Восход Левиафана (СИ) - Фролов Алексей. Страница 108

- Действительно, - протянул Карн и опрокинул шот в горло. - Но как раз с этим я соглашусь на все сто. Мне кажется, у русского человека... у чистокровного русского, нет этой жилки. Делать деньги на ближнем.

- Это свойство белой расы, - констатировал Салава. - Но это уже совсем другая история. За которую, кстати, в этой стране могут и посадить.

- Это да, - кивнул Карн. - Но к чему был весь разговор? К тому, что своего друга ты не считаешь трусом, беглецом от общества? Потому что он добился чего-то? Потому что сумел не только выжить в обществе, но и победить его, достичь своей цели? И уже потом, находясь на пике, он понял, чего все это стоит. И решил выбрать другой путь, путь отрешения.

- В точку, парень, - кивнул Салава. - Ты не можешь отказаться от того, что тебе не принадлежит. А общество принадлежит людям, достигшим успеха. Тем, кого знают, кого слышат и видят.

- Разумно, но шероховато. Тут можно еще долго спорить, - зевнул Карн. Внезапно он ощутил чудовищную усталость. Посмотрел на часы - без двадцати двенадцать. Полпути.

- Можно, но мы, кажется, уже допили ром, - удивленно констатировал Салава. - Что ж, это к лучшему. По прибытии тебе лучше быть в трезвом уме.

- Это с чего ты взял? - проговорил Карн. - Я ж тебе не говорил, куда и зачем я еду.

- А это и не важно, - улыбнулся его странный попутчик. - Утро всегда нужно встречать в здравом уме. Так мне говорил отец. Пойдем покурим, да будешь ложиться спать.

Они вышли в тамбур, Карн вновь подкурил от зажигался Салавы. Он ошибся, это была не «зиппо». Форма характерная, но такое ощущение, что механизм действует иначе. Искра была ярче, мощнее, да и пламя у зажигалки было странное, с тонким черным контуром по краю. Такого не бывает ни у бензиновых, ни у газовых зажигалок.

- Погоди, - внезапно нетрезвый голос Карна нарушил мерный гул постукивающих колес. - Ты сказал, пойдем покурим, да будешь ложиться. Почему не «будем»?

- Потому что я не буду, - ответил Салава и глубоко затянулся.

- А как же встретить утро в здравом уме? - крякнул Карн. - Или тебя это правило обходит стороной?

- Совсем наоборот, - с легкой улыбкой выдохнул Салава. - Но дальше ты продолжишь свое путешествие уже без меня.

- Ты выходишь на ближайшей остановке? - потупился Карн.

- Чуть раньше, - прищурился попутчик. - Подскажи ка, сколько сейчас времени?

- Без пяти двенадцать, - отвел Карн.

- Что ж, тогда мне действительно пора, - Салава протянул Карну руку, тот машинально пожал ее, все еще не понимая, что происходит. - Рад был пообщаться с тобой лично. Еще увидимся парень! И передавай привет моему названному братцу!

С этими словами он подошел к двери тамбура. Не к той, что вела обратно в вагон. К той, за которой в смазанной ночной тьме стремительно проносились корявые силуэты деревьев. Он приложил руку к замку, который, разумеется, был заперт. Краем глаза Карн уловил движение воздуха между ладонью Салавы и металлом замка. Замок щелкнул. Салава рывком распахнул дверь. В тамбур влетел бушующий порыв ледяного ветра, мгновенно пронизавший разгоряченного Карна до самых костей. Салава подмигнул ему и нырнул в темноту, захлопнув за собой дверь, неестественно выгнув руку. Замок вновь щелкнул.

Карн докуривал сигарету в абсолютной тишине. Ни одна мысль не рискнула потревожить его сознание, в котором багровым пламенем горел единственный вопрос - как? Как это вообще возможно? В последние месяцы он видел достаточно «фокусов», так что мог бы и не удивляться. И тем не менее, это было слишком. Хотя в действительности парня поразила не сама выходка его странного попутчика, а то, как в последний момент изменился его взгляд. За мгновение до того, как Салава выпрыгнул из поезда, радужка его глаз сменилась с карего на огненный. Нет, не на глубокий рубин, как у Эрры. Не на ярко-оранжевый, как у Локи. Это был другой огонь, темный, почти черный.

