Родословная до седьмого полена - Донцова Дарья. Страница 6

Нынче в лесу можно увидеть лишь развалины дома, который местный народ зовет графским. А на берегу реки до сих пор ветшает здание, где сначала жили больные, потом сироты, затем умалишенные. Понимаете, какая аура у местности?

Современные жители окрестных деревень узнали историю развалин от своих бабушек, а тем ее поведали родители. Что правда, что ложь, спустя века узнать невозможно. Местные старики внушают внукам с пеленок:

– Там зараза. Пойдешь за сокровищем, подцепишь страшную болезнь. Или привидение встретишь. Призраки злые, потому что это души сумасшедших, коммунистов, безбожников, тех, кто храмы рушил.

О каком кладе идет речь? У каждых мало-мальски уважающих себя руин есть легенда о хозяевах, которые, убегая от большевиков, войск Наполеона, от гнева царя Ивана Грозного, Петра Первого, татаро-монгольского ига, Всемирного потопа (выбирайте, что вам более всего по вкусу), зарыли в саду, лесу, на кладбище, в местном храме все свои многочисленные драгоценности. Многие из тех, кто в детстве жил летом в деревне у родственников, могут рассказать подобную историю. Семилетняя Дашенька, приезжая с бабушкой на лето в село Глебовка, бегала с местными ребятами в разрушенный храм. Мы там искали золотую чашу с бриллиантами, договорились, как поделим их. Лично я строила большие планы, мне до трясучки хотелось иметь немецкую куклу, которая умеет закрывать глаза, говорить «ма-ма». А еще я собиралась купить два кило сливочных тянучек и теплую шаль для бабушки, очень надеялась, что моей доли алмазов на все хватит. Почему дети решили, что в церкви спрятаны сокровища? А нам сказала Лида, которая постоянно жила в Глебовке и знала все местные тайны.

– Сумка! – с изумлением воскликнул Валерий. – Откуда она?

Я вынырнула из воспоминаний.

– Что?

Валерий показал на большой куст.

– Вон висит.

В ту же секунду я заметила небольшую темно-синюю торбочку на длинном ремне, схватила ее и открыла. Внутри увидела губную помаду и несколько визиток с фотографией. Я сразу узнала женщину, которая умерла в холле нашего дома. Ее звали Вероника Глебовна Невзорова.

– Значит, она отсюда пришла, – пробормотала я, – интересно, что эта Невзорова тут делала? Далеко до дома графа?

– Меньше пяти минут ходу, – заверил Валерий, двигаясь вперед.

– Там кладбище, – испугалась я, спеша за ним, – сейчас день, а здесь из-за высоких густых елей темно. Даже вдвоем жутко.

– Покойники тихие, – усмехнулся Валера.

– Видите памятник? – прошептала я. – Большой камень! На нем видна фамилия, имя, отчество. Золотом написано Капельфан Модест Модестович. И год указан. Тысяча семьсот десятый. А там еще несколько маленьких камней, на них кресты нарисованы. Отсюда не видно, для кого они поставлены. Грустно оказаться на заброшенном, никому не нужном погосте. Сплошное запустение. Похоже, сюда давно никто не заглядывал.

– Что за черт! – прервал меня Носов.

Он так резко остановился, что я ткнулась носом в его спину. Валерий сделал несколько шагов вперед, я последовала за ним, увидела небольшую ямку и мужчину, который лежал лицом вниз. Около него валялось несколько грязных дисков, похожих на маленькие блюдца.

– Не двигайтесь, – велел Валерий. – Эй, парень! Ау!

Ответа не последовало.

– Он, похоже, умер, – прошептала я, – женщина, которая к нам в дом прибежала, его нашла или с ним была, испугалась, понеслась за помощью… Надо вызвать Дегтярева. Ой, у меня голова сильно кружится. Можно, я возьму вас за руку?

– Мобильные в лесу не пашут, – сказал Носов, – быстро назад.

