Аркадия (СИ) - Беляева Дарья Андреевна. Страница 40

Моя корона была серебряной, камни, которые были в ней, казались глазами какого-то зверя, у них были длинные, тонкие, вертикальные зрачки. Мне очень понравилась моя корона, и я долго рассматривал ее, а потом Отец Смерти и Пустоты короновал меня.

Корона была тяжелая.

Глава 11

Аурелиуш сидел на полу, сосредоточенный и радостный. Муравьи, как отряд лунатиков, совершали петли по одной и той же траектории, обильно смазанной сиропом. Они шагали друг за другом, составляя такую тонкую линию, что Аурелиуш даже удивился. Впрочем, его в жизни все то и дело удивляло, поэтому жить и было - здорово. Муравьи ползли по знаку бесконечности, а это такая восьмерка, которая прилегла полежать. Два ее конца венчали зубы, которые вручил Аурелиушу Драго, безо всяких сопроводительных речей.

Получался символ Отца Смерти и Пустоты, его герб. Бесконечно ползущие по бесконечности муравьи и два зуба, венчающие знак с двух сторон.

Аурелиуш считал, что очень это все забавно, что у Неблагого Короля - такой символ. Потому что если посмотреть на знак бесконечности немного с другой стороны, и Аурелиуш склонил голову, чтобы это сделать, то увидится, что это цифра восемь.

А восемь было их, то есть, Детей двух Королей. Тех, кто помогает присматривать за Великой Рекой. Дети, реки, короли - обо всем этом Аурелиуш думал серьезно, с большой буквы. Это давным-давно была его жизнь. Иногда Аурелиуш пытался припомнить, кем он был до всего. Получалось смутно. Прежде он не носил колпак с бубенцами, но над ним тоже всегда смеялись. Аурелиушу это нравилось. В конце концов, он чувствовал себя лучше других, потому что ему можно было больше.

А шуту можно было все. В этом и было его призвание - быть смешным и говорить все, что считает нужным. Все делали вид, что не слушают его, а он, на самом деле, говорил правду. Аурелиуш был человек наоборот, наизнанку, и его не волновали правила и заботы нормальных людей, он говорил громкую правду по всеуслышание.

За это его не любил Каспар, но Каспар никого не любил, такой уж он был человек.

Аурелиуш сидел прямо на полу и не мог отвести взгляд. Пол был блестящий, шахматный, по нему только фигуры расставь, и можно начинать игру. Муравьи продолжали свой моцион, а Аурелиуш ждал, пока выйдет она. Он смотрел на лестницу, но лестница была пустой и скучной, даже муравьи веселее.

Аурелиушу хотелось, чтобы она скорее оказалась здесь. Время подходило, она должна была выйти, но ее не было, и Аурелиуш начал волноваться.

Это был их ежедневный ритуал, Аурелиуш, сидел на полу и ждал, а она выходила, смущенная и, в своем невероятном, роскошном платье, в котором смотрелась так неестественно, быстро сбегала вниз. Маленькая, юркая и молчаливая, она нравилась ему с самого первого взгляда. Он пробовал заговорить с ней, но она никогда не отвечала. Иногда она смеялась над его шутками. А это было самым главным.

Ее звали Лада, когда-то она тоже была из Польши. Только это он, Аурелиуш, был крестьянский сын, а она была богата. Но Лада совсем не была похожа на заносчивую купеческую дочку. Она была как будто все время погружена в свои мысли, в ней не было женственного кокетства, но она была хрупкой и такой невероятной милой, а голос у нее был словно ей на все-все за пределами ее головы было плевать.

Аурелиуш любил слушать этот голос. А если бы она еще хоть раз ответила ему, он был бы, наверное, самым счастливым человеком на свете.

Аурелиуш был рад, что ему поручили подманивать муравьев сиропом и следить, чтобы они совершали свои утренние прогулки под открытым, синим небом. Это был ритуал, маленький и неизменный. Аурелиуш не пропустил ни одного дня. Не пропускала и она.

С тех пор, как уснул его Отец, Аурелиуш все старался угодить Неблагому Королю. У него даже получалось. Неблагой Король говорил, что даст ему работу получше - убивать тех, кто страдает.

Аурелиуш не считал, что это работа получше. Сейчас ему нужно было давать надежду тем, кто может выжить. Не закрывай глаза, не теряй сознание, смотри, смотри на меня. У него получались мотивационные речи, без сомнения.

