Один за двоих (СИ) - Гай Юлия. Страница 3

— Уходи, Лина.

— Дан, послушай…

— Убирайся!

Она выскакивает за дверь, я впиваюсь зубами в подушку, чтобы умерить ярость. Лина не виновата, вернее, виновата не она одна. Лидер Умано лгал имперцам, чтобы использовать наше оружие и солдат. Не знаю, кого я ненавижу больше: нарьягов, которые замучили тебя, или штормзвейгцев, обманувших меня.

— Прекрати, Дан! В кого ты превратился?

Поворачиваю голову, ты сидишь в кресле, подставив лицо догорающему закату. Спокойный и безмятежный, будто и не умирал долго и страшно со вспоротыми внутренностями. На губах легкая мечтательная улыбка. Если бы я не знал точно, что ты умер и похоронен, бросился бы к тебе, как маленький мальчик, и схватил в объятья. Закрыл глаза, открыл — ты по-прежнему глядишь в окно, больше не обращая на меня внимания. Меня начинает трясти, видимо, все-таки лихорадка.

— Неужели ты спасся, Корд? — хрипло шепчу я.

— Не обманывай себя, Дан, конечно же, нет, — отвечаешь ты.

— Но почему я тебя вижу?

— Наверное, потому что хотел меня увидеть.

Я сошел с ума! Когда видения начинают разговаривать — это типичный признак шизофрении, или от жара мутится в голове.

— Хватит, брат, — резко оборачиваешься ты, глядишь в упор, сощурившись, — ты хотел спросить совета — спрашивай.

Вскакиваю с кровати и оказываюсь возле тебя, у окна. Ветер холодит разгоряченную спину. Мгновение поколебавшись, хватаю тебя за руку: она теплая и вполне похожа на человеческую плоть, погоны на сером кителе мерцают в темноте. Как хочется верить, что это ты, настоящий ты, даже если всего на полчаса вернувшийся из-за незримой грани!

— Они заключают мир, завтра, на рассвете.

— Все возвращается на круги своя, да? — с усмешкой говоришь ты.

— Если бы не я, ничего бы не было…

— Возможно, — охотно соглашаешься ты, — а может, и было бы. Тебе не в чем винить себя — ведь ты поступил по совести.

— Но не по уму. Я не послушал тебя, когда ты пришел меня предостеречь. Ты знал про договор между нарьягами и Штормзвейгом?

— Конечно, ведь в моем распоряжении были разведданные.

Судорожный вздох, грудь раздирают рыдания, хочется прижаться к твоему плечу и самозабвенно жаловаться на свою никчемную жизнь, покатившуюся под откос из-за единственной, фатальной ошибки.

— Я виноват в твоей смерти.

— У тебя мания величия, брат, я не твой подчиненный, — смеешься ты.

— Расскажи, как это было, — сдавленно прошу я, усаживаясь на подоконник и дрожа от холода.

— Не так страшно, как ты думаешь, — пожимаешь ты плечами, — у меня была капсула пиралгезина. Я почти ничего не чувствовал, хотя до конца находился в сознании.

Сейчас, в твоем нынешнем состоянии, тебя, конечно, не волнуют подобные мелочи. Ты отмахиваешься от вопроса, как от надоедливой мухи.

— Корд, я устал, — откинув голову, я прикрываю глаза. Мне кажется, тебе надоели мои жалобы, и ты сейчас уйдешь. — Я ничего не могу изменить.

— А ты хотел бы изменить что-то? — заинтересованно спрашиваешь ты.

— Если бы можно было вернуть все назад…

— Что бы ты сделал?

— Остался бы с тобой на сторожевом посту.

— И поступил бы неверно, — назидательно произносишь ты, — впрочем, изменить прошлое ты все равно не можешь, только будущее.

— Разве можно еще что-то изменить? — нервно дергая плечами, спрашиваю я.

— Жаль, что я так и не научил тебя видеть сквозь внешнюю шелуху. Ты по-прежнему не замечаешь очевидное, — печально улыбаешься ты, твой голос отгоняет боль и тоску, влажный ветер за окном теребит кроны абрикосовых деревьев.

— Нам не хватило времени.

— У нас его будет еще много, — обещаешь ты, — не торопись, иначе вновь ошибешься.

Срываюсь с подоконника, наконец, набравшись смелости. Ты встаешь навстречу, протягиваешь руку, рукопожатие выходит крепким, в твоих глазах нет ни боли, ни сожаления, лишь теплота и… одобрение.

— Я буду ждать тебя в нашем доме, в Ориме…

От тихих шагов в коридоре замираю — Лина. Что будет, если она войдет и увидит тебя?

— Дан, — шепот сливается со скрипом двери.

