Артемида - Вейер Энди. Страница 47

— Но что пошло не так?

Нгуги пожевала губами:

— Чжин Чу. Он явился в город с готовым планом, как заработать максимально больше денег — и ему это удалось. Он еще несколько месяцев назад рассказал Тронду о ЗАФО, но Тронд хотел увидеть образец и убедиться, что это не сказка и что продукт существует на самом деле.

— Чжин Чу показал ему образец, и Тронд заплатил ему, — сказала я. — А потом Чжин Чу взял и продал информацию второй раз, но уже синдикату «Паласио».

— Это вечная проблема со всеми секретами — их можно продать больше одного раза.

— Вот ведь скользкая сволочь.

Она вздохнула:

— Представляешь себе, каким открытием была эта новость для «Паласио». Ни с того ни с сего их крошечная компания по отмыванию денег оказалась ключом к многомиллиардной новой индустрии. Разумеется, они немедленно бросили на это все свои силы. Но Артемида далеко, и слава богу, поскольку на тот момент у них в городе был всего один человек.

— И что теперь?

— Я уверена, что в настоящую минуту «Паласио» закупает все имеющиеся в наличии билеты на Луну. Через месяц их здесь будет полным–полно. Производство кремния принадлежит им, и этот проклятый контракт «кислород за энергию» гарантирует, что никто не сможет с ними конкурировать. К тому же, они уже начали воплощать в жизнь следующий этап плана, а именно захват производства стекла.

— Блин, — вырвалось у меня, — пожар в Квинслендском стеклянном цеху.

Нгуги понимающе кивнула:

— Почти наверняка цех поджег Альварез. Этот тип развил поистине кипучую деятельность. Как только «Паласио» наладит свое производство стекла, они станут монополистами как в обеспечении сырьем, так и в самом производстве. Ну и само собой, любого, кто попытается помешать им, просто убьют. Именно такой вид «капитализма» ожидает нас в ближайшем будущем.

— Но вы же Администратор. Сделайте что–нибудь!

Нгуги подняла глаза к потолку:

— Принимая во внимание их финансовую базу и систему физического устрашения, этот город будет фактически принадлежать им. Представь себе Чикаго 1920‑х годов, только в сотни раз хуже. Я ничего не смогу сделать.

— Было бы неплохо, если бы вы хоть чем–то помогли.

— Я и так тебе помогла, — ответила она. — Руди с самого начала был уверен, что это именно ты взорвала комбайны. Он показал мне видео, где ты разгуливаешь по Центру туризма в этом своем маскарадном костюме.

Я смущенно опустила голову.

— Он хотел немедленно арестовать тебя, но я сказала, что видео выглядит неубедительно и что мне нужны более конкретные доказательства. Я надеялась выиграть для тебя время.

— Хорошо, но с чего это вдруг вы решили стать моим ангелом–хранителем?

— Потому что ты в некотором роде притянула молнию на себя. Я знала, что у «Паласио» в городе есть по крайней мере один наемник. Ты выманила его, и он арестован. Спасибо.

— Так я была приманкой?

— Ну конечно. И ты по–прежнему приманка. Именно поэтому я вчера вмешалась и заставила Руди отпустить тебя. Я не знаю, что «Паласио» собирается сейчас делать, но что бы это ни было, они захотят поквитаться с тобой.

— Вы… — голос у меня прерывался, — вы в курсе, что вы просто настоящая стерва?

Она кивнула:

— Да, когда мне это нужно. Строительство цивилизации — процесс довольно уродливый, Джазмин. Но его альтернативой является полное отсутствие цивилизации.

Я посмотрела на нее с неприкрытым презрением. Но мой взгляд ее нисколько не впечатлил.

— Так что мне, черт побери, теперь делать?

— Понятия не имею, — Нгуги указала на дверь, — но тебе лучше шевелиться побыстрее.

Я заползла в свое крошечное убежище, задвинула панель и свернулась в комочек в темноте. Я так жутко вымоталась, что, по идее, должна была немедленно уснуть, но сон не приходил. На меня как–то сразу навалилось все: постоянная опасность, нищета, злость, и самое тяжелое — страшная усталость. Желание спать перешло в то, что мой отец всегда называл «переустала». Вот так он именовал это состояние, загоняя раздраженную капризничающую восьмилетнюю девчонку в спальный отсек.

