Ненавижу тебя, Розали Прайс (СИ) - "LilaVon". Страница 1

========== Пролог. ==========

Девчонка, которая была разодета крайне состоятельно и роскошно, величаво, несколько высокомерно шагала по светлым школьным коридорам, брезгливо окатывая окружающих своим лукавым взглядом. С виду – симпатичная, почти пятнадцатилетняя девушка с карамельными глазами, розовыми щечками, правильными чертами лица, худышка; правда было бы гораздо лучше, сняв с нее короткую юбку с ярким салатовым топом, одеть в ухоженный костюм школьницы, стереть совсем не нужную, не подходящую ей косметику, умыть ледяной водой, лишь бы воссоздать в ней милую скромницу! Она еще слишком молода, чтобы именно таким образом выделяться из своего окружения, золотой элиты подростков.

Да только, что не сделает ребенок, чтобы привлечь внимание сверстников и показать, кто она такая, что собой представляет, и кто главный в средней нью-йоркской школе? В наш «Век Золотой Молодежи» (поколение Миллениума) – одна из распространенных проблем подростков это есть: совершенная новая техника, современные гаджеты, одежда от «Burberry», и новенькие туфельки «Gucci», великолепный кулон «Tiffany & Ко», а под боком сумочка «Prada», жгучие вечеринки с пятницы по-субботу; содержатель золотой, некой, коалиции – родственники, иначе говоря родители, под крылом которых, представители миллениума склонны оттягивать переход во взрослую жизнь на более долгое время – это новый мир, где находится каждый второй подросток современной нью-йоркской общины. А остатки – ребята, которые обеспечиваются ниже среднего достатка родителей, теряют интерес, становятся совсем незаметными, никем и ничем. Становятся пылью, в глазах золотой общины.

И кареглазой девушке все нравилось: лучшие из лучших – друзья, общение и групповое влечение к высоким стандартам, новинкам, популярным брендам, ярким вечеринкам, а худшие в свое время – мусор, который нужно выкидывать в мусорный бак, ибо совсем скоро этот мусор начинает неприятно пахнуть.

К сожалению, ее выходки были жестоки и даже эгоистичны по отношению к отшельникам, изгоям, обычным мало-заметным ребятам. И вот она, само совершенство, одна из высшей общины, в очередной раз вышла из кабинета директора, раздраженная и в яром гневе, что охватил ее былой дрожью. Розали Гарсиа Прайс многие уважали из средней школы Нью-Йорка, и не малое количество ненавидело. Обычно, ее интерес касался каких-то ужасно-защемленных и слабохарактерных ребят. Но почти всегда раздор был с одним мальчишкой, который, что несколько важно - был старше, но не склонен к конфликтам. Юноша не был слабым, не был нищим, и не был боязливым, да только он не выделялся из толпы, скрывая свои нравы, свой стальной характер, позабыв, что это его сгубит. А девчонке нравилось то, как он молча ненавидит ее, не замечая того, насколько он терпелив, мужественно выдерживает какие-либо издевательства и никогда не промолвит в ответ лишнего словечка, когда она этого потребует. Замкнутый круг всегда составлялся из холодной злости и ненависти, воздержанности мальчика, и громогласного высмеивание, глумление и зубоскальства со стороны девчонки, которая уже имела свою свиту для поддержки и защиты.

Для нее было забавно наблюдать, как кто-то ее просит, умоляет, опустив глаза скорее от бессилия бороться, нежели от страха, готов сделать что угодно, лишь бы его оставили в покое… А он, тот, кто чрезмерно выделялся, не сводя своих светлых голубых глаз с ее лица; тот, который не боялся присутствия девчонки поблизости, и Роуз, не смотря на все нормы поведения, намеренно пыталась задеть его, унизить, вмять его по уши в грязь. И, думалось, для окружающих это было пустым звуком. Для мальчика, который сносил побои друзей Роуз, унижение слетающие с ее уст, и прямое поливание грязью его семейства из-за беспрерывной, неустанной вражды – все это стало быть настоящим испытанием, и, уже потерей его детства навсегда.

Данный взгляд, наполненный безвыходностью, томное дыхание, когда она делает шаги в его сторону, и до боли сильный характер, чтобы жаловаться учителям – черты, что манили ее продолжать глумление. Ее это веселило, а он проживал каждый день, как казнь, но не знал, за что именно так провинился. Она ждала от него хотя бы мнимое сопротивление, хотя бы малейший промах, но нет, он был всегда одинаковым, не смея ее умолять или просить помощи у других ребят.

