Под Опалой, на Большой - Дмитриев Александр Николаевич. Страница 3

Он поцеловал ее в щеку и сказал:

– Спасибо.

– На здоровье, – по привычке ответила она.

Сергей вышел в коридор и засунул пакет с едой в рюкзак, который был собран еще с вечера. Посидел около него на корточках, вспоминая о том, что еще он хотел сделать. Мучительно потер лоб, но так ничего и не припомнил.

"Курить надо все-таки бросать, – подумал он, завязывая рюкзак. – Памяти совсем не осталось. Ладно, пока буду одеваться, может, что вспомню".

Сергей поднял голову, посмотрел на висящие над трюмо настенные часы. Так, пора. Время уже без двадцати шесть.

На кухне шумела вода, жена мыла посуду и, наверное, сейчас начнет готовить себе завтрак – спать-то все равно уже не будет.

Сергей прошел в комнату, встал на колени и достал из-под тахты небольшой чехол. Сквозь кожу чехла с нежностью ощутил угловатую поверхность разобранного надвое "Вепря".

Он купил его случайно. И был очень рад этому случаю. Правда, без документов – да кому нужны документы в этой камчатской глуши? Знакомый охотник уезжал на "материк" – купил где-то в центре квартиру, – и Сергей уговорил его продать ему ружье. Благо в этот момент на руках оказалась нужная сумма.

Чтобы купить такое ружье в магазине, легально, нужно как минимум пять лет состоять в Союзе охотников, а он и кандидатом-то пробыл всего полгода, вляпавшись в скверную историю. Раз как-то на охоте Сергей с друзьями-охотниками уже вечером, на бивуаке, маленько поднабравшись горячительного, устроили пальбу по пустым бутылкам и консервным банкам. А тут, как назло, идут инспектора из охотхозяйства. Когда над их головами засвистела дробь, они попадали за кочки и битый час лежали ничком в холодном тундровом мшанике, боясь пошевелиться, пока обалдевшие от водки и порохового запаха горе-охотники не угомонились. Ладно, если бы это были местные инспектора – с ними всегда можно договориться, а то, как на грех, под перекрестный огонь большерецких рэмбо попали прикомандированные "областники" из Петропавловска. В результате все шестеро стрелявших, кандидаты или члены Союза, распрощались со своими билетами, без права на восстановление.

Сергей не очень-то расстроился по этому поводу. Конечно, теперь все надо делать по-тихому – штрафы за незаконную охоту все же немалые, но и беды здесь особой нет, – тундра-то большая, поди попробуй поймать. Местные охотоведы все свои, если не родственники, то хорошие знакомые – это точно. А о залетных инспекциях они же всегда и предупредят. Все-таки поселок небольшой, расположен на выселках земного шара, и люди здесь привыкли к взаимовыручке. Сегодня ты мне, а завтра, глядишь, и я тебе пригожусь. И никто здесь никакой выгоды не ищет. Просто это в норме вещей. Как само собой разумеющееся. Человеку, живущему где-то в центре цивилизации, может быть, этого и не понять. Но здесь по-другому во все времена жить не умели. Да, наверное, иначе и не выжили бы.

А ружье-то действительно отличное. Шестизарядка, самозаряжающееся, стреляет автоматной пулей, убойная сила как у "Калашникова": не то что медведя – буйвола с одного выстрела легко завалить можно.

Сергей выдвинул из-под тахты железный ящик, отстегнул замки и открыл крышку. Достал три магазина с патронами и переложил их в патронташный кармашек в чехле. Застегнул клапан на кармашке, а ящик опять закрыл и вернул на место. Встал, положил чехол с ружьем на кресло и стал одеваться. Снял трико, надел теплое белье, сверху – камуфляжную форму (все-таки умеют делать для вояк – и тепло и удобно, даже каждый кармашек на месте и при деле), поверх хэбэшных носков натянул шерстяные, саморучно связанные для него Ларисой, достал из "стенки" две пачки "Беломора", рассовал по карманам, взял с кресла чехол с ружьем и вышел в коридор. Прислонив ружье к стене, влез в болотные сапоги.

Из кухни вышла Лариса, вытирая мокрые руки о халат.

– Тебя когда ждать? – спросила она.

– Не знаю, – ответил Сергей. – По темноте, наверное, уже. Если все получится, надо будет еще договориться с Андреем насчет машины – вывезти все с тундры. Мяса много брать не буду, чтобы не тащить много по кочкарям.

– Ты еще убей его, – сказала Лариса.

– Как получится, – сказал он и попросил: – Ларчик, принеси, пожалуйста, с подоконника на кухне зажигалку и открытый "Беломор". И коробок спичек, на всякий.

Пока она ходила на кухню, он надел куртку "Аляска" и черную вязаную шапочку. Засунул принесенные женой курево и "огонь" в карман куртки, поднял с пола рюкзак и надел на плечи, Лариса помогла ему расправить лямки. Повернулся к жене, внимательно посмотрел в печальные глаза.