Глава 6

Не помню, как я добралась до дома. Вроде Валерий довел меня до крыльца и, кажется, Евгений открыл дверь. Дальше провал. Очнулась я на кровати в своей комнате, на тумбочке стояла чашка с остатками чая, лежал детектив Смоляковой. Я была в джинсах и свитере, только носки с меня заботливо сняли и прикрыли пледом. В первую секунду я не поняла: сейчас утро, вечер? Почему я одета так, словно собралась на улицу? И тут мне вспомнился поход в лес. Я села. Как сохранить в тайне от Манюни все, что произошло? Нельзя нервировать девочку, которая готовится стать матерью. А поскольку Юра мог проболтаться жене, то мы с Александром Михайловичем в тот момент, когда полковник уезжал со своей бригадой, решили ему тоже ничего не сообщать. Но ведь в поселке есть охрана, которая может рассказать местным шоферам и горничным о происшествии. Есть соседи, например, не страдающая излишней деликатностью Нина Косова, она может остановить Машу и Юру, когда те пойдут погулять, и поинтересоваться: «А кто у вас в доме умер?»

Я потрясла головой. Труп в лесу! Надо срочно позвонить Дегтяреву! Я схватила трубку. «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Я вскочила, вышла из спальни и побежала по лестнице с криком:

– Женя! Ни в коем случае не говорите никому про труп в холле, Маша не должна знать…

Договорить я не успела, потому что очутилась в столовой, где увидела Манюню, Юру, Дегтярева и всех собак вместе с вороном Гектором.

– Труп? – воскликнула Маша. – Чей?

– Э… э… э… – пробормотала я, – ну… случайно… я увидела на кухне…

И тут, на мое счастье, из зоны кухни в столовую выплыл Женя. Вид Коробко меня потряс. На нем красовался бирюзовый сюртук с синими лацканами, бриджи цвета спелого баклажана заканчивались чуть пониже колен, далее шли белые чулки и ботинки того же цвета на толстой подошве и каблуке. Штиблеты украшали блестящие пряжки. На голове парня сидел парик с буклями.

– Просто реклама шоколада «Французский шик», – неожиданно заявил Юра, из которого обычно слова не вытянешь.

– Лапен с микроглобато в андалузском соусе, с ягодами червленой сливы, – объявил Коробко и водрузил на стол блюдо, закрытое никелированной крышкой.

– Ух ты! У нас есть такая посуда, – изумилась Маша. – Мусик, а где она хранится?

– Впервые вижу эту утварь, – призналась я. – Женя, где вы нашли ее?

– В дальних кладовках, – доложил Коробко.

– Звучит, как в сказке, – хмыкнула Манюня, – в дальних кладовках, за тридевять земель, у самого синего моря.

– У нас есть дальние кладовки? – поразилась я. – Где вы их нашли?

– Потом выяснишь, что в особняке хранится, – остановил меня Дегтярев. – Уважаемый… э…

– Женя, – подсказал Коробко.

– Что такое папен? – осведомился полковник.

– Лапен, – поправила я, – что на суахили французов означает кролик, а вот про микроглобато я ничего не знаю.

– Не хочу червивую сливу, – встрепенулась Маша, – фрукты с паразитами отнюдь не любимый мною гастрономический изыск.

– Микроглобато – тефтельки из рисовой муки и грибов, – объяснил Женя и поднял крышку, – к ним чернослив, тушенный в сливочном масле.

– Ух ты! – пришел в восторг Юра. – Те, кто до вас в Ложкине работал, умели только картошку варить.

– Причем до полуготовности, – пробурчал Дегтярев и взял вилку, – снаружи она разваливалась, а внутри походила на бильярдный шар по вкусу.

– Ты грыз шары? – засмеялась Маша. – Теперь понятно, куда они подевались со стола, включая кии.

Полковник нацелился на кусок кролика, но Женя взял блюдо, обошел стол и положил Дегтяреву выбранную им ножку, потом подошел к Маше с вопросом:

– Какую часть лапена желаете?

Спустя пять минут в столовой воцарилась полная тишина, прерываемая лишь чавканьем домочадцев. Потом я воскликнула:

– Вы гениально готовите!

– Благодарю за чрезмерно положительную оценку моих скромных стараний, – потупился Коробко, – и прошу прощения за простое блюдо к ужину, для создания настоящего изыска мне не хватило времени.

– Восхитительно! – протянул Дегтярев.

– Невероятно, – подхватила Манюня.

– Зачетно, – заметил Юра.

Женя метнулся на кухню со словами:

– Теперь пирог «Мария Антуанетта».

– Он в меня точно не влезет, – вздохнула Маша.

– Заварной крем, малина, меренги и шоколад, – пропел Коробко, водружая в центре стола подставку с тортом.