– Хэй, Веркоохен, опять пытаешься убежать от меня? – раздался ее звонкий голос по школьному двору. Мальчик, в свою очередь, уже с остановившимся сердцем повернулся на ее возглас, когда его руки напряженно сомкнулись на баскетбольном мяче, заранее зная, что беды не миновать. Он оглядывает каждого, но не ожидает помощи, уже осознав за свои мучительные, практически, пять лет, что никто не посмеет перечить девушке, ибо слишком высоко цены те, у кого в кармане изо дня в день по сто долларов. Да и что он сделает этой девочке. Ударит ее? Нет, не в его правилах бить младших, да и меж этим девчонок. Жаловаться? Тогда кому? Ее совсем ничего не остановит, только великое второе пришествие! Родителям не хотел жаловаться, не малый ребенок младших классов, а директор школы опускает руки, взамен получая прекрасную помощь для школы от семейства Прайсов, когда ее мать была главой попечительского совета и финансировала школу.

– Я не убегал, Рози, – промямлил мальчишка, отводя взгляд в сторону, рассматривая равнодушных одноклассников поблизости, которые играли с мячом по полю. Было трудно не заметить, как она мгновенно разозлилась на его слова, когда ее глаза сверкнули злой затейливостью.

– Сколько раз я тебе повторяю: не называй меня этим дурацким прозвищем! – простонала она, подходя к нему впритык. – Неужели тебе нравится, когда твою дурную голову опускают в унитаз? – ожесточенно прошипев, девчонка тут же усмехнулась, толкнув ненавистного ей мальчишку на траву, свалив его на спину. Мальчик скорчил лицо от боли, недовольно взглянув на юную Прайс. – Признай это, давай же! – рассмеялась она и окружающие поддержали ее смех, пока светловолосый недоумевал, чего она жаждет на этот раз. Он не видел в ней какого-то ужасного зверя, ужаса, дьявола во плоти миловидной красавицы, мальчик видел в ней ребенка, самого обычного, не чем не отличающегося от остальных, не отличающегося от него самого. Но молчал, всегда молчал и будет. Он помнил, как мама ему с самого раннего детства рассказывала о принципе бумеранга…

– Не нравится, Прайс, – отрешенно ответил мальчишка, встав с прохладной земли, стряхивая спортивные шорты, что испачкались во влажной земле. По ее личику только и протянулась очаровательная улыбка, да только не для него самого. Уже все знали наперед, что предстоит выдержать этому наглецу, если его голос был не дрожащий и не запуганный, как того добивалась кареглазая у всякого встречного.

– Веркоохен, неужели дома негде вымыться? Я могу помочь, как делаю это всегда, – грубо хватая парнишку за воротник черной футболки, шипит она, словно ядовитая гадюка. Парень, что был выше ее на пол головы боролся сам с собой, чтобы его язык несмел язвить Прайс, которая этого всеми силами и добивалась. Язык – его враг, и он подвел юношу.

– Только с твоей помощью, Прайс, – через силу выдавил голубоглазый, очевидно понимая, что беды не миновать, продолжает намеренно злить девчонку, лишь бы очередной раз доказать свою непоколебимость. Роузи подтягивает его лицо к себе еще ближе, да так бесцеремонно и с неженственной силой, что с мальчишки выбивается трудное дыхание, но ни звука больше, ни жалости, ни мольбы в замен.

– Да я же тебя сейчас заживо закопаю, – рычит она, готовясь в действительности осуществить свой задуманный план, только бы он пожалел о том, что говорит. О, как чесались ее руки, и как играли на пределе ее нервы, помешавшиеся на этом парнишке! Сзади девчонки вышли трое парней из старшей школы, которые уже с ядовитыми ухмылками готовились разорвать одного парня за нечестным боем.

– Розали, – внезапно окликнул ее отец, приехавший на машине за дочерью, тихо остановившись у школьного двора, обрушив все ее будущие издевки. Отец довольно быстро исследовал ситуацию и то, как враждебно она окинула его своими карими глазами. А в них столько злобы, что легко можно утопиться в этой гадости, которую излучает девчонка. Ее отец, сам себе покачал головой, наблюдая за тем, как расходятся ребята по разным сторонам, и только двое остались бок-о-бок с друг другом.