– Не волнуйся, – только и нашел что сказать. – Все будет хорошо.

– Давай, не задерживайся. Я буду ждать. – Она подставила ему губы для поцелуя.

Он коротко, но нежно поцеловал ее и подмигнул обоими глазами:

– Пожелай мне.

– Желаю, – ответила она.

Он подошел к двери, поднял "собачку" и, повернув ручку замка, открыл дверь. Перешагнул через порог. Сзади услышал:

– Иди, я закрою.

Не оборачиваясь, он стал спускаться по ступенькам вниз, спиной чувствуя взгляд жены. Но вот дверь хлопнула, и он, миновав еще два лестничных пролета, открыл дверь подъезда и вышел в прохладный густой мрак камчатского утра.

2

Минут через сорок он уже был на тундре. Светать начнет где-то через полчаса, а через час уже совсем рассветет. За это время надо уйти подальше от дороги, в глубь тундры.

Тундра – это огромная пустынная равнина, испещренная кочкарником, покрытым лишайником, ягелем и стелющимися, как плющ, ягодниками. Поэтому в хорошую погоду человека хорошо видно за несколько километров. Деревца, типа хиленькой ивы или чахлой каменной березы, высотой не более двух метров и искривленной так, словно всю свою жизнь она страдала жесточайшим ревматизмом, попадаются здесь очень редко – может быть, одно на пяток квадратных километров. Единственное естественное укрытие здесь – это редкие островки шеломайника, травы в рост человека и выше, встречающиеся в небольших низинках, где почва повлажней. На другой, южной стороне дороги, в пойме реки Большой тундра другая. Там нет кочкарника, густая трава доходит до колена, но почва болотистая, зыбкая. По такой тундре нужно только идти или хоть как-нибудь, но двигаться, хотя бы просто переминаясь с ноги на ногу. Если там постоять без движения с полминуты, можно оказаться по пояс в ледяной воде. Земля в тех местах в буквальном смысле уходит из-под ног, в то же время оставаясь на месте. Там тундра не засасывает, как трясина в болоте, она, прогибаясь под тяжестью, топит свою ношу. Но в те места Сергей ходил редко – только когда хотелось пернатой дичи на стол (утка, большими стаями садящаяся отдохнуть на водную гладь реки Большой с тихим, спокойным течением, представляет из себя идеальную мишень) да за клюквой, которой там в изобилии.

В этой же стороне абсолютно сухо. Лишь в редких распадках бывает сыро, когда в остающиеся после ходока следы медленно просачивается вода и так маленькими лужицами и остается в них, пока мох опять не выпрямится и не примет свое первоначальное, девственное положение. Вообще, тундра хранит следы людей или зверей по несколько дней. И глядя на лисий или медвежий след, никогда нельзя с уверенностью сказать, когда здесь прошло животное – пару часов или пару суток назад. И лишь очень опытные охотники по только им известным приметам могут с точностью определить время, когда данный уголок тундры посетил зверь.

Сергей уверенно двигался между кочкарями в глубь тундры. Небо было чистым, и яркий свет луны, словно луч фонаря, бил сквозь незагазованную, чистейшую атмосферу здешних краев, освещая окрестности. Да Сергею особой помощи от луны и не требовалось, разве чтобы не спотыкаться лишний раз о кочки, в шахматном порядке торчащие из земли вокруг, насколько хватало зрения. Эти места уже им исхожены вдоль и поперек тысячу раз. И кажется, что в любой уголок здешней тундры он смог бы попасть с завязанными глазами. А тундра коварна и обманчива. Вроде бы как можно заблудиться на открытом месте, где многие десятки километров открыты вашему взору? Ан нет. Тундровый пейзаж настолько однообразен, лишен всяких ориентиров, что через час блуждания вы никогда с уверенностью не скажете, проходили вы по этому месту или нет, хотя могли здесь очутиться неоднократно. Единственные естественные ориентиры путешествующему по тундре без компаса – солнце и звезды – тоже не всегда выручают. Здесь нередки времена, когда небо затягивает толстенный слой облаков, когда кажется, что небо упало на землю, и начинается густая противная изморось, называемая в здешних местах гусом. И тогда невозможно не то что увидеть звезды, а даже хотя бы приблизительно определить, в какой стороне находится солнце. Все вокруг становится одинаково серым. Такая погода на тундре может держаться неделю и даже две. И поэтому человек, попавший на тундру случайно и не знакомый с местностью, просто-напросто обречен. Лишь местные охотники, родившиеся и выросшие на берегах этого бескрайнего ягодного океана, могут уйти за десятки километров в тундру и, словно повинуясь встроенному в них биокомпасу, никогда не дающему сбоев, в любую погоду, в любое время суток точно вернутся в то место, откуда начинался их поход. Это так же загадочно, как и поведение лосося, который всегда возвращается на нерест в ту же реку и в ту же самую протоку, где он когда-то сам вылупился из икринки, обретя жизнь.