Горячая штучка (ЛП) - Эштон Джана. Страница 27

— Попой вверх.

Ох ничего себе. Ну ладно. Интересно, моя задница такая же красная, как и лицо? Это вообще возможно? Я встаю на колени и опираюсь на локти, чтобы задница была выше головы. Судя по его инструкциям, он хочет именно этого.

А потом жду.

Слышу, как он снимает брюки, и ремень со стуком падает на пол. Этого достаточно, чтобы понять, на каком этапе раздевания он находится. Потом Дженнингс хватает меня за бедра и подвигает к краю кровати.

Головка члена прижимается к моему входу. Внезапно он с рыком шлепает меня. Я сжимаю простыни в кулаках и со стоном опускаю голову.

Вцепившись пальцами в бедра, Дженнингс резко входит в меня. В комнате царит тишина, если не считать влажных шлепков наших тел и учащенного дыхания. Я сосуд для его удовольствия, и мне это нравится. Моя грудь подпрыгивает в такт его толчкам, а его яйца ударяются о клитор. Угол, под которым он вбивается в меня, вызывает невероятное удовольствие.

Мне хочется увидеть, как он сейчас выглядит: выражение его лица и линии рта, из которого вырываются стоны. Взгляд, когда он шепчет пошлости о моей заднице. Как играют его желваки, когда он входит в меня. Хочу запечатлеть его лицо, чтобы вспоминать потом этот момент.

Я оглядываюсь через плечо, мои волосы разметались по спине, наполовину закрывая лицо, но этого достаточно для беглого взгляда.

Взгляд его глаз, прикрытых и сосредоточенных, обжигает меня. Он приоткрывает рот и облизывает нижнюю губу. Сразу представляю себе его язык на моем клиторе. Я сжимаюсь вокруг его члена, потрясенная тем, что снова вот-вот кончу. Со стоном отворачиваюсь назад, опускаюсь лбом на матрас и сильнее прогибаюсь в пояснице, приподнимая задницу повыше.

Но Дженнингс дергает меня за волосы. Его губы скользят по моей шее.

Не успевает он договорить: «Ты хотела посмотреть, милая?» — как я кончаю.

Это произошло слишком быстро. Меня разрывает на части от удовольствия. Не думаю, что выдержу еще один раунд. Дженнингс прижимает меня к себе и замирает, пока я сильно сжимаюсь вокруг него. Откидываю голову ему на плечо и пытаюсь оттолкнуть его, потому что это слишком; я сейчас гиперчувствительная.

Когда я прихожу в себя, Дженнингс выскальзывает из меня и кладет ладонь между ног, нашептывая на ухо о том, как я прекрасна и насколько он мною покорен. Его руки прижимают меня к груди, но не слишком крепко. Он не поглаживает клитор и не играет со мной пальцами. Его твердый член упирается мне в задницу, а руки дарят ощущение тепла, спокойствия и любви.

Он укладывает меня спиной на кровать и снова проникает в меня.

Его толчки медленные, глубокие, размеренные. Я обнимаю его за шею и сгибаю одно колено, упираясь пяткой в его задницу. Мы целуемся, подстраиваясь под неторопливые, ритмичные движения бедер. У сердце заходится в бешенном ритме, но не от адреналина.

— Это реально? — шепчу я, больше себе, нежели ему, но его глаза отвечают на мой вопрос; его взгляд с нежностью изучает мое лицо, после чего Дженнингс целует меня и шепчет: «Да». Я притягиваю его ближе и утыкаюсь лицом в шею, мои соски прижимаются к его груди. От него пахнет сексом, мылом и гвоздикой или мускатным орехом — чем-то, что я не могу определить, но присуще именно Дженнингсу.

Каждое проникновение его члена наполняет меня теплом и удовлетворенностью, каждое отступление встречается рывком моих бедер, умоляющих о возвращении. Интенсивность усиливается с каждым толчком, но ритм остается спокойным и неторопливым. Прежний бешеный темп сменяется другим видом страсти. Нежной и чуткой. Ничто другое не имеет значения кроме нас двоих, здесь и сейчас.

— Это действительно замечательное свидание, — тихо говорю я.

— Самое лучшее, — соглашается Дженнингс, упираясь своим лбом в мой. Я глажу его по щеке, он целует меня в ладонь, а потом отстраняется, поднимает мою ногу выше и толкается глубже. С его именем на губах я снова кончаю. Его член пульсирует, движения бедер становятся более резкими, и наконец он замирает и присоединяется ко мне.