Неблагой Король сказал, что он слишком хорош для это работы. Но правдой было то, что это работа была слишком хороша для Аурелиуша. Не потому, что он плохо выполнял ее, а потому что иногда он скучал или раздражался на все. Вторая часть его обязанностей, связанная с развлечением, нравилась Аурелиушу куда больше. При дворе было лучше, чем в вечно холодном, умирающем мире. Аурелиуш знал, что он не такой, еще помнил, но он уже давно не видел там ничего, кроме смерти.

А Аркадия всегда цвела.

Аурелиуш не переставал удивляться красоте этого места и не мог представить себя где-то, кроме него. Иногда он раскидывал руки и, стоя на большой высоте, недалеко от Истока, глядел на заледеневшие верхушки деревьев Запада и кричал, что счастлив. А больше, наверное, на свете никому и не надо.

Один из муравьев сбился с пути, и Аурелиуш, как великий дрессировщик, подтолкнул его ногтем к правильному пути в жизни. В этот момент он услышал чей-то осторожный, легкий шаг. Ее всегда так легко было спугнуть.

Аурелиуш делал вид, что занят исключительно бегом своих муравьев, но сердце его билось так сильно. Он прежде подобных вещей не чувствовал, и за это тоже был благодарен Аркадии.

Осторожно, с трепетом, он бросил быстрый взгляд на Ладу. Она спускалась вниз со странной, для принцессы простотой - перепрыгивала через две ступеньки, потом восходила вверх на одну, смотрела на свои ступни, довольно долго, и прыгала вниз снова. То ли она игралась, то ли совершала какой-то ритуал. Она была дивно хорошенькая, тонкая-претонкая, по-оленьи глазастая, такая бледная, что почти не существующая. Аурелиуш смотрел на нее, пока она смотрела на ступеньки лестницы. Перила, вившиеся стеблями растений, имели счастье ощущать крепкую, до белых костяшек, хватку ее пальцев.

Аурелиуш поглядел вверх, небо было высокое и далекое, прохладно-синее. По нему плыли пушистые облака, как сахарная вата, которая одна Аурелиушу из изобретений мира нравилась. Башню Лады называли еще Башней Безумия. Она была Принцессой Заблудившихся, отвечала за самоубийства, совершенные безумными. Зазывала прыгнуть отчаявшихся, предлагала полетать запутавшимся, была голосами в несчастных головах. Аурелиуш и Лада, можно сказать, занимались делом противоположным. Она вдохновляла умереть, он вдохновлял жить. И, наверное, поэтому его так тянуло сюда, в эту башню, построенную из сумасшествия. Пространство здесь было искажено, Аурелиуш иногда видел так мир, но для этого он должен был быть очень-очень, честно говоря - мертвецки, пьян. Углы были рассредоточены, лестница казалась змеей, изогнувшейся каким-то невероятным образом, безупречно-красные стены виделись, как через разные линзы, одни давили, другие тоскливо отдалялись, пространство вопило о своей ненормальности, искаженности, и взгляд все время ощущал это неясное движение пространства. Аурелиушу всегда казалось, что здесь он сходил с ума, и голова болела, и все было как будто рассредоточено в мыслях, разбито на кусочки. Но она - оставалась целой.

Аурелиуш еще посмотрел на то, как скачут по небу облака, поставил на своего фаворита, похожего на длиннохвостого коня. А потом подумал: почему бы и нет?

Мысль была слишком легкой и веселой для того, кто сидел здесь каждое утро уже несколько лет. Потому бы и нет, сказал себе Аурелиуш, и засмеялся. Она замерла, занесла ногу над ступенькой и посмотрела на него. Он напугал ее? Он этого не хотел. Никогда не пугал, и вот. Ни на что не решался, и вот. Он смотрел в ее глаза, светлые и большие, напоминающие глаза зверька за секунду до бегства.

Нужно было решаться, иначе она уйдет. И Аурелиуш сказал:

- Здравствуй, Лада!

Он улыбнулся ей самой красивой из своих улыбок. Некоторое время Лада молчала, но и наверх не взбегала. Ее длинные, нечесаные волосы, светло-русые, неравномерно остриженные так странно смотрелись распущенными, когда на ней было расшитое кружевами, роскошное, темно-фиолетовое платье. Она была босая. Аурелиуш заметил, что ступни ее все в ссадинах, красных цветках, распустившихся на бледной, блеклой коже. Ему стало ее жалко, ей не должно было быть больно, она же была такой хорошенькой. На самом деле многие, к примеру Каспар, говорили, что в Ладе нет ничего особенного. Вот это была совсем неправда. Ничего-то он не понимал. Аурелиуш был знатным красавцем, у него было много женщин, но такой, как Лада он прежде не видел. Драго сказал, что это называется любовь. Когда любят людей видят по-другому, правдивее.