И все-таки это был бог, констатировал Карн. Он вернулся в купе и обнаружил, что Салава оставил после себя лишь газету скандвордов. Он не заправлял постель, и его небольшой саквояж тоже исчез. Карн взглянул на газету, пролистал ее. Ничего, ни единой пометки. Но он ведь шебуршил карандашом по бумаге, ведь так?

Тут же обнаружился и карандаш, он вывалился из газеты, когда Карн взял ее со стола. Парень поднял его и внимательно осмотрел. Карандаш был не самым обычным. От него исходило колкое тепло, а то место, где обычно располагается стерка, было искусно стилизовано под... Карн не совсем понял, но это определенно была морда какого-то животного. Если бы он чуть лучше разбирался в биологии, то знал бы, что неведомый мастер с филигранной точностью вырезал на навершии карандаша голову африканского трубкозуба.

Шоты и две опустевшие бутылки взирали на него со стола. Еды не осталось. Карн хмыкнул и рухнул на кровать. Кто ж это был? «Передавай привет моему названному братцу!». И имя у него такое странное, Салава. Понятно, не настоящее, а может - одно из. По крайней мере, Карн никогда не слышал о боге с таким именем.

И он уснул, думая о том, что его неведомый попутчик однозначно был прав в одном. Наутро ему нужна трезвая голова. Ведь от завтрашней встречи зависело многое, если не все.

***

Карн проснулся ровно в пять утра, до прибытия поезда оставался еще целый час. Он умылся, почистил зубы и с удивлением обнаружил, что голова почти не болит, да и общее состояние - просто отличное, будто проспал часов восемь. Безумная мысль сверкнула в голове, он схватился за телефон - проверил дату. Нет, все в порядке, он действительно проспал всего пять часов. С этими богами и их штучками не ровен час - станешь шизофреником, хмуро подумал парень и отправился к проводнику, чтобы заказать кофе.

Он захватил с собой пустые бутылки и выбросил их в мусорку. Шоты решил оставить, не забирать же их с собой!

Попивая кофе, он смотрел в хмурый мир через мутное окно поезда, стремительно вспарывающего пространство. Отчего-то подумалось о том, как сильно разнятся ценности у поколений, которые отстают друг от друга едва ли на десятилетие. Сегодня девочки в шестнадцать лет выглядят на все двадцать пять. И ведут себя соответствующе. Не все, конечно, но исключения лишь подтверждают правило. А парни... с укладкой и подворотами на тоненьких ножках они все больше походят на противоположный пол. И такие же капризные.

А что для современного поколения - лес? Они и за грибами то ни разу не ходили, не то, что в поход. Да ну, какие грибы! Стоит ли ради них лазать сквозь буреломы, где можно клещей нахватать и порвать брендовые шмотки? Купить у бабок на рынке - тоже не вариант, ведь не известно еще, где они эти грибы собирали. Проще и безопаснее взять у мамки с папкой денег и сходить в ресторан. Можно еще в супермаркете купить и самому приготовить, да только кто из них умеет готовить?..

Карн вспомнил себя в шестнадцать лет. Не то, чтобы он был пай-мальчиком, который все умел и мог с полным правом считать себя независимым. Город и на нем оставил свой отпечаток. Но для него выбраться куда-нибудь в лес было настоящим приключением! Человек двадцать-тридцать, среди которых хорошо, если половину знаешь, и за город с ночевкой. А потом у костра лежишь на пенке и смотришь на звезды. Ведь там, когда вырвался из объятий пышущего смогом неонового демона, совсем другие звезды. Их много и они такие  разные!

А рядом, на той же пенке, лежит девчонка. Ты знаешь ее от силы часов пять. Вы не друзья и, конечно, не любовники. Вы просто смотрите в черное небо и говорите обо всем подряд. Но связь между вами настолько прочна, что ее даже нельзя описать. Порой столь глубинным пониманием друг друга не могут похвастаться люди, прожившие в браке не один десяток лет. А вот ты точно знаешь, что она чувствует. И она знает. Вы можете не просто заканчивать друг за друга фразы, вы можете общаться, не раскрывая ртов. И вам так хорошо, без всякой эротики и подпороговых инстинктов.

Это бесценно. Потому что это и есть жизнь. Куда все делось? Карн с радостью и сейчас полежал бы так у костра, глядя в бездонную черноту над собой. Да только друзья разъехались, разбрелись по жизни. А те, что рядом, со своими заботами, делами, которые, в сущности, подчинены одной единственной цели - заработать побольше. Он их не осуждал, ни в коем случае, просто ушел азарт жизни, ушло ее таинство и ему было горько.