Дженнингс переворачивается на спину и укладывает меня сверху, все еще находясь внутри меня.

— Не могу пошевелиться, — распластавшись на нем, произношу я.

Дженнингс кладет руку на мой затылок и перекатывает меня на спину, после чего отстраняется и встает. Я недовольно ворчу.

— Не двигайся, — говорит он.

Я хлопаю по матрасу.

— Я же сказала, что недееспособна, ты, секс-маньяк. Наверное, я никогда не приду в себя. Возможно, завтра меня уволят, потому что я не смогу ходить. Когда мы будем проезжать мимо достопримечательностей, я буду показывать на них и говорить: «Извините, ребята, мы не можем выйти из автобуса, потому что после вчерашнего секса я не в состоянии».

— Тебя не уволят, — кричит он по дороге в ванную. Очуметь, какая у него задница. И как это ускользнуло от моего внимания?

— Ты не можешь знать наверняка. Я вполне могу облажаться, — ты даже не представляешь, насколько я права.

— Я замолвлю за тебя словечко, — раздается голос из душа. Дверь в ванную комнату приоткрыта, но с кровати мне Дженнингса не видно.

— И как же? Это ты меня отвлекаешь от работы. Не думаю, что у тебя есть право голоса, — господи, мужчины. Думают, будто могут решить все.

Дженнингс выключает воду и выходит из ванной. Спереди он тоже ничего. У меня перехватывает дыхание всего лишь от его вида. Он такой мужчина. Высокий, статный. С рельефными мышцами, крепкой челюстью и вздутыми венами. Те, что на внешней стороне рук, вызывают во мне желание. Они просто совершенство. А та большая вена по всей длине члена? Я ее фанатка. Безумная фанатка.

Дженнингс подходит ближе к кровати, и я замечаю в его руке полотенце для лица. Подождите. Он что?..

Да.

— Боже мой, — я закрываю лицо рукой и пытаюсь свести колени вмести, когда он опускает полотенце между ног. Мне тепло, мокро и о-о-очень неловко. Дженнингс, кажется, не испытывает никаких проблем с тем, чтобы обтереть меня и раздвинуть мне ноги свободной рукой.

— Ты сказала, что слишком устала, чтобы вставать.

— Это так неприлично.

— Неприлично? — в его голосе слышен смех. — Ты кончила мне на руку — вот что неприлично. Лежать на кровати задницей кверху — неприлично тоже. Трахать тебя так, что ты теперь не можешь ходить, — неприлично. А это не неприлично. Это я отдаю дань.

Я смотрю на него сквозь пальцы.

— Дань? Серьезно?

Дженнингс проводит полотенцем по внутренней стороне одного бедра, а затем переходит на другое. Кожу покалывает в местах его прикосновений. Наконец он вытирает мне промежность и завершает свое дело. Я снова возбуждена и немного смущена. Самое большое, что для меня делали прежде, — это просто вручали бумажное полотенце.

— Своего рода религиозный обряд, милая.

— С моей вагиной?

— Я очень ценю и уважаю ее, — невозмутимо отвечает Дженнингс.

Я издаю стон, а он смеется.

Этот парень огромная проблема.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Следующие два дня пролетают как один миг. Я парю на крыльях, потому что у меня было самое лучшее свидание и секс. Я счастлива и уверена в себе, на моем лице сияет улыбка, а в разбитом сердце поселилась надежда.

Мне удается справляться с работой и заниматься сексом с Дженнингсом. Наверное, стоит добавить в свое резюме, что я способна выполнять несколько задач одновременно.

В Вильямсбурге, пока группа с интересом наблюдает за тем, как кузнец кует из железа инструменты, Дженнингс тянет меня за угол и целует так, что перехватывает дыхание.

В Джеймстауне, пока группа проводит время на экскурсии по трем кораблям, которые доставили первых английских переселенцев в Вирджинию в 1907 году, Дженнингс тащит меня в укромный уголок позади билетной кассы, засовывает руку мне под юбку и доводит до оргазма, а другой вовремя успевает зажать мне рот, чтобы я нас не выдала.

В Ричмонде — ох, Ричмонд… Мы останавливаемся в Ричмонде, чтобы посетить церковь Святого Джона, место, с которого началась Американская революция после того, как Патрик Генри произнес знаменитую речь: «Дайте мне свободу или дайте мне умереть». Пока группа наслаждается экскурсией по церкви и присаживается на скамьи, на которых, возможно, сидели Джордж Вашингтон и Томас Джефферсон, мы с Дженнингсом занимаемся сексом в туалете.