Родословная до седьмого полена - Донцова Дарья. Страница 11

– Или кто-то из жителей, – добавила я, – заказал пропуск на машину.

Сеня резко остановился.

– Автомобиль! На чем-то же они приехали!

– Можно добраться на электричке, потом сесть на маршрутку, – возразила я.

– И плюхать два километра до поселка? – скривился мой спутник. – Это неудобно.

– Существует такси, – нашла я новую возможность.

– Все равно надо проверить пропуска на въезд, – сказал Сеня, – тот, кто пилил забор, скорей всего приехала на машине. У него при себе был инвентарь, резак например.

– Как он его включил? – поинтересовалась я. – Розетки в заборе нет.

– Существуют приборы, которые, как телефон, заряжаются, – улыбнулся Семен. – У меня другой вопрос: зачем мужик и Вероника сюда приперлись? Что интересного в лесу? Грязь одна. Ну, где твое кладбище? Валун?

Я показала пальцем на здоровенный серый камень.

– Это он! Чуть поодаль была неглубокая яма, возле которой вниз лицом лежал мужчина.

Приятель подошел вплотную к глыбе.

– Цифр нет!

– Неправда, – засмеялась я, – сейчас сама проверю.

– Пожалуйста, – согласился Собачкин и отошел.

Я взглянула на камень и не поверила своим глазам.

– Пусто!

– Говорил же, нет погоста, – заявил Сеня, – и не было его никогда. Нельзя хоронить покойников где вздумается, существуют строгие санитарные нормы.

– Я прекрасно видела дату, – бормотала я, – и фамилию с именем, просто их забыла.

– Тебе почудилось! От стресса и не такое бывает, – пожал плечами Сеня, – ты очень нервничала.

– Не принадлежу к племени истеричек, – промямлила я. – Были цифры и надпись, а сейчас их нет!

– Ладно, не переживай, все именно так, как ты говоришь, просто белки ночью хвостами цифры и буквы стерли, – с самым серьезным видом заметил Собачкин. – Вроде ты, Дашенция, твердила, что еще были надгробья?

– Да, – кивнула я, – небольшие совсем камни.

– И где они? – ухмыльнулся мой спутник.

Я пробормотала:

– Вон там. Подальше.

– И на них не замечаю крестов, – фыркнул Собачкин, – наверное, их зайчики унесли. Зима настала, снега, правда, нет, одна грязюка, но ведь холодно. Понадобилось избенку украсить, лучше всего ритуальный инвентарь им подошел.

Я молча слушала, как ехидничает приятель. Совершенно уверена: на валуне стояла дата – тысяча семьсот десятый год. А за ним находились другие могильные камни, я не приближалась к ним, что на них написано, не разглядела.

– А вот кресты я видела, – вслух произнесла я, – золотые такие, яркие! Посередине камней нарисованы были.

Собачкин погладил меня по плечу.

– Нервная система пошутила с тобой. Есть люди, которые слышат голоса, а медиумы беседуют с покойниками.

– Намекаешь, что я сумасшедшая шизофреничка? – осведомилась я.

– Конечно, нет, ты просто испугалась, – вздохнул Сеня. – На секунду отвлекись от мысли о своей правоте, подумай про золотые кресты. Они были видны издалека?

– Да, да, – закивала я, – прямо горели.

– Милая моя, – тоном учителя, который отчаялся объяснить двоечнице азы арифметики, завел Сеня, – любая краска с тысяча семьсот какого-то там лохматого года потускнеет. Наверное, ты понимаешь: реставрацию памятников на заброшенном погосте производить не станут. Где небольшая ямка, которую по твоим словам вырыл покойник? Куда подевались непонятные кругляши, лежавшие у тела?

– Наверное, их забрал эксперт, – предположила я.

– А полиция яму в земле закопала, чтобы ежик в нее случайно не упал, – окончательно развеселился Собачкин, – ты же знаешь, как криминалисты поступают: сначала осмотрят место преступления, улики соберут, затем все аккуратно подметут, уберут, на место вернут…

Я вспомнила прихожую нашего особняка, которая после отъезда Раисы и ее помощников выглядела как пейзаж после танковой битвы, и молча пошла по грязи назад.

– Ну ладно, не дуйся, – загудел за спиной Сеня, – каждый может обознаться. Помнишь наш спор? Ты ресторан проиграла.

