Северный богатырь. Живой мертвец (Романы) - Зарин Андрей Ефимович. Страница 36

Денис справил им лыжи, и они по снежным равнинам каждую неделю обегали всю громадную площадь от мызы Адицова до Каллина, от деревни Каскена до своей.

Бедные люди ездили в Новгород и на их деньги привозили оттуда муку, крупу и сало.

— Откуда у вас, чертей, деньги? — удивлялись шведы и подозрительно оглядывали их, давая муку или крупу.

— Была казна, вот и тратим! — уклончиво отвечали мужики.

А Матусов с Яковом, совершив все экскурсии, потом сидели у себя в избе, и Матусов старательно писал, совещаясь с Яковом. Записали они, какие места вокруг и как называются; какие на реке и где повороты и мели, какие дороги; как шведы строили укрепление на месте Спасского и как укрепили его; какие верки и форпосты устроили против Ниеншанца и сколько у них орудий и солдат, и припасов. Это все им Денис узнавал.

Время летело стрелой. Уставая в разведках, друзья отдыхали в курной избе, шутили с Матреной, вспоминали убитого Степана, говорили про Софью, про сестру Якова и про Савелова.

День увеличился. Прилетели грачи, запахло весною; почернел снег, вздулся лед на Неве.

— Ну, скоро и уходить нам, — сказал однажды Матусов Денису, и тот даже потемнел от горя, а Матрена вытерла выступившие слезы.

— Ничего! — весело ответил Яков, — сейчас и назад!

Но Якову не суждено было вернуться к царским полкам. Однажды он с Матусовым вышел побродить по окрестностям, и они прошли на место бывшего Спасского. Якова охватили воспоминания. От торгового села не осталось и следа, но Яков знал каждое дерево, каждую точку и водил Матусова, указывая ему, где что стояло до нападения шведов.

— А отсюда я шведского офицера шугнул, — сказал он, подходя к крутому обрыву над Невой, — Ливенталем звали! — Он взглянул вниз и вдруг отпрянул, схватив Матусова за рукав. — Гляди!

Матусов взглянул и попятился.

— Бежим!

Прямо на них из укрепления бежали шесть шведов, махая саблями. Друзья бросились в сторону и вдруг увидели целый отряд.

— Ливенталь! — закричал Яков, узнав офицера. Последний, видимо, тоже узнал его и, указав на него солдатам, что-то приказал им.

Солдаты сразу рассыпались.

— Окружают! — сказал Матусов. — Ну, возьмем палки. Они приподняли дубинки и стали осторожно уходить, но их с криками окружили солдаты. Друзья взмахнули дубинками, и два солдата упали.

— Бей их! — остервенело крикнул Матусов и завертел своей дубинкой.

Яков размахнулся тоже, но в это время опрокинутый им солдат подполз к нему и дернул его за ноги.

Яков грузно упал на землю и успел только крикнуть Матусову:

— Беги!

Пять солдат накинулись на него, а Ливенталь склонился над ним и, злобно засмеявшись, сказал по-русски:

— Теперь повисишь на веревочке, русская свинья. Матусов оглянулся на крик, увидел опрокинутого Якова и, расчистив себе дорогу дубинкой, бросился бежать. Вслед ему раздались два выстрела, но он уже был вне опасности.

Связанного Якова с торжеством потащили в крепость, к суровому коменданту Опалеву.

XXXIII

Неутомимый

Тяжела была зима в Нотебурге. Уж на что люты морозы в Москве, а таких холодов ни Меншиков, ни его солдаты и не помнили. Как задует сверху, по Неве, сиверко, понесет сухой снег, закружит — ни в каких хоромах от холода не спрячешься. Так и ходи в меховом кафтане да валяных сапогах!

Зато невыразимой отрадой пахнула на всех северная весна. Вдруг воздух потеплел, снег почернел. Нева вздулась. Однажды под утро на реке раздались словно залпы орудий. Все испуганно повскакали со своих постелей, а потом выбежали на берег, и глазам всех представилась величественная картина вскрытия реки. Нева буквально сбрасывала с себя оковы. Вздувается ледяная кора горой, круче, круче и вдруг с пушечным выстрелом разломится сразу, рассыплется на десятки кусков, и эти куски, как осколки ракеты, полетят в разные стороны.

Один упал подле Меншикова, и тот весело рассмеялся.

— Будто шведы палят, — пошутил он.

А залпы выстрелов раздавались друг за другом, и освобожденная Нева с победной гордостью несла вниз осколки разбитых покровов.

Солдаты стали спускать челны и лодки. Меншиков приказал снарядить баркас. Повеяло весенним теплом, зазеленели чуть-чуть берега, и всем стало весело, и все забыли про суровую стужу.

