружить по-настоящему? Особенно Страхов! Может, надеется однажды с его помощью вернуть утраченный родом фавор? Ну да не на того поставил — Аспитису в ГШР не светит ровным счётом ничего!

И всё-таки ему не столько обидно — больно. До мозга костей, до самой основы существа, потому что, как и всегда, оказалось, что он никому не нужен. И никто от него ничего не ждёт…

Аспитис сползает по стене у гардеробной, утыкается лицом в колени, закрывает глаза — нет и никогда не было сил всё это терпеть, раз за разом выкарабкиваться из чужого равнодушия, доказывать, что его не взять так легко. Сейчас он уверен только в одном: стоит только по-настоящему захотеть — и его не станет.

Но что-то будоражит кровь и память, и на последнем волевом усилии Аспитис заставляет себя отстраниться. Погрузиться опять в темноту, воспользовавшись новой волной, притворившись, что он побеждён — хотя кто — он, — Аспитис ещё не помнит и пока опасается вспоминать, так как обвившая его змея затаилась для решающего броска. Его нет, нет, его можно нести куда угодно, убаюкивать, а потом убить…

Из мрака вновь проступило лицо той самой девушки, только волосы её не пламя, а успокаивающий ранний рассвет — светло-оранжевые волны, бегущие по узким хрупким плечам. Она уже встала, почти развернулась, чтобы уйти, но Аспитис успел схватить её за руку. Пальцы сжались машинально, с неожиданной силой — ему-то казалось, что в нём её не осталось ни капли, — и он увидел, как резко обернувшаяся девушка — хорони в больничном халате поморщилась от боли.

— Ты врач? — хрипло спросил Аспитис, едва ворочая сухим языком и почти не слыша себя. Девушка торопливо села, вглядываясь в его лицо — глаза у неё были почти под цвет волос и очень тёплые.

— Медсестра, — ответила она, мягко улыбаясь. — Вам что-то нужно?

— Да, — Аспитис облизал губы, восстанавливая память — чувство было, будто он пытается тянуть вагон с углём. — Расскажи моему личному врачу, что со мной. Её зовут Роза. Она спасёт… — он осёкся, ощутив пронизывающий страх, и осторожно спросил: — Мой коллега… жив?

У Аспитиса не повернулся язык называть Рэкса по имени. Девушка закивала.

— Его поломало, как и вас. Но мы провели необходимые операции… Как связаться с вашим врачом?

— Я скажу номер. Только сделай всё… тайно, хорошо?

Он начал диктовать отпечатавшийся чуть ли не на подкорке номер личного сотового Розы Зориной, известный такому ограниченному числу людей, что их можно было пересчитать по пальцам. Даже сейчас Аспитис хотел уберечь её — в конце концов, пригласив её когда-то к себе, он обещал ей защиту. А ему не может быть так больно и плохо столь долгое время просто так.

— Я всё сделаю, — медсестра ободряюще коснулась его руки, отпустившей её запястье и упавшей на белую простыню. Следующая фраза уже показалась Аспитису шелестом. — Всё будет хорошо…

Его поглотило забытьё — пока пустое, лёгкое как перо, отдых для уставшего от непрекращающейся борьбы тела. На окраине сознания мелькнуло, что за помощью Аспитис обратился к тому же человеку, после действий которого ему совсем недавно стало ещё хуже, чем было, но думать об этом — принять это на веру было невозможно. Не могла девушка с такими добрыми глазами и мягкими руками желать ему зла.

Следующее бесконечное количество времени Аспитис жил исключительно на этом постулате, потому что в окутавшей его душной пустоте больше не за что было хвататься. Он даже не заметил, как вслед за этим убеждением вновь стали приходить воспоминания. У ранее всплывших утопленников вдруг обнажалась суть, ослепительным сиянием вырывалась на волю из клетки мёртвого тела, превращаясь в птицу с огромными крыльями — и ими же гнала, гнала тьму, объясняя Аспитису, почему он смог когда-то всё это пережить.

Например, ему вспомнилось, что на следующий день после нападения Эдриана он так и не дошёл до школы. Изувеченное тело подвело его на самом пустынном отрезке дороги между домом и зданием школы — и Аспитис повалился на траву, понимая, что не может не то что идти — дышать, потому что в горле стояла кровь. Доставлять брату радость своей кончиной от его руки не хотелось, но Аспитис был уже неспособен сопротивляться. Сквозь подступающее безразличие он увидел летящего к нему ангела, потом его как будто подхватили мягкие белые крылья, мелькнули внимательные и сочувственные ярко-голубые глаза — и вместо смерти Аспитис погрузился в сон.

Очнулся он почти что на больничной койке — рядом стояли, разглядывая его и улыбаясь, двое артау — мужчина и женщина. Вопреки ожиданиям, пахло вокруг не больницей, а чем-то травяным, успокоительным и уютным.

Они залатали его: вправили вывихнутые кости, склеили рёбра, зашили пробитые лёгкие, обработали заживляющим бальзамом синяки и гематомы и даже не представились. Только женщина заговорщицки подмигнула и сунула в руку какую-то распечатку, в которой вроде бы знакомые буквы складывались в совершенно незнакомые слова.

— Прибереги это до тех пор, пока не найдёшь хорошего врача, которому будешь доверять, — шепнула Аспитису женщина. — Ты особенный мальчик. Но всем подряд об этом знать не стоит.

Её лицо потом Аспитис увидел у Розы — но не вспомнил, потому что с концами похоронил свои воспоминания до появления Квазара, оставив лишь ведущие его по жизни чувства. А теперь вот вспомнил. Что же это — судьба?

С Квазаром, кстати, тоже всё оказалось не окончательно. Кольца сжимающей его личность змеи ослабли, и перед внутренним взором Аспитиса встало продолжение той их первой серьёзной ссоры. Квазар нашёл его вместе с Артуром — чтобы извиниться. За год привыкший к тому, что суровый телохранитель отца даже перед президентом не опускается до извинений, лишь отрешённо кивает, скрывая плещущееся на дне глаз-колодцев презрение, Аспитис сначала не поверил своим ушам и чуть ли не принял это за изощрённое издевательство. Но Квазар повторил слово «прости» ещё дважды, глядя виновато и с досадой на самого себя, и Аспитис наконец его услышал. Конечно, старший друг не считал его неспособным справиться с собственными проблемами. Это просто взыграло обострённое чувство справедливости и желание поставить кое-кого на место, чтобы перестал мнить о себе слишком много. Хотя, разумеется, Аспитису тоже стоило бы поберечь свой упрямый лоб и хоть иногда принимать помощь.

Примерно тогда Аспитис и научился верить. Постепенно выкинул из сердца предателя-брата и равнодушного отца, и даже собственная ничтожность в одной из самых великих семей их материка более не беспокоила его.