Я хотела сказать, что не отказываюсь вести Собачкина в трактир, но не успела. Правая нога поехала в сторону, левую потянуло назад. Я попыталась сохранить равновесие, замахала руками, но каша из глины оказалась очень скользкой. Семен, сообразив, что я терплю бедствие, сделал большой шаг, он явно хотел поддержать меня, но не смог, поскользнулся и рухнул на землю. В ту же секунду я шлепнулась на Собачкина, но быстро встала и рассмеялась:

– Спасибо, что расстелился ковром, я совсем не запачкалась.

– Зато я свинья, – констатировал Сеня, поднимаясь.

– Скорей уж кабан, – поправила я, – здоровенный такой, могучий.

– И вонючий, – добавил Собачкин, – вот черт. Часы потерял, браслет расстегнулся. Как их теперь в этом месиве отыскать?

Я отломила ветку и начала ворошить грязь.

– Ура! Вот они!

– Где? – спросил приятель.

– Неужели не видишь?

– Нет.

– Может, я и страдаю глюками, – вздохнула я, наклоняясь, – но на зрение не жалуюсь.

Я схватила круглый предмет.

– Это не мое, – возразил Сеня.

– Точно, – кивнула я, – это грязный кругляш, один из тех, что около трупа валялись. Кое-какой мой бред стал реальностью.

– Никогда не видел ничего подобного, – залязгал зубами Сеня.

Я встревожилась.

– Ты весь вымок. Еще простудишься, побежали скорей домой.

Пока Собачкин мылся, переодевался в чьи-то брюки, свитер и носки, которые ему с поклоном принес Коробко, я сунула кругляш под воду, потерла его щеткой и сообразила: у меня в руках монета из желтого металла.

– Деньги! – опешил Сеня, войдя в столовую. – Старые.

– Уж не молодые, – засмеялась я. – Женя, у нас есть средство для чистки металла?

Коробко протянул руку.

– Разрешите взять? Верну через пару минут сияющим.

– Откуда в твоем доме парень в голубом сюртуке, парике и в белых перчатках, – изумился Собачкин, – прямо персонаж из телесериала про шикарную жизнь олигархов!

Я налила себе чаю.

– Не уверена, что у них служат такие персонажи. Коробко уникален. За один день ухитрился везде порядок навести и нашел ближние-дальние чуланы с уймой всего ценного.

– Кофе дадут? – спросил за спиной знакомый голос.

От неожиданности я подпрыгнула.

– Привет, Александр Михайлович, – обрадовался Собачкин, – вот, заехал к Дашуте, хочу фото Мафи сделать. Одна моя клиентка решила завести себе веселую собачку. Такая, как Мафузла, ей по сердцу придется. О господи! Ты заболел?

Я посмотрела на полковника и поняла, по какой причине у Собачкина вырвался этот вопрос. Лицо Дегтярева было серо-асфальтового цвета, глаза сильно опухли, губы походили на две сардельки, а нос, и без того не маленький, увеличился почти вдвое. Эфиопскую черноту мне ночью удалось отмыть, но цвет кожи полковника сейчас напоминал шерсть мыши, больной лишаем, на сером пространстве его щек и лба были рассеяны белые пятна. И судя по векам, рту, носу у полковника явная аллергия. На что? Задайте вопрос полегче. На «маск»! На растворитель для краски! На средство для посудомоечной машины. На стиральный порошок! Да на все, чем он ночью «намазькивался» и мылся.

– Я здоров, как бык. Почему ты решил, что я болен? – удивился Дегтярев и начал яростно чесать нос.

– Ну… ты еще дома, – нашел подходящий ответ Собачкин.

– Отчистил, блестит золотом! – объявил Женя, входя в столовую.

Я сделала страшные глаза. Коробко оказался сообразительным, он мигом спрятал монету в рукаве. Слава богу, Александр Михайлович не обратил внимания на заявление Жени, потому что в момент его появления у полковника завопил сотовый.

– Привет, Леня, – недовольно сказал толстяк, – я по делам езжу. Что у вас стряслось? Хуже младенцев команда. Ни на секунду… Как?!!? Врешь!

Лицо Александра Михайловича стало приобретать диковинный фиолетовый оттенок, наверное, полковник краснел от злости, но из-за темного цвета кожи он стал напоминать подгнивший баклажан.

– Глупая шутка, да? – ревел полковник. – Кретинский розыгрыш? Так не первое апреля. Ну, сейчас я приеду! Ну, мало вам не покажется. Ну… ну… прямо! Кто осмотр делал? И как такое получилось? У этого Григория штаны пропали? А мозг у Деревянкина не стырили? Хотя кому он нужен!