Я ворочалась и металась, насколько позволяло крошечное пространство, и никак не могла устроиться удобно. Мне одновременно хотелось отключиться и врезать кому–нибудь в морду. Я просто не способна была думать. Мне необходимо было найти другое место.

Я пинком открыла панель в стене. Кого, на фиг, волнует, увидит меня кто–нибудь или нет. Мне в тот момент это было безразлично.

«И куда теперь?» — спросила я себя.

На руку упала капля. Я подняла глаза к потолку: холодный воздух уровня Бин Нижний 27 частенько конденсировался в капли воды, хотя комбинация лунного тяготения и поверхностного натяжения приводила к тому, что воды должно было собраться изрядное количество, прежде чем она начинала капать с потолка. Но в данный момент на потолке ничего не было.

Это была не вода, а слеза. Это я плакала.

Мне требовалось место, где я могла бы выспаться по- настоящему. Если бы я могла нормально соображать, я бы сразу сняла комнату в гостинице. Нгуги не стала бы второй раз помогать людям «Паласио» найти меня.

Но в эту минуту я не доверяла никакой электронике. Я подумала, не отправиться ли к имаму, у которого находился отец. Имам пустил бы меня к себе, к тому же мне инстинктивно хотелось быть рядом с отцом.

Но я помотала головой и сказала себе, что ни при каких обстоятельствах не стану впутывать отца во все это дерьмо.

Пятнадцать минут спустя я доплелась до знакомой двери и позвонила в звонок. Было три часа утра, но я была не в том состоянии, чтобы беспокоиться о приличиях.

Спустя минуту дверь открылась и на пороге появился Свобода, облаченный в пижаму–комбинезон, напомнившую мне одновременно о детских ползунках и о моде 1954 года. Глаза у него были сонные:

— Джаз?

— Мне нужно… — У меня перехватило горло, я чувствовала, что еще секунда, и я истерически разрыдаюсь. Да возьми себя в руки, в конце концов! — Свобода, мне нужно поспать. Ты даже не представляешь, как же я хочу спать!

Он пошире открыл дверь:

— Конечно, заходи.

Я с трудом плелась вслед за ним, невнятно бормоча что- то вроде «как я устала, Свобода, ооо, я так устала…»

— Хорошо, все в порядке, — он потер глаза, — ты ложись на кровать, а я постелю себе на полу.

— Нет, что ты, — мои глаза уже почти закрылись, — на полу меня вполне устроит.

Колени у меня подогнулись и я рухнула на пол. На Луне хорошо терять сознание — падать мягко.

Я почувствовала, как Свобода поднял меня, потом уложил меня в еще теплую постель и накрыл одеялом. Чувствуя себя словно окруженной коконом безопасности, я уткнулась носом в подушку и моментально уснула.

Проснувшись, я несколько секунд пребывала в блаженном состоянии утренней амнезии. К сожалению, оно быстро проходит.

Вспомнив прошлую ночь, я поморщилась. Быть патетической размазней — это одно, но быть ею при свидетелях — совсем другое дело.

Я потянулась в постели и зевнула. Мне не в первый раз приходилось просыпаться в чужой постели, усталой и полной сожаления о том, что я сделала. Но выспалась я, должна вам доложить, как давно не высыпалась.

Свободы нигде не было видно, но подушка и плед на полу красноречиво свидетельствовали, что он оказался настоящим джентльменом. В конце концов, это же была его кровать. Я вполне могла поспать на полу. Или мы могли разделить кровать по–братски.

Мои ботинки аккуратно стояли под тумбочкой. Видимо, он стащил их с меня, когда я уснула. В остальном я была полностью одета. Спать одетой, возможно, не самый удобный вариант, но это лучше, чем если бы кому–то пришлось раздевать ночью мое бесчувственное тело.

Я вытащила Гизмо и проверила время.

— Боже правый! — было уже далеко за полдень. И проспала 14 часов.

На тумбочке рядом с кроватью аккуратной стопкой лежали три батончика из «месива» с запиской сверху. «Джаз, это завтрак. В холодильнике есть сок. Свобода»

Я перекусила «месивом» и полезла в мини–холодильник. Сок был какой–то незнакомый, но я рискнула и выпила. Оказалось — морковно–яблочный из концентрата. Гадость редкая. Кто только такую дрянь смешивает? Очевидно, украинцам нравится.