Приподнимаюсь с постели, опираясь на локоть, провожу ладонью по вспотевшему лбу. Померещилось! Сон! Но я проснулся почти здоровым, голова свежая, мысли спокойны и кристально чисты.

— Ты прости меня, Дан, — Лина с опаской присела на краешек кровати, — я слишком много думала о работе и слишком мало о тебе. Ты расстроен, что корпус Логерфильда покидает Штормзвейг? Конечно, расстроен, ведь ты солдат, ты брат Стального Сокола. Если хочешь, давай поедем в Ориму, может быть, там тебе станет легче?

Я молчу. Темные шелковые прядки волос покачиваются, Лина ежится, она привыкла к их вечной иссушающей жаре.

— Я очень люблю тебя, Дан, даже больше, чем Штормзвейг.

Мгновение подумав, протягиваю к ней руку. Лина хватается, как утопающий за соломинку, нежно целует в глаза, брови, как всегда перехватывая инициативу. Ей не нужно много времени, чтобы распалиться. Она хрипло дышит, крепко обвивая мое тело руками, ногами, губы оставляют на коже горячие, как клеймо, поцелуи. Потом, когда все заканчивается, обессилевшая, падает мне на грудь и забывается в глубоком сне человека, выполнившего свой долг.

Отвожу прядку с ее умного, волевого лба; наверное, ей придется трудно, когда я уйду. Но наступило время исправить ошибку, совершенную мною.

Голова работает четко и ясно, встаю, стараясь не разбудить Лину, одеваюсь.

Странные звуки доносятся с улицы: дождь шумит в кронах деревьев. Свежесть разлилась по междумирью, наполнила его кислородом и свободой. Теперь дождь зарядил надолго, в Штормзвейге всегда так бывает.

Бегом по лужам я добираюсь до памятного сторожевого поста. Боец без каски спит, по дежурке раскиданы пустые бутылки дешевого контрабандного портвейна с окраинных мирков. Отперев потайной ящик, достаю припрятанное обмундирование, облачаюсь в бронекостюм, в подсумок — гранаты, запасной рожок патронов, за спину — штурмовую винтовку. Так же бегом достигаю города — счет идет на минуты.

Передо мной громада отеля «Грандкарина» — самое высокое здание междумирья, изящное, из металла и стекла. Настраиваю тепловой сканер, каску, цепляю датчики, винтовку в руки. Вперед!

Портье не спит, начал в испуге сползать со стойки. Едва я схватил за ворот рукой в бронированной перчатке, тут же назвал номера посольства и Рагварна. Третий этаж налево. Разбив прикладом пульт охраны, бегом поднимаюсь наверх, там неясно мерцает коридорная лампа. Кто-то бежит по длинным лестницам, глупо было бы полагать, что меня не заметят. Светошумовуху — в узкий зев коридора. Первая дверь, вторая, вот и нужная. Выбиваю ногой. Это они: четверо нарьягов — алые фигурки на сканере. Защитное излучение вцепилось в ноги, если бы не костюм, судорога сломала бы мне кости. Автоматная очередь разорвала тишину, криков не слышно, аппаратура шлема настроена на улавливание имперской речи. Половина пуль расплавилась на лету. Бросок, под ногами горячие гильзы, нарьягов, ошеломленных скоростью нападения, остается только добить. Жаль, я не могу бросить их недобитыми в каменистой пустыне!

Последний вцепляется мне в руку, на миллиметр не дотянувшуюся до горла. В сканере его глаза отливают ядовито-изумрудной зеленью. Разбиваю башку прикладом и отбрасываю обмякшее тело.

— Рядовой Дан Райт.

Широкая алая фигура — командор собственной персоной, вокруг него охрана с «зубрами». Я медленно отступаю к окну.

— Брось оружие, предатель! — приказывает он. — Хоть пальцем шевельнешь, стреляем без предупреждения.

— Стреляй, Рагварн, — отвечаю я, поднимая руки. Магазин автомата пуст, даже приклад погнулся — все равно меня ждет расстрел, днем раньше, днем позже.

— Ты второй раз развязал войну! — гаркнул Рагварн. — Опозорил мундир имперских войск, опозорил память брата…

Руки опускаются, сердце рвется из груди, дождь колотит по подоконникам, как в старом доме, в Ориме…

— Я исправляю свою ошибку.

Резкий рывок с пояса — граната полетела в толпу, «Зубры» выплюнули короткие злые очереди. Бросаю непослушное тело в высокое окно. Две пули рикошетом достали меня: одна — в плечо, другая попала в сканер. Звон, взрыв. Группируюсь в полете. Хорошо, что под окнами «Грандкарина» растут роскошные кусты акации. Боль в лодыжке — кажется, растянул связку, — боль в плече. Спасительная боль! Жив! Дождь хлещет по плечам, смывая кровь и пот, я избавляюсь от «слепого сканера» и снова бегу.