Меншиков, сидя с Багреевым за столом с чаркой вина, сказал:

— Ну, скоро и сидению нашему конец. Сейчас все наши подойдут, и пойдем дальше на Ниен-крепость.

Багреев угрюмо кивнул головой.

— Скорей бы!

— Скоро теперь!

И правда, однажды утром послышались как бы вдалеке звуки горна и песен.

Солдаты выскочили на берег.

— Там! Там! — кричали они, указывая на ту сторону реки, откуда слышался глухой шум.

— Баркас! — приказал Меншиков, и в разукрашенном баркасе со своими офицерами перебрался на другой берег, где тотчас велел раскинуть палатку и приготовить стол.

Шум приближался, и скоро все увидели головные колонны войска, а там потянулись орудия, обозы, и к палатке Меншикова на таратайке подъехал Апраксин.

— Куманек! Ну, здравствуй! — закричал он издали.

— Хлеба-соли откушать! — весело ответил Меншиков.

Они крепко обнялись.

— Что, шведы не трогали?

— Где им! А вот морозы…

— Ну, теперь ни их, ни шведов не будет! Или я первый?

— Первым объявился.

— Как наказ был! — сказал Апраксин. — Ну, я со своими распоряжусь, а там и угощай!

Берег скоро оживился. Забелели палатки, затрещали и задымили костры, понеслись вниз по реке громкая речь и веселый смех.

Быть может, он донесся по воде до шведов; Матусов же, услышав этот шум, вскочил с кочки, на которую прилег отдохнуть, и чуть не бегом пустился по берегу к родным ему войскам.

Берег оживился и мало-помалу весь заполнился войсками, отдохнувшими без военного дела на постоях. Пришли Брюс и Шереметев.

Часть войска перекинулась на другой берег. В крепости расположились офицеры, и у Меншикова, что ни день, шел пир горой и лилось море вина.

— Доволен подарком-то, Данилыч? — спросил Меншикова Шереметев.

Тот лишь головой покрутил.

— Уж не знаю, как и отблагодарить тебя! Горда только. Я, знаешь, хочу, — и он зашептал Шереметеву на ухо.

Фельдмаршал засмеялся и сказал:

— И прокурат ты, Александр Данилович!

Матусов пришел к Меншикову с рапортом, и тот, внимательно выслушав его, отобрал у него записки.

— Ну, а тот? — спросил Меншиков.

Матусов вздохнул.

— Что же, думаешь, убили?

— Не иначе, — тихо ответил Матусов.

Вечером он свиделся с Багреевым, и они горячо обнялись после долгой разлуки, а потом, когда легли друг против друга, в сумерках весенней ночи, они разговорились. Матусов рассказал про свои приключения и, окончив, глухо прибавил:

— Вот как убили тогда Степана, думал — умру от горя, не знал, как жить без него буду. Потом с этим Яковом сдружился. Мы ведь с ним совсем как братья жили, и вдруг такое… Ежели бы не царев приказ, да разве я ушел бы от него? Я бы либо умер с ним, либо отбил его от шведа; да, вишь ты, напали на меня, я и не мог! И его уволокли. Ах, Яша, Яша!

— У всех у нас свое горе, — заговорил Багреев. — У меня, Сеня, даже хуже твоего! Тогда мне Савелов-то чуть не в смех был, а теперь самому плакать впору. Привез я Меншикову полюбовницу, а она мне, как жизнь, дорога! Живу всю зиму и гляжу, как он ее то обидеть норовит, то поцеловать; она — в сторону, а он, коли что, и бить ее может.

Обоих охватила тоска. А белесоватая, северная, весенняя ночь и томила, и нежила.

Пришло известие, что скоро будет к войску царь.

Началось ученье. Что ни день, солдаты маршировали, брали примерную крепость, стреляли и воинственным гулом наполняли весь воздух.

А царь уже ехал к своим любимцам, ехал, не зная устали.

В течение времени с ноября по март месяц, где только не побывал он. Проехав в Москву, он после торжественной встречи целый месяц пировал со своими друзьями, после чего поскакал в Воронеж, чтобы укрепить его на случай набега крымских татар. С огромной свитой ехал он через Коломну, Иван-озеро, дачи Кикина, Лефорта, Меншикова, на Иван-озере остановился на день передохнуть и снова поехал. Потом Петр остановился у истоков Воронежа и здесь основал город Раненбург. 3 февраля 1703 года он начертил план, наметил пять болверков, означил ворота и все пять болверков почтил таким пьянством, какого давно не помнили и в Москве. Пятого он уже был в Воронеже, осматривал верфи, а спустя неделю ездил на место впадения Дона в Воронеж и основал город Тавров. Оттуда с такой же быстротой он направился в Шлиссельбург, отписав в Москву Ромодановскому и Виниусу, чтобы они озаботились боевым припасом для